Последнее эссе Оливера Сакса

Прожить свою неповторимую жизнь

Это последнее эссе Оливера Сакса My own Live, в котором учёный размышляет о своей неизлечимой болезни, о страхе и смысле жизни, подходящей к концу.

Известнейший нейропсихолог и популяризатор науки Оливер Сакс скончался от рака. Он узнал о своей смертельной болезни в феврале этого года. Болезнь была уже в терминальной стадии, поэтому никаких надежд не оставалось.

И в этой ситуации учёный, который на протяжении более чем сорока лет описывал клинические случаи, связанные с аномалиями в работе мозга, и анализировал состояния своих пациентов (книги «Антрополог на Марсе», «Музыкофилия», «Глаз разума» и «Человек, который принял жену за шляпу», о которой мы уже писали, и др.), не ушёл безмолвно со сцены, а написал своё последнее эссе, в котором попытался осмыслить то, что он сейчас испытывает и передать нам частичку своего опыта.

Достойное завершение достойной жизни, которую сам Сакс как-то сравнил с монашеским служением:

“Практически бессознательно я стал рассказывать истории в те времена, когда медицинский нарратив уже был неактуален. Это не остановило меня, потому что я чувствовал, что корни моей деятельности лежат в больших неврологических историях болезни XIX века (и здесь я был вдохновлен великим русским нейропсихологом А.Р. Лурией). Это было одиночество, но проникнутое глубоким удовлетворением, почти монашеская жизнь, которую я вел в течение многих лет.”
Sabbath, The New York Times, 2015

Моя собственная жизнь

Месяц назад я чувствовал себя вполне здоровым, даже отменно здоровым. Мне 81 год, а я все еще проплываю 1,5 км. Но запасы моего везения иссякли – несколько недель назад в моей печени обнаружили множественные метастазы. Девять лет назад врачи диагностировали редкий вид опухоли в моем глазу, меланому глаза. Я прошел через химиотерапию и лазерное излучение и в итоге ослеп на один глаз. Такие опухоли редко дают метастазы, я оказался среди двух процентов несчастливчиков.

Теперь только от меня зависит, как я проживу месяцы, которые мне остались. Я должен изо всех сил постараться жить – как можно более насыщенно, глубоко, продуктивно. На этом пути меня вдохновляют слова одного из любимых философов, Дэвида Юма. Узнав в 65 лет, что он смертельно болен, Юм за один день в апреле 1776 года написал короткую автобиографию-эссе. Он озаглавил ее «Моя жизнь».

«Я уже не сомневаюсь в своей скорой кончине, – писал он. – Моя болезнь почти не причиняла мне страданий, но, что еще более удивительно, я, невзирая на приближение смерти, ни минуты не страдал от упадка духа. Я сохраняю все то же рвение в работе, и мне так же весело в компании друзей».

Мне очень повезло, что я дожил до 80 лет, и 15 лет, отведенные мне сверх юмовских шестидесяти пяти, были так же наполнены работой и любовью. За это время я опубликовал пять книг и написал автобиографию (порядком длиннее, чем несколько страниц Юма) – она выйдет этой весной; у меня почти закончены еще несколько книг.

Юм продолжает: « Я… человек кроткого нрава, ровного характера, искреннего, щедрого, жизнерадостного юмора, способный на преданность и мало предрасположенный заводить себе врагов, мне свойственна умеренность во всех моих увлечениях».

Тут мы с Юмом расходимся. Хотя мне выпала радость наслаждаться обществом любимых и друзей и глубокой ненависти я никогда ни к кому не испытывал, я не могу сказать (и никто из тех, кто знает меня, не скажет), что я человек кроткого нрава. Напротив, у меня горячий, неистовый нрав, страстный энтузиазм, и я до крайности не сдержан во всех своих увлечениях. И все же одна строчка из эссе Юма мне особенно созвучна: «Я никогда не чувствовал себя более отстраненным от жизни, чем сейчас».

В последние несколько дней я оказался способен увидеть свою жизнь как будто с большой высоты – как некий ландшафт, в котором все взаимосвязано. Это не значит, что я потерял интерес к жизни.

Наоборот, я чувствую себя предельно живым, и очень хочу, надеюсь провести оставшееся время со своими друзьями. Попрощаться с теми, кого я люблю, дописать то, что не успел, путешествовать, если будут силы, глубже осмыслить жизнь.

Во всем этом я буду безрассудным, буду говорить, что думаю, прямо в лицо. Постараюсь привести в порядок, исправить то, что должен. Но смеяться и веселиться я тоже буду (и даже делать глупости, почему нет).

Это не равнодушие, а отдаление – у меня по-прежнему болит сердце за ситуацию на Ближнем Востоке, за изменение климата, растущее неравенство между людьми, но все это больше меня не касается, эти события принадлежат будущему. Я наполняюсь радостью, когда встречаю одаренных молодых людей, – даже того, кто диагностировал у меня метастазы. Я знаю, что будущее в хороших руках.

Последние лет десять я со все возрастающей тревогой наблюдаю, как один за другим умирают сверстники. Мое поколение на исходе, и каждая смерть отдается во мне, как будто отрывают часть меня самого. Когда мы уйдем, не будет больше никого, похожего на нас, никто не сможет нас повторить, но, с другой стороны, так было всегда. Когда люди умирают, их невозможно заменить. Они оставляют пустоту, которую нельзя заполнить, потому что такова судьба каждого человека – судьба, записанная в наших генах и нейронах, – быть неповторимой личностью, найти свою собственную дорогу, прожить свою неповторимую жизнь и умереть своей неповторимой смертью.

Я не хочу притворяться, что мне не страшно. Но благодарности во мне все-таки больше, чем страха. Я любил и был любимым. Мне многое было дано, и я постарался быть щедрым в ответ. Я читал книги и путешествовал, размышлял и делился своими мыслями на бумаге. У меня была физическая связь с миром, совершенно особенные отношения, которые возникают между писателем и его читателем.

Главное – мне довелось родиться существом, наделенным сознанием, думающим животным на нашей прекрасной планете, и это само по себе большая честь и невероятное приключение.

Автор перевода Ксения Татарникова
Источник