КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
Лана с мужчинами держится вызывающе. Особенно, с папиными ровесниками – людьми много старше её. Она с ними иронично-снисходительна и словно старается показать, что те глубоко заблуждаются по поводу собственного жизненного статуса. Лана работает, учится в колледже на медсестру и в свои двадцать два года продолжает жить дома. Бойфренда у неё нет. И просто друга тоже. Никого. На любого парня, пытающегося завести с ней знакомство, не говоря уже, закрутить роман, она смотрит глазами матери – женщины, муж которой бросил жену и дочь, сбежав к молодой бабе. С отцом Лана видится редко, хоть и живут оба в Бруклине почти по соседству. Тот не забыл о существовании дочери и время от времени звонит на её мобильный телефон. Иногда они встречаются, и Лана скептически смотрит на уже не первой свежести стремительно лысеющего мужика с доисторическими замашками советского плейбоя. Её безумно раздражают его европейские туфельки с длинными загнутыми носами, какие-то модные маечки, “подсмыканные” бобочки и вообще весь его молодёжный гардеробчик, наверняка купленный на распродажах в недорогих магазинах. Лана давно привыкла к его напускной значительности, за которой сквозит полная безалаберность, и не обращает внимания на его бесконечные приевшиеся “понты”, дешёвые, как китайский ширпотреб. А каким жадным взглядом тот пожирает девчонок её возраста, забывая о присутствии уже взрослой дочери. В такие моменты Лану всегда передёргивает от выражения его глаз – похотливых и сальных. Она обращается к нему по имени, потому что у Ланы не поворачивается язык назвать подобного человека папой.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
– И это омерзительное существо мой отец? – с отвращением думает про себя Лана.– Боже мой, какое ничтожество. Наверное, мама права: они все одинаковы.
В своей душе стоит покопаться хотя бы уже потому, чтобы на минуту ужаснуться…
Очевидный факт, что он дамский угодник, Яша никогда не скрывал. Наверное, именно это свойство натуры человека сентиментально-чувствительного и прославило его среди знакомых как бабника. Он и дверь поспешит перед дамой открыть, и на комплимент не поскупится, всегда улыбнётся больше, чем просто вежливо, подаст руку. Вроде, утверждать, что Яша, как говорят в таком случае, “по женщинам”, среди тех, кто его знал, не было реальных оснований, но, тем не менее, за ним закрепилась репутация мужика, не пропускающего ни одной юбки. По той же причине многие не сомневались в существовании у Яши внебрачных связей. И хотя о тех никто доподлинно не мог рассказать, ему приписывали многочисленные любовные похождения.
– Да вы только поглядите на этого невинного рыцаря без страха и упрёка, – скептически усмехались супруги Яшиных приятелей. – На нём же шкура играет. А глаза? Глаза! Ну, разве может так смотреть семейный человек?
Глаза у Яши, действительно, были очень выразительные. Можно сказать, завораживающие. Тёмно-голубые, почти синие, цвета черноморской волны. Столь возмутительным и нескромным взглядом Яша щедро одаривал любую женщину бескорыстным теплом, но особенно проникновенно им ласкал жену Соню. Преданно-восхищённым, светящимся беспредельной нежностью, когда Яша приносил ей с одесского «Привоза» полные кошёлки, и когда дарил брильянты. Свою Сонечку он обожал и был с ней неразлучен. А так – да, бабник…
Мужчина должен быть порочен в той степени, чтобы источать магнетизм самца и целомудрен настолько, чтобы не стать рабом своих инстинктов…
Ростислав Сергеевич всегда ощущал себя барином. Холёный и вальяжный бездельник, он толком никогда не работал. Потихонечку проживал сначала родительские деньги, потом удачно женился. Вошёл в богатую семью, где и сидел, не слезая, на шее у оборотистой супруги – заведующей крупного московского комиссионного магазина. Но порассуждать любил.
– Преемственность поколений! – восклицал он, дискутируя во время застолий с гостями о делах насущных и о вещах отвлечённых, но, по его разумению, важных.
– Без неё общество обречено на хаос. Мы просто обязаны передать нашим детям традиции, мировоззрение… Да и квартиру с дачей, в конце концов, как передали нам – добавлял Ростислав Сергеевеч, усмехаясь и не забыв, кому именно должен быть благодарен за хоромы в сталинском доме.
– Им передать, – кивал он на взрослого сына Андрюшу, в котором угадывался тоже отнюдь не великий труженик. И Андрюша тоже был барин, и тоже философ, хоть, как отец, не облачался по вечерам в шёлковый шлафрок, а свои мысли выражал прямолинейно и без обиняков.
– Воровать – так миллионы, трахать – так королеву, – проповедовал тот, предпочитая сторониться занятий, не приносивших ощутимого дохода. Правда, о больших делах Андрюша больше говорил, чем в тех участвовал. Больше, фарцевал, давал переписывать на магнитофон импортные пластинки за деньги или, как тогда говорили, обкатывал диски, одним словом, крутился.
Эмиграция перетасовала колоду событий, забросив Ростислава Сергеевича с женой в Америку. Ну и Андрюшу, естественно. Там Ростислав Сергеевич не растерялся и сходу выправил себе пенсию, якобы по болезни, выражавшейся в каком-то сложном душевном расстройстве, а сын, получив грин-карту, поспешил обратно в Москву.
Двадцать лет пролетели незаметно быстро, и вот уже постаревший Андрей Ростиславович – амбициозный мачо из бывших – глубокомысленно толкует о преемственности поколений – в Америке…
В Москве остался его печальный опыт неудачника, развод да бывшая жена с ребёнком. Однако он унаследовал нетленные идеи отца и теперь, как тот когда-то, хлопочет о досрочной пенсии, поселившись у мамы с папой в их субсидированной квартире.
Определиться с желаемым местом в жизни легко, гораздо труднее его занять…
Когда-то мне – курсанту Одесского мореходного училища, приходилось проходить производственную практику в Ильичёвском в порту. Добирался я туда на автобусе, отправляющемся от автостанции «Привоз». На первый рейс народу обычно собиралось негусто, и довольно скоро примелькались постоянные пассажиры, с которыми я уже чуть ли не здоровался каждое утро. Занимали меня эти люди крайне мало, кроме двух попутчиц – женщин лет под сорок. И хоть сидели те порознь и не имели друг к другу ни малейшего отношения, я чувствовал: что-то общее лежало в основе их поведения. Поведения хоть и разного, но в равной степени нескрываемого обеими. Одна – раздражительная презлющая баба, способная запросто, на чём свет стоит, обнести всех пассажиров автобуса, причём лишь в угоду своему скверному настроению. Другая – её ровесница, томная пышка, с застывшей на губах умиротворённой улыбкой. Дамочка – не столько кроткая, но погружённая в ленивую негу и не столько спокойная по натуре, как просто равнодушная в данный момент ко всему на свете. Первая – готовая сорваться и завестись от любой мелочи, и вторая – снисходительная к чьим-то неувязкам в жизни. Обе хорошо одетые и обе в соку – настоящие одесские мамки. Вероятно, причины диаметрально противоположного душевного состояния женщин могли, конечно, иметь разную природу, но тогда мне показалась, что она у них явно одна. Ведь как не крути, а настроение дамы часто зависит от того как она провела ночь…
Воспринимать наличие сильных соперников следует, прежде всего, как индикатор собственных успехов. И достойного неприятеля иметь гораздо полезнее, чем сомнительного союзника. А если задуматься о злопыхателях, то становится очевидным, что интересуются те ненавистным им человеком, потому что испытывают непреодолимую скуку к себе. Ну и как после этого не любить врагов?
Юлик – талантливый программист эмигрировал в Америку двадцать лет назад. Давно мечтал перебраться за океан, уверенный что только там сможет устроить жизнь, как того желает. Долго ходил в отказниках, пока, наконец, в конце восьмидесятых, после очередной подачи документов в ОВИР, не пришло долгожданное разрешение на отъезд.
Устроился он в Америке неплохо.
«…Я чувствую себя здесь как рыба в воде, – писал Юлик в письмах друзьям, – а самое главное, совершенно не беспокоюсь о завтрашнем дне…»
И действительно, Юлик уверенно процветал, но особенно преуспел в последние годы. Основал компьютерную компанию, обзавёлся шикарным особняком в горах, дорогими машинами для себя и для жены. Как вдруг разразился кризис, и посыпались проблемы, с методичностью падения камней домино – одно за одним, неумолимо повалив прежде стройный ряд достижений. Компания стала терять клиентов, пока окончательно не разорилась. И пошло-поехало… Долги, кредиторы, банкротство. Не выдержав всех потрясений, Юлик покончил собой, выбросившись из окна своего дома, который был нерушимым символом его успеха. Отвёз ребёнка в школу, вернулся домой, где уже сидел безвылазно два месяца без работы, и сиганул головой вниз с балкона на втором этаже.
Блажен не тот, кто думает, что нашёл путь к счастью, а тот, кого не погубила эта дорога…
Публикация подготовлена Семёном Каминским
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.