КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
Серия статей о Гражданской войне в Америке Евгения Майбурда.
Photo copyright: pixabay.com
От автора. Сим начинается мой цикл статей по истории США в период конца XVIII–XIX вв. Период, когда молодая страна – Союз свободных штатов, – пройдя через Гражданскую Войну, превратилась в Империю. С тех пор на культурном фронте создавалась мифология о прошедших событиях, которая благополучно существует до наших дней. Система рабства, экономические условия, обстоятельства отделения штатов Юга, причины и начало Гражданской Войны, ее непосредственные итоги и долгосрочные последствия – все было мифологизировано, и эти мифы стали той историей, которая по сию пору существует в сознании миллионов и в учебниках.
Работая над настоящим материалом, я пользовался только открытыми источниками, опубликованными в разное время в Америке.
В свое время ходила байка – как беглый раб из Кентукки предстал перед мировым судьей в Индиане:
Судья: «Вам было плохо там?» – Раб: «О нет, у меня там была хорошая жизнь» – Судья: «С вами плохо обращались?» – Раб: «Нет. Мы со старым масса были большими друзьями. Вместе рыбачили, охотились». – Судья: «Еда и жилище у вас были хорошие?» – Раб: «Вполне. Свинина, картошка. Патока. У моей маленькой хижины были розы над дверью». – Судья: «Не понимаю. Почему же вы сбежали?» – Раб: «Ну, ваша честь, если появляется возможность, как ее не использовать?».
Отсюда возможны выводы: (1) рабство не всегда и не везде означало бесчеловечное отношение к рабу и (2) даже в самых хороших условиях раб ощущал себя в клетке и мечтал быть свободным человеком.
Мы, в России, обычно имели представление о рабстве в Америке по книге «Хижина Дяди Тома». Ее автор, Гэрриет Бичер-Стоу, была аболиционистской. Питалась, в основном, разговорами и слухами в своей среде. Вроде бы, однажды она побывала с недельку у родни в Кентукки, где было рабство… Талантливо написанная книга (типичный роман викторианской эпохи, с непременным хэппи-эндом а ля Диккенс) стала бестселлером на Севере, а на Юге вызвала протесты и насмешки.
Отголоски находим в другой книге: приезжий с Севера спрашивает у негра: «Правда, что вас тут собаками травят?» Роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» был написан в 30-х годах. Правнучка полковника Конфедерации, она с детства слышала рассказы деда и его братьев о прошлых временах.
Обе книги – замечательные литературные памятники – написаны с чужих слов. Но книга Митчелл вообще-то не про рабство. Негры, которые там появляются, – аналог крепостных слуг и домочадцев в домах российских помещиков. Не то у Бичер-Стоу. Эта книга как раз именно про рабов на плантациях. Из нее можно увидеть, какие предрассудки и россказни бытовали в среде аболиционистов. К примеру, убийца Дяди Тома жуткий Саймон Легри, садист и маньяк, для которого унижение раба гораздо важнее, чем его польза как работника, а покупка новых рабов – выгоднее, чем подержание жизни имеющихся, едва ли может считаться типом обычного рабовладельца. Если такие и встречались когда-то, они разорились задолго до появления на свете будущей госпожи Бичер-Стоу. Да и без этого в книге много «волнительных» моментов. Центральная ее тема – купля-продажа невольников, и всегда поштучно, не считаясь с их семейными или родственными связями. Наверняка такие случаи бывали, вопрос только – как часто и в каком виде?..
Конечно, система рабства была этически предосудительной для просвещенных людей даже уже в начале XIX в. Прежде же отношение к ней было более спокойным. В конце концов, ведь Библия признавала рабство. Что касается секулярной мысли, то даже Джон Локк, отстаивающий понятие «неотчуждаемых прав человека» и выдвинувший понятие «естественной свободы», в наброске о «Конституции Каролины» сделал оговорку о рабстве и был инвестором в Royal African Company, имевшую монополию на работорговлю.
Но здесь мы оставляем в стороне моральные аспекты, чтобы попытаться понять, как и на чем держалась система рабства в Америке, и, прежде всего, что собой представляла эта система.
Начиная с запрещения рабства в штате Вермонт в 1777 г., постепенно так или иначе рабство было ликвидировано почти во всех штатах Севера. В 1800 г. был запрещен законом импорт рабов из-за границы, но не внутренняя торговля рабами. Северные штаты избавлялись от рабства, продавая своих рабов в штаты Юга. В 1860 г. в южных штатах было примерно 3 миллиона черных рабов (по некоторым оценкам, 4 миллиона или больше).
В экономических терминах, рабы для хозяина – это его основной капитал, а покупка раба – это инвестиция в основной капитал. Естественно, в его интересах поддерживать свой капитал в исправном рабочем состоянии, а также обеспечивать его воспроизводство. Он должен был тратиться на обеспечение рабов полноценной пищей, одеждой, жилищем, досугом для восстановления сил, лечением при болезнях или травмах…
Сказанное выше есть априорное рассуждение на основе логики экономических категорий и здравого смысла. Однако все это подтверждается эмпирическими исследованиями – например, в книге Роберта Фогеля и Стенли Энгермана, написанной на основе изучения архивов и других уцелевших документов эпохи. [Robert William Fogel, Stanley L. Engehman. Time on the Cross. The Economics of American Negro Slavery. 1974. ЕМ] Авторы подвели итог длительным и множественным исследованиям в Национальном и штатных архивах, где хранились, в числе прочего, результаты переписей 1850 и 1860 гг. Также в распоряжении ученых оказались документы исторических обществ Юга и Севера, где хранились семейные бумаги, деловые документы и завещания крупных плантаторов. Сотни судебных документов были найдены архивах Генеалогического общества мормонской церкви штата Юта. Все закавыченные пассажи в настоящем разделе – цитаты из этой книги, если нет других ссылок. Все фразы со словом «предвоенный» относятся к периоду до Гражданской войны – Во многом, эти данные относятся к крупным плантациям, от которых в огне войны уцелели учетные и другого рода документы (письма, записки, дневники…). Крупной считалась плантация с числом рабов от 100 и выше.
Итак…
Основой рациона рабов были кукуруза и свинина, а вдобавок к этому они получали говядину, баранину, птицу, молоко, репу, сквоши, ямс, тыкву, яблоки, апельсины, персики и все, что произрастало на Юге. Плантаторы также покупали для рабов то, что не росло в тех местах, – соль, сахар, патоку… Реже, но не как исключение, – рыбу, кофе, даже виски (последнее – как поощрение за хорошую работу). Рабы могли также сами пополнять свое меню охотой и рыбалкой.
Хижины рабов, как правило, рассчитаны были на семью – этот институт был очень важным элементом всей системы рабовладения. Для молодняка иногда бывали хижины-общежития – в среднем, человек на шесть. Общим правилом было не создавать излишней скученности – чтобы избежать заражения вшами, блохами и инфекционными болезнями. В этом отношении, черные рабы жили лучше белых городских рабочих того времени. Калорийность их пищи была на 10% выше, чем у свободных белых. Потребление мяса составляло 70% от показателя для белых. Потребление молока было меньше, но составляло, в среднем, стакан в день на человека.
– Н-да, – сказал кузнец, роясь в ящике с инструментами, – для наших Кентаккийских негров хуже ничего быть не может, чем южные плантации. Попал туда – и верная смерть.
– Это правда, мрут они там, как мухи. То ли климата не переносят, то ли от какой другой причины, но убыль в них большая, спрос на такой товар никогда не падает, – сказал Гейли.
Г. Бичер-Стоу. «Хижина дяди Тома»
Поддержание здоровья рабов было «центральной целью» плантаторов, как показывают сохранившиеся документы – инструкции для смотрящих, [Выбран такой перевод слова overseer вместо слова «надсмотрщик», вызывающего ассоциации с образами Самбо и Квимбо, садистами и дебилами на службе у Саймона Легри. Они столь же отвечают реальности, как и названный персонаж – ЕМ], а также письма плантаторов и др. записи. В книге Фогеля и Энгемана цитируются письменные указания разных плантаторов, где общим мотивом было: даже при легком недомогании, если не видно явного притворства, лучше дать негру денек полежать. «Небольшой отдых часто сбережет больше, предотвращая серьезное заболевание». На крупных плантациях обычно устраивались больницы. На одной из них, где было 168 рабов, была двухэтажная больница на 8 палат. Практически всегда палаты делились на женские и мужские. Одна комната всегда служила как изолятор, еще одна или больше – для амбулаторного обслуживания. Там были аптеки и разное медицинское оборудование. В других случаях хозяин мог выделить под клинику несколько комнат в своем доме.
Все делалось ради двух целей: (1) хорошее лечение быстрее ставит большого на ноги, (2) избежать заражений здоровых больными. Были плантаторы, которые обязательно помещали в больницу раба, чуть только он занеможет (неизвестно, что с ним – вдруг инфекция?). Мало кто мог позволить себе держать на плантации постоянного врача. Но практически везде была постоянная нёрс (опытная медсестра) и повитуха, обе обычно из пожилых рабынь. Они владели основными процедурами и знанием препаратов. В серьезных случаях к больным вызывали врача, и не было необычным, если плантатор заключал с врачом договор о регулярных посещениях – с оплатой либо оговоренной суммы за год, либо за каждый приезд, в зависимости от серьезности случая. Как правило, врач был тот же, что обслуживал семью плантатора, – иногда то и другое происходило в тот же самый приезд, судя по сохранившимся квитанциям и распискам.
Нужно учесть низкий, по нынешним стандартам, уровень медицины, лекарств и медицинской науки того времени. Это относилось и к выявлению причин заболеваний, и к методам лечения. В арсенале врачей основными методами были кровопускание, вскрытие опухолей и «очистка» (видимо, клизмы). «Такая терапия, вне сомнений, скорее посылала в могилу пациентов, которые выжили бы, будучи избавленными от помощи врачей. В случае болезней, чаще всего поражавших рабов, таких как пневмония и дизентерия, помощь врачей была или бесполезной, или только вредила». Правда, они могли помочь, когда требовалась небольшая хирургия: обработать нарыв, удалить зуб, вправить перелом, наложить шину… Они умели справляться с грыжей (нередкий случай у рабов).
Все описанное здесь (и не описанное) имело еще один большой положительный эффект: особенную заботу плантаторов о гигиене и чистоте. «Не многие вопросы упоминались и подчеркивались в инструкциях для смотрящих чаще, чем необходимость обеспечить чистоту – не только самих рабов, но также их одежды, постелей и жилищ. Смотрящим предписывалось лично следить, чтобы рабы «регулярно чинили одежды и стирали их не реже раза в неделю, чтобы они были чистыми в воскресенье, не слонялись по окрестностям в грязи и лохмотьях» и т.п.
Особенно выделялась забота о беременных женщинах. «К беременным нужно относиться с большой осторожностью, – писал один плантатор, – пусть делают легкую работу и возле дома». «Легкая работа» обычно исключала значительные физические усилия. В последний месяц беременности работу еще сильнее облегчали, хотя иные плантаторы считали, что беременные могут почти до крайнего срока быть полезными в работе, даже просто выходя в поле и оставаясь там (типа «подай», «присмотри», «поди скажи», «позови»…). Тех, кто на сносях, на больших плантациях клали в больницу, и роды принимала повитуха. Но если предвиделись сложности, могли и послать за доктором.
В послеродовой период роженица обычно четыре недели находилась под присмотром повитухи или медсестры, после чего ей две недели давали легкую работу на территории поселка. Кормление ребенка грудью считалось делом важным, поэтому кормящих держали на легких работах в течение года. Детей до шести-восьми месяцев кормили грудью четырежды в день в рабочие часы, а их матерям давали 50–60% от нормальной работы. На остаток года грудное кормление днем делалось двухразовым.
Согласно переписи 1850 г., по причинам, связанным с беременностью, среди рабынь в возрасте от 20 до 29 лет умирала одна из 167. Это было меньше, чем средняя смертность по тем же причинам среди белых женщин Юга того же возраста. А вот со смертностью малышей дело обстояло хуже: из тысячи новорожденных негров в 1850 г. умирали на первом месяце жизни 183. Среди белых тот же показатель составлял 146. Это обстоятельство, пишут авторы, дало повод говорить, что с новорожденными рабами обычно обращались плохо. Если так, замечают они, возникает странный парадокс: с беременными и роженицами плантаторы обращались очень прилично, а с их потомством кое-как?..
Работа с данными демографии не помогла разрешить этот парадокс, пока не выделили различия по климатическим зонам. Когда обратились к показателям только для Юга, выяснилось, что там смертность белых новорожденных в 1850 г. была 177 на тысячу. Показатели усредненные, то есть это почти те же самые 183. Возможно, для грудничков климат на Юге был не таким здоровым, как на Севере…
– Но надругательство над человеческими чувствами, привязанностями – вот что, по-моему, самое страшное в рабстве. Например, когда негров разлучают с семьями.
– Да, это, конечно, ужасно, – сказала изящная дама, разглядывая оборочки на только что законченном детском платье. – Но такие случаи, кажется, не часты.
– Увы, слишком часты! – с жаром воскликнула ее собеседница. – Я много лет жила в Кентакки и Виргинии и столько там всего насмотрелась! Представьте себе, сударыня, что ваших детей отняли у вас и продали в рабство.
Г. Бичер-Стоу. «Хижина дяди Тома»
Основой хозяйственной деятельности больших плантаций были два вида организации: в поле это были бригады, а в остальном – и в основном – семья. Она выполняла три главных функции. Первая: это была единица для распределения пищи, одежды и для обеспечения крова. На плантациях преобладал односемейный дом («хижина дяди Тома»).
Другой функцией было обеспечение дисциплины. Поощрение сильной семьи снижало стимулы для побега отдельных рабов. Де-факто семья владела своим домом, мебелью, утварью, одеждой, участком земли для сада-огорода, мелким скотом (козы, овцы) и птицей – как своей собственностью. Вряд ли рабы могли продавать такие вещи на сторону без разрешения хозяина, но распоряжаться ими в пределах поместья могли по своему усмотрению.
И наконец, семья была главным средством увеличения числа рабов. Забота о беременных и роженицах описана выше. Выращивание детей также было функцией семьи. Правда, пока матери работали в поле, малыши были под присмотром пожилых нянюшек (аналог детских садов). Но это не замещало семьи, а было дополнением к ней. Сказанное подтверждается воспоминаниями бывших рабов, собранными WPA в 1930-х гг. – в основном, они упоминали то, чему учили их родители, и крайне редко называли имена женщин, которые вели «детсады». [Work Progress Administration – основана в 1935 г. в рамках Нового Курса ФДР для обеспечения работой низкоквалифицированных людей в период Великой Депрессии. Администрация также организовала массовый опрос американцев – свидетелей Гражданской войны, включая негров, об условиях предвоенного и военного периодов. – ЕМ]
Стабильность семей рабов была в числе главных забот. Для сохранения семьи использовалась система назиданий, поощрений и санкций. В числе поощрений были: отдельные жилища для новобрачных, подарки предметов домашнего обихода, премии наличными деньгами. Нередкими были случаи, когда бракосочетание делалось торжественным ритуалом – в церкви или в доме хозяев. В таких случаях женитьба сопровождалась пиром, подчас по этому случаю объявлялся нерабочий день. Против супружеских измен и разводов применялись санкции. Многие плантаторы считали уместными телесные наказания за измену. Некоторым угрожали плетьми, чтобы предотвратить развод.
Официально закон не признавал браки между рабами, но на плантациях были свои неписаные кодексы – по-видимому, основанные на том, что рабы были частной собственностью своих хозяев. Как и везде в этих описаниях, мы говорим не о «добрых чувствах» белых плантаторов. Такое не исключалось в условиях, когда черные и белые сосуществовали вместе, как заметил Токвиль. Но здесь везде речь идет об экономической выгоде тех, кто владел рабами как капиталом. Имела место двойственная юрисдикция в отношении рабов, и это «не было уникальным явлением на предвоенном Юге». Кстати, подобное имело место в средневековой Европе: законы поместья и законы короны.
Фактически, для большинства рабов релевантными были не законы государства (с которыми они сталкивались крайне редко), а неписаные законы плантаций, где протекала их повседневная жизнь. Поэтому нельзя отмахнуться от легального статуса семьи рабов – это было реальностью. «В то время как Юг развивал высокоразвитые формы капиталистического сельского хозяйства, и экономическое поведение там столь же сильно, как и на Севере, управлялось стремлением к максимизации прибыли, отношения между классами правителей и управляемых здесь имело отчетливые признаки патриархальности, весьма близко напоминающие то, что наблюдалось в средневековой Европе».
«В отличие от современного типа фабриканта, власть плантатора распространялась не только на ведение бизнеса, но также на регулирование семейной жизни рабов, контроль их общественного поведения, обеспечение их пищей, одеждой и жилищем, заботу об их здоровье и защиту их душ». И при всем том, нельзя забывать о викторианской морали, господствующей среди плантаторов. Это также относилось к стабильной семье и ограничениям сексуальной активности вне семьи. «Здесь практика хорошего бизнеса совпадала с моральностью».
Наивно было бы предполагать, однако, что все 100% плантаторов и смотрящих были идеальными викторианцами в вопросах морали и семьи. Наверняка среди них бывали такие, кто искал секс на стороне. Заводили любовниц и содержанок, совращали девочек-подростков, нанимали проституток. Такие вещи бывали и на Юге, и на Севере, а на Юге сексуальная эксплуатация распространялась как на черных, так и на белых женщин. Вопрос не в том, существовала ли эксплуатация черных женщин, а в том, была ли она такой частой, что разрушала черные семьи. Или, иначе: можно ли считать, что степень эксплуатации черных женщин была выше, чем белых женщин? «Ибо, притом, что сексуальная эксплуатация белых женщин была делом обычным, мало кто заходит так далеко, чтобы утверждать, что это разрушало институт белой семьи».
Критики рабства отвечали на наш вопрос положительно. Они приписывали плантаторам и смотрящим превращение плантаций в свои гаремы. А как же? Коли закон этого не запрещал, значит так оно, скорее всего, и было! К тому же, по их представлениям, черные женщины вообще более разнузданы и меньше склонны сопротивляться сексуальным домогательствам мужчин – белых или черных. Больше того, сексуальная эксплуатация белыми, разрушавшая черные семьи, имела еще один аспект: умножение рабов. И потому хозяева поощряли промискуитет среди черных. Все это уводило сексуальную эксплуатацию черных женщин далеко за пределы того, что происходило с белыми женщинами. Такие представления бытовали на Севере.
Прямых свидетельств сказанному не было. Но были рассказы путешественников о том, что они слыхали. Кто-то хвастался, что увеличил число своих рабов, наделав много детей от рабынь. Другой сам видел, как белый заботливо относился к мулату – значит, это был его сын. И т.п. и т.д.
Однако ж, даже если такое и бывало, таких случаев недостаточно, чтобы вывести общее правило для всего многомиллионного населения. «Распространенность мулатов убедила не только предвоенных северян, но и нынешних историков, в том, что на каждый выявленный случай эксплуатации приходится тысяча скрытых случаев». Да и путешественники свидетельствовали о большом количестве мулатов разных оттенков на Юге – от почти черных до почти белых. Может, даже и не врали путешественники, да только какова цена их рассказам в статистическом смысле?
Выясняется, что распространенность мулатов была неодинаковой. Главным образом они встречались в городах, и особенно среди свободных негров. По переписи 1860 г., в городах были мулатами 39% бывших рабов и 20% рабов, так сказать, «текущих». Так что, в городах один из четырех негров был мулатом. А среди сельских рабов (95% всего черного населения) в 1860 г. мулатов было только 9,9%. Едва ли это поддерживает легенду о повсеместной сексуальной эксплуатации рабынь на плантациях. Тот факт, что за 230 лет контактов белых с черными (с 1620 г.) мулаты в 1850 г. составляли только 7,7% рабов, говорит о том, что в одном отдельно взятом году от белых отцов рождалось ничтожно мало рабов.
Правда, за 10 лет, к 1860 г. процент мулатов вырос до 10,4%. Но нужно помнить, что мулаты рождались не только от бело-черных пар, но часто от мулатов с мулатками. По общему определению, человек у которого была примесь 1/8 черной расы считался мулатом. Естественно, рожденный от двух таких родителей тоже был мулатом.
Итак, в литературе и вообще бытовала презумпция, что коли закон не запрещает белому соблазнять рабынь, он всегда будет пользоваться своим правом. Иначе говоря, хозяева и смотрящие могли склонять рабынь к сексу в любой момент по своей потребности. Удовольствия много, а цена удовлетворения похоти незначительна.
Последнее совершенно неверно: цена была очень высока. Во-первых, совращение дочери или жены раба надолго (если не навсегда) подрывало дисциплину, которой плантаторы очень дорожили как фактором производительности труда и общего порядка в хозяйстве. Это не только вызвало бы озлобление и разлад в семье, но опустило бы авторитет плантатора – как Хозяина и как человека. Во-вторых, на кону была его репутация в обществе. Он мог бы принять меры, чтобы происшедшее не стало известно в его доме, но не мог помешать сплетням и перешептываниям между рабами – своими и соседних плантаций. Его соседи скоро бы все узнали.
А главное, если плантатору нужен был секс на стороне, во всех отношениях удобнее для этого был город. Там всегда широкие возможности выбора – от постоянной связи до борделей и проституток. И гораздо легче все скрывать. Авторы показывают на цифрах, что собственник даже 50 рабов был достаточно богат, чтобы обеспечить в городе содержанку (белую или черную), не имея проблем у себя в поместье.
Что касается смотрящих, то тут дело было еще интереснее. Один случай такого рода мог стоить человеку места. И пуще того, ему практически невозможно было найти равноценную работу в других местах, ибо его поведение являло неспособность держать себя в руках. «Никогда не нанимайте смотрящего, который вязался с черными женщинами, – писал своим детям один старый плантатор. – Помимо моральной стороны, в этом столько зла, что и не перечислить».
Были ли элементы расизма в этом аспекте жизни? Наверное, на Юге что-то такое имело место, хотя на первом месте мы видим рациональный расчет плантаторов. Гораздо более подозрительны тут северяне. Приписывание черным женщинам склонность к разнузданному поведению более высокую, чем у белых, было явным проявлением расистских предрассудков. Ни на чем ином такое мнение базироваться не могло ввиду отсутствия каких-либо исследований. Еще интереснее их домыслы о «гаремах» и подобных вещах. Едва ли будет преувеличением объяснить такие домыслы собственной сексуальной озабоченностью кое-кого из северных доброхотов «несчастных чернокожих». Не совсем здоровый интерес к якобы повышенной сексуальности и податливости черных рабынь – как эффект «запретного плода».
Продолжение следует.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.