Выдавить из себя по капле раба

А. Интродукция

В последнее время все большее число вменяемых граждан Израиля задает себе кучу вопросов по поводу того, что же происходит с нашим государством. Помните, когда-то в нашем советском детстве была песенка: «Сто тысяч почему живут на белом свете»? Вот и сегодня у наших граждан возникают эти «сто тысяч почему». Почему наше военно-политическое руководство пассивно реагирует на возрастающую агрессию ХАМАСа на южных границах страны и ничего не делает для прекращения «огненного террора», уничтожающего сельское хозяйство юга? Почему наша армия практически не реагирует на агрессию палестинских «бесхвостых обезьян» возле пограничных заграждений южной границы? С какой стати наш премьер, Биби Нетаниягу, много раз бегал, тряся гузном, к «другу Путину» в Москву, советоваться и просить не допускать Иран вместе с Хизбаллой к нашим северным границам, но в результате бронетанковые дивизии Асада стоят прямо напротив Голанских высот вместе с Хизбаллой. А «друг Путин» вывел в восточное Средиземноморье эскадру современных военных кораблей, и авиация российского авианосца мешает полетам израильских рейсовых самолетов в Европу?

А недавно мы узнали, что, оказывается, израильское правительство тайно, через египетских и иорданских посредников, ведет переговоры с ХАМАСом о смягчении так называемой «блокады сектора» путем постройки на Синае аэродрома (!), а также морского порта на Кипре, откуда разнообразные товары (в том числе и стройматериалы будут поступать в Газу, разумеется, под контролем Израиля. Хочется спросить, кто из нашего правительства автор всего этого бреда?

Вопросов много. Но наше правительство загадочно молчит, министр обороны А. Либерман, грозно вращает глазами, надувает щеки и обещает ХАМАСу «страшно отмстить», намекая на военную операцию, которой мы так и не дождемся. А тем временем снова открыт переход Керен-Шалом и снова текут в Газу продукты, медикаменты и… стройматериалы для сооружения подземных бункеров ХАМАСа. И мы, вменяемые граждане Израиля, спрашиваем друг друга: – Что же происходит с нашей страной? И откуда берется все это унизительное галутное поведение наших политических и военных руководителей (а ведь многие их них вовсе не прибыли вчера из галута, а гордые сабры в четвертом-пятом поколении), их боязнь собственной тени и мнения Европейского парламента, Совбеза ООН, ЮНЕСКО, американского либерального истеблишмента и еще черт-те кого! Как говорил когда-то великий пролетарский вождь – «Странное и чудовищное».

Глядя с грустью на все это жалкое трепыхание наших лидеров и пассивные надежды на лучшее наших граждан, я вспоминаю случай из своей биографии и хотел бы об этом рассказать.

Б. Непридуманная история

Кто помнит, а для кого-то это уже далекая история, но я напомню, что в пятидесятых годах ушедшего 20-го века, в после сталинском СССР, была отвратительная антисемитская атмосфера, особенно в Москве, и эта вонь пропитывала все общество. Я, учился тогда в московской школе, занимавшей одно из первых мест в столице по дисциплинарным показателям и успеваемости, а наши учителя считались в столице одни из лучших. А пионерская дружина была награждена переходящим красным знаменем за участие в городской общественной работе. Но я хорошо помню, как после звонка об окончании уроков мои одноклассники (2-3-го класса) неслись по лестницам на улицу с победным криком: «Бей жидов – спасай Россию!» и никто из дежурных учителей их не останавливал.

Что же до меня, то с первого и по седьмой класс меня дразнили «сашка-еврейчик», а во дворе – «жид пархатый – номер пятый», а после занятий меня встречала троица из нашего класса и радостно гикая, сопровождала до дома (мы жили по соседству). Радовались они потому, что по дороге нападали втроем и били меня портфелями по голове. Били не сильно, но для них было особым кайфом унизить меня. Все это, естественно, сопровождалось воплями по поводу «Абгама и Сарочки». Самое интересное, что жалобы моих родных в школу и апелляции к классному руководителю ни к чему не приводили. Моей маме объясняли, что это просто обычные мальчишеские разборки и не стоит обращать внимания. Я был мальчик-отличник, меня регулярно награждали грамотами за отличную учебу и примерное поведение, я посещал не только обычную, но и музыкальную школу по классу скрипки. Но в классе меня не уважали, и, если и замечали, то только, когда надо было списать у меня контрольную по сочинению или математике. А одна девочка, в которую я был влюблен, как-то бросила мне при всем классе: «Шойхет – ты же ничтожество!».

Так продолжалось до седьмого класса. А в седьмом у нас случилась лабораторная работа по физике. Физику преподавал завуч, Эвель Михалыч Варшавер, заслуженный учитель РСФСР. Но в школе он славился тем, что на его уроках, если случайно летела муха, то было хорошо слышно. Он был контужен во время ВОВ и потому был жутко вспыльчив. Не дай Бог было разозлить его! Эвеля боялись даже самые отпетые хулиганы-второгодники. И вот на его уроке я подрался с верзилой-второгодником Морозовым. Все произошло из-за карандаша. На лабораторный урок мы принесли специальные тетрадки и хорошо заточенные карандаши для черчения каких-то схем. Я сидел на «камчатке», т.е. на самой задней парте вместе с этим Морозовым и готовился чертить схему движения реактивной тележки, а наш грозный завуч ушел в подсобку за пластиковой доской для опыта. И вдруг этот Морозов спокойно взял мой карандаш и стал что-то рисовать на парте. Я попросил его отдать, но он насмешливо посмотрел на меня и ничего не ответил. Я попросил снова, уже повышенным тоном. Но он не реагировал, как будто я был насекомым. Я попытался отнять карандаш. Но что я мог сделать против верзилы-второгодника, спортсмена и хулигана, выше меня на две головы? Он просто оттолкнул меня и стал ковырять моим карандашом в ухе. Его дружок, такой же второгодник, повернулся ко мне и презрительно сказал: «Не пыжься, еврейчик. Не справишься».

Но когда я вновь попытался отнять свой карандаш, то он не ударил меня и даже не толкнул. Он просто плюнул мне в лицо, смачно так, с удовольствием. И вот тут меня, что называется, перемкнуло. В глазах поплыл красный туман, я бросился на него и стал бить. Бить. Бить… Он пытался достать меня своими длинными руками, и даже достал, но я продолжал яростно бить эту ненавистную физиономию. Я видел его выпученные страхом глаза и фонтан крови, брызгавший из носа. Он пытался оттолкнуть меня, но я схватил его за ворот гимнастерки и швырнул спиной на шкаф с лабораторной посудой. На помощь ему пришел его дружок Генка, первый силач класса и хулиган. Он вцепился мне в шею и стал оттаскивать, но все было бесполезно. Класс встал и восторженно наблюдал происходящее. Все это побоище прекратил Эвель, вбежавший с доской в класс. Он подлетел к нашей сцепившейся троице и с размаху ударил Генку по спине. Эвель был вне себя: «Кто?! Кто это начал? Это ты, мерзавец? – обрушился он на Генку». Тот сидел на стуле, приходя в себя после удара. Мы с Морозовым отлетели друг от друга и стояли вполне спокойно. Но тут раздался робкий голос старосты класса, Леночки: «Это не он. Это Шойхет начал». – «Шойхет?! – заорал Эвель. – Мерзавцы! Я выгоняю вас обоих из школы на месяц! Вон из класса!» И мы с Морозовым, чинно собрав наши портфели, пошли из класса в мужской туалет приводить себя в порядок. Но прозвенел звонок и в туалет, хлынуло мужское население нашего класса, а также и других классов. Весть о драке на уроке у самого Эвеля распространилась быстро и в мужском туалете нас окружила толпа поклонников. Даже матерые хулиганы хлопали по плечу и уважительно хвалили за храбрость. Кончилось тем, что мы пошли по домам, пожав друг другу руки. Мы стали почти друзьями. Дома меня встретил дед, крякнул и почти весело сказал: «Ну, герой, подрался? В зеркало глянь». В зеркале я увидел здоровенный «фингал» под левым глазом и рваную борозду на шее, след генкиных пальцев при попытке оттащить меня.

Дед смазал рану зеленкой, заклеил рассеченную бровь пластырем и накормил обедом. А у меня было странное состояние, которое я раньше не испытывал. Состояние легкости, удивительной свободы и счастья. Потом, через много лет, когда я прочитал какое-то пособие по дзен-буддизму, где было сказано о достижении нирваны, я, вспомнив то свое состояние абсолютного покоя, счастья и свободы, подумал, что вот тогда, после зверской драки на уроке физики, я и испытал впервые нирвану. Потом пришла с работы мама. Выслушала мою исповедь и сказала, что завтра пойдет в школу и все выяснит. Ни мама, ни дед меня не ругали. Кончилось все вполне благополучно. Через день я пришел на уроки, Эвель построил класс, вывел нас с Морозовым к доске и прочел классу лекцию о пролетарском интернационализме (?) и о том, что мы пионеры образцовой пионерской организации не должны опускаться до таких разборок и драк, и уважать все национальности. А староста и председатель совета отряда обязаны будут следить за тем, чтобы мы с Морозовым более не дрались из-за всяких пустяков. Короче, мы вернулись к учебе, и все вошло в обычную колею.

Но после этой драки, отношение ко мне в классе резко изменилось. Меня вдруг сильно зауважали. «Сашка-еврейчик» исчез, растворился в прошлом. Теперь я был – «Саня-друг» или «наш Саня-свой в доску». Но мне этого было мало. Я срочно занялся своим физическим развитием. Я отбросил скрипку и перестал зубрить математику и химию.

Я купил гантели и эспандер в спортивном магазине и настоял, чтобы мама выписала мне журнал «Физкультура и спорт», где печатали комплексы атлетической гимнастики (слова бодибилдинг тогда еще не знали). Я занимался ежедневно и каждое утро, в любую погоду, бегал вокруг дома, тренируя дыхание. На летние каникулы я уехал в спортивный пионерский лагерь Моспищекомбината, где не только прекрасно кормили, но работал физрук-воспитатель Володя Медриш, студент Института физкультуры, который гонял нас на гимнастических снарядах и на легкоатлетические соревнования. Кроме того, там были спортивные секции, и я выбрал секцию бокса. После того, как два лета подряд я съездил в этот лагерь, я по совету Володи пришел в Институт физкультуры и записался сначала в секцию вольной борьбы. А потом занялся тяжелой атлетикой и в течение восьми лет (три года в школе и пять лет института) тренировался в понятии тяжестей и выполнил первый мужской разряд. Но и этого было недостаточно. Я еще занялся борьбой самбо в своем институте и тоже дошел до первого разряда. Все эти меры привели к тому, что никто, нигде и никогда не позволял себе рассказать в моем присутствии еврейского анекдота и даже пошутить на «еврейскую тему». Хотя я видел и слышал подобное в отношении моих еврейских знакомых, как в школе, так и в институте. Эти еврейские мальчики, остроумные, талантливые, добрые, были душой всех компаний. Они позволяли своим русским однокашникам подсмеиваться, рассказывать еврейские анекдоты с отвратительным «еврейским акцентом». И даже рассуждать, особенно в подвыпившем виде, о вредоносной для русского человека «евгайской сущности».

Я где мог, обрывал подобные разговоры. И в моем присутствии никто не осмеливался издеваться над беззащитными еврейским ребятами. Но разве я мог везде поспеть? И я, возмущаясь поведением моих знакомых (студентов моего вуза, а потом и сотрудников НИИ), часто говорил им: «Почему вы не отвечаете? Разве у вас нет человеческого достоинства? Разве вы в душе согласны с этими шуточками и хамскими выпадами?» – На что мне часто отвечали: «Ладно. Они же наши сокурсники (сослуживцы), мы каждый день вместе работаем. Да и это они же шутят. Надо понимать шутки. Ты, вот, еврей, а шуток не понимаешь». А иногда отвечали, что невозможно заткнуть рот всем окружающим, так как русский человек – антисемит и ничего с этим не поделаешь. А один милый кандидат наук, человек с большим чувством юмора, грустно ответил мне:

–Попробуй, возрази моему напарнику, мы с ним вместе ездим в командировки, я как-то попробовал, так он вдруг вызверился, схватил меня за грудки (дело было в купе поезда) и прошипел – Ты, что, жидяра, давно в больнице не лежал? А он такой здоровый! Вот я и свел все к шутке». На что я ответил ему: «Не надо было бояться! Они на самом деле трусы. Трусы и подлецы. Потому что знает кошка, чье мясо съела. Никогда не бойся. Даже если ты слабее».

И в какой-то момент я понял, что, по выражению А.П. Чехова, выдавил из себя раба. Галутного раба. И первым шагом была та драка на уроке физики в седьмом классе, когда я, слабый мальчишка, бросился на здоровенного верзилу и победил. Потом таких шагов к истинной свободе было еще много. И на соревнованиях по штанге, где меня сознательно засуживали во время исполнения жима – судья держал меня со штангой на груди, не давая хлопка. И на соревнования по самбо, где мой противник грубо бил меня по ногам, зная, что судья на ковре «не заметит» нарушения правил. И при поступлении в МГУ, где меня сознательно резали на экзаменах, даже не скрывая этого. Но я стискивал зубы и шел дальше. Я твердо знал, что я один против всего мира и еврею в этом мире снисхождения не будет.

Но тогда, на уроке физики, я сделал свой первый шаг к свободе. И в конце учебы в институте, когда комиссия на выпускных экзаменах сознательно резала меня, потому что нельзя было позволить еврею сдать экзамены на отлично и остаться в аспирантуре, я уже знал, что меня ждет, не боялся и не обижался на эти оскаленные фашистские морды, застывшие в злорадном ожидании – расстроится наш еврейчик до слез или начнет негодовать? А я откровенно смеялся им в лицо – ну что возьмешь с нацистской мрази? И это их больше всего разозлило.

А я пошел служить в ракетную часть ПВО. А, отслужив, устроился работать в лабораторию санэпидстанции, ибо другой работы для меня в Москве не было. Потом было много приключений, связанных с моим устройством на работу, но это уже другая история. Главное, что я никогда не ломался и не унижал своего достоинства, хотя и предлагали унизиться, чтобы получить теплое место. Ибо я был свободным человеком. Выдавившим из себя постылый еврейский галут.

В. Возвращаясь в сегодняшний день

Но вернемся к теме, поднятой в начале этой статьи. Я полагаю, что все эти малопонятные простым нашим гражданам вихляния и пассивное поведение нашего военно-политического руководства объясняются довольно просто. Большинство наших политиков – это израильтяне-сабры. Они никогда в жизни не сталкивались с проблемами галутных евреев, особенно живших на территории Российской империи, а затем в СССР. Им не приходилось бороться за существование и человеческое достоинство в условиях «черты оседлости», «процентной нормы» в царской России, а затем с национальной дискриминацией в сталинско-брежневском СССР. Они вырастали и формировались в своем государстве и среди своих. Это с одной стороны. А с другой – именно эта иллюзия своей страны и притупившееся чувство опасности, породили в них под влиянием идей марксового социализма склонность к либеральным идеям Запада и безудержной демократической демагогии. Породившей в свою очередь разрушительную левую теорию о «государстве всех граждан», фактически отменяющую сионистскую идею еврейского национального государства. Многие наши политики, и особенно журналисты левых СМИ играются в демократию и безудержно критикуют собственную страну и армию, совершенно не задумываясь о последствиях.

Катастрофа европейского еврейства, унесшая жизни более семи миллионов евреев, для них всего лишь насколько страниц в учебнике истории. Израильтяне-сабры отсиделись во время Второй мировой войны в этом тихом углу подмандатной Палестины и не ощутили на себе гибели своих собратьев в Европе. Им не пришлось почувствовать на своей шкуре ненависть к евреям всего остального мира. И, самое главное – каждому из них не пришлось в одиночку ВЫДАВЛИВАТЬ ИЗ СЕБЯ ГАЛУТНОГО РАБА, преодолевая сопротивление враждебного мира. Здесь, по-моему, и кроется мягкотелость наших политиков, их неуверенность в своей правоте и пассивное согласие при малейшем внешнем давлении уступить и откупиться. Откупиться и не связываться. Авось как-нибудь все устроиться. Как в галутном штетле 19 века. Уважаемые в штетле евреи откупались деньгами от погрома, власти, конечно, деньги брали, но не торопились прийти на помощь, так что у каждого погрома были жертвы – изнасилованные девочки и женщины, разграбленные лавки, раввины с вырванными бородами. Но руководство штетла считало, что эти мелочи можно как-то пережить. К чему эта галутная психология привела в середине 20-го века, мы помним. Еврейские юденраты в гетто вели себя точно так же, идя на уступки гестапо, и в результате гитлеровцы при помощи юденратов спокойно вывезли все еврейские гетто Европы к газовым камерам Аушвица. В итоге, евреи СССР вынесли уроки из Холокоста и сталинской антисемитской политики, и стали выдавливать из себя галутного раба. Алия 70-х – и 90-х – хорошее тому доказательство. Но «русскую алию» в Израиле не допускают в политику, почувствовав у большинства наших людей правую национальную ориентацию. Ибо мы, победившие в себе галутного раба, ехали в Израиль, как в наше независимое, свободное еврейское государство. А застали здесь меняющие друг друга левые правительства, где тон задают политики с невыдавленным мышлением галутного раба. Галут оказался въевшимся в подкорку, в подсознание, в гены. Печальное и опасное явление. Нам остается надеяться, что, может быть наши дети, взявшие от нас стремление к свободе и независимости, сумевшие войти в израильское общество, займут достойное место в политике и объяснят всей этой своре международных антисемитов, что Израиль – это наша страна. Наша исконная земля, которая дарована нам Всевышним и потому не продается. Не сдается в аренду никаким «палестинцам» и не уступается ни за какие пряники. А тем левым уродам из ЕС, ООН и прочим «миротворцам», жаждущим нашей гибели, наши дети сумеют ответить в духе Зеева Жаботинского:

– А не пошли бы вы все к черту!

ГМАР ХАТИМА ТОВА, дорогие сограждане!

Александр Шойхет