«Вы не прав!»

Нашу редакцию решил посетить секретарь ЦК КПСС Егор Лигачёв. Вначале партийного вождя, прибывшего с визитом в нашу солнечную республику, повезли на авиастроительный завод, затем в какой-то НИИ и на ритуальную встречу со студентами…. И вот с минуту на минуту он должен был прибыть к нам. Лигачёв в те годы только-только входил в силу. Главный ортодокс в партии, инициатор антиалкогольной кампании, крутой и беспощадный на расправу, был последним из большевистских вожаков, кто еще мог внушать страх.

Но над страной уже задули свежие ветры перемен, было произнесено слово «гласность». Так что посещение редакции органично вписывалось в церемониал.

По коридору носился с озабоченным лицом главный редактор Неклессов, журналисты чинно сидели по кабинетам. Всем было не до работы…

Неклессов возглавил газету без году неделя. С первых дней, приняв близко к сердцу веяния перестройки и демократизации, он начал ходить на работу в джинсах и сократил должность секретарши в своей приемной. В его кабинет тут же повалил без приглашения всяческий народ, в основном пустопорожний. Ходоки практически полностью выключили его из газетного процесса. А бедная секретарша Аида отказалась увольняться. Её приютили в корректорской, где она бессмысленно пребывала до той поры, пока Неклессова не увидел в демократических джинсах кто-то из партийных бонз. На следующее утро главного редактора словно подменили, он наорал на первого же посетителя, посмевшего ввалиться в кабинет, разнёс на планерке свежий номер газеты, объявил выговор ответственному секретарю Путемову и приказал Аиде вернуться в приемную.

Сегодня у Неклессова был такой вид, точно он собрался на самый важный экзамен в своей жизни. Он постригся и благоухал парфюмом. Принарядилась и большая часть редакции.

Генка, а ты бы мог сесть в позу лотоса? — вопрос Лиды Абаевой был насколько неожиданным, настолько и неуместным. Мы в строгих галстуках, она в джинсах и легкомысленной блузке. Обстановка наэлектризованная, сидим в кабинете втроем — завотделом Гена Любезный, Лида и ваш покорный слуга, и ждем явление Лигачёва народу. Не до лотоса.

— Отвянь! — отмахнулся Любезный. К Лиде он относился снисходительно и многое ей прощал. Но от Лиды не так-то просто было отделаться. Она была лишена страха и упрёка. Прыгала с парашютом, писала репортажи из тюрем, взбиралась вместе с альпинистами на горные вершины. Её свободолюбивая натура не могла смириться с сервильным ожиданием Лигачёва.

— А ты попробуй, у тебя должно получиться, ты же гибкий, как всякий пресмыкающийся перед начальством, — подначивала Лида. А затем неожиданно сама уселась в позу лотоса. Прямо на стуле. — Представь, что ты держишь на голове всю Землю…

Есть, есть что-то в йоге завораживающее: мне неожиданно самому захотелось с такой же легкостью сесть в позу лотоса, и почувствовать, что я держу на голове всю бренность Земли. Я начал подтягивать правую ногу, затем попытался притянуть левую, но захрустели кости, больно натянулись сухожилья. Пришлось бросить затею.

Поза лотоса успокаивает нервную систему и разум, — вещала Лида.— Только она способна поднять вашу энергию…

— Эх, молодежь, — вдруг выдохнул Гена и, сняв пиджак, начал разминать свои ноги и поясницу. Как и все талантливые журналисты, он был в душе фрондёром. И ему тоже претило нервозное ожидание Лигачева. Хотя и занимался он в юности акробатикой, его попытка усесться лотосом на стуле тоже не увенчалась успехом. Но не таков был наш завотделом, чтобы сдаться после первой неудачи. Он снял туфли и взгромоздился на стол и, притворно кряхтя, начал сгибать правую ногу в колене, затем взял руками ступню и положил ее на левое бедро

— Генка, я всегда верила, что ты настоящий мужчина, человечище с большой буквы, — заверещала Лида. Выскользнув из позы лотоса, она начала активно помогать ему потягивать левую ногу.

— Мне больно, — предупредил Любезный. Но Лида начала как-то по особому массировать его левую ногу, и она медленно стала сгибаться все больше и больше…

— А это наш отдел экономики, — вдруг совсем рядом раздался праздничный голос Неклессова, дверь распахнулась и в наш кабинет ввалилась свита во главе с Лигачёвым. Генка испуганно повернулся к Лигачёву, что-то щелкнуло внутри него, и левая нога скрестилась с правой в замке! Он взвыл и упал на бок.

Это что та-акое? — загремел Лигачёв, сам слегка растерявшись от незапланированной сцены. — Как фамилия?

— Любезный, — прошелестел непослушными губами Гена.

— Неправильное занятие ты придумал себе на работе, — входил в привычное русло разноса Егор Кузьмич, но под влиянием перестройки уже начавший временами избавляться от партийного тыкания. — Вы… э-э не прав, Любезный!

Не правы, — автоматически поправил Лигачёва наш грамотей.

— Кто? — опешил Егор Кузьмич.

— Мне больно, — не стал уточнять Гена.

— Помогите ему!— скомандовал Лигачёв. К Генке бросилась пара человек из свиты. Это были толкачи — привыкшие освобождать проходы для шествий. Они так крепко схватили Любезного, что он, уже не сдерживаясь, заорал благим матом.

— Разве можно так обращаться с человеком! — не вытерпела Лида. — Ему же больно!

— Идем дальше, — скомандовал Егор Кузьмич, решив не присутствовать при издевательстве над человеком. И свита удалилась из кабинета. Местное ачальство, уходя, строгими глазами смотрело на нас и Неклессова.

Лида начала массажировать Генкины ноги и попыталась их расцепить.

Она меня убьет, — заскрежетал зубами Любезный. — Вызывай «скорую помощь».

Врачи приехали быстро, но с трудом прошли через охрану, заполнившую этажи редакции. Они сделали Генке какой-то укол и с трудом, под его взвизгивания, расцепили ноги. И на носилках понесли из редакции. Рядом со скорбным лицом шла Лида и нервно хихикала. К этой поре закончился и обход Лигачёва. Так что «скорая помощь» пристроилась к его кортежу.

Наутро все местные и центральные газеты вышли с описанием визита Лигачёва. Про посещение редакции все упомянули очень коротенько, в том числе и наша. Про лотос не написал никто. А зарубежные голоса сообщили о серьезном сбое в здоровье Лигачева и карете «скорой помощи», сопровождавшей его в поездке.

Генку вскоре выписали из больницы, у него были сильно потянуты связки. Неклессова не сняли с должности, усидел. То ли редакционная оплошность пришлась аккурат на 1 апреля, то ли репрессивные наклонности стали ослабевать в КПСС. Нам с Лидой объявили по выговору. А вердикт Лигачева прижился в редакции и мы с тех пор к месту и не к месту говорили друг другу: «Вы не прав!».

Через год состоялась памятная 19-ая партконференция, на которой Лигачёв обрушился на раскольника Ельцина и заклеймил его знаменитой фразой: «Борис, ты не прав!»

Буквально через минуту — вся страна в те дни сидела у телевизоров — позвонил счастливый Генка, в ту пору он уже дорос до замредактора, и завопил: — Старик, ты слышал, как он Ельцина припечатал? Как меня-я-я!

Нам уже было не страшно.