Николай Досталь: «Поражает само отношение к авторскому труду: неуважительное, хамское»

Режиссер Николай Досталь обратился в блоге радиостанции «Эхо Москвы» с открытым письмом к гендиректору ВГТРК Олегу Добродееву, в котором пишет, что во время показа на канале многосерийного фильма «Штрафбат» его кино подвергли «грубой, мелочной и ханжеской» цензуре.

Удивительно, что речь идет не о ментовском «мыле», которое на нашем телевидении пузырится чуть ли не со всех каналов. О серьезной военной драме, репутационном проекте. Сами телевизионщики гордятся немногочисленным «золотым фондом», фильмами, которые снимают Досталь, Панфилов и Урсуляк. «Штрафбат» награжден на фестивале в Женеве, отмечен премией ТЭФИ. По всей видимости, редактура ВГТРК провела «чистку» многосерийного фильма, усмотрев в нем наличие «табуированной лексики», которая после принятия очередного закона запрещена в СМИ. Между тем Госдума, рассмотрев в первом чтении закон, запрещающий использование нецензурных выражений в литературе, кино, теле- и радиопередачах, сейчас дорабатывает проект, пытаясь разъяснить использование обсценной лексики в художественных произведениях для реализации авторского замысла.

Николай Досталь снимает кино о трагических и малоизвестных страницах нашей истории. «Штрафбат» — война, «Завещание Ленина» — ГУЛАГ и Шаламов — великий русский писатель. «Раскол» — ХVII век, раскол Русской православной церкви.
Мы попросили режиссера прокомментировать свое обращение.

— Безусловно, радость для автора, когда его фильм снова и снова показывают. Но вот я начал смотреть и увидел, как топорно, по живому из фильма вырезали слова, словечки, даже части эпизодов фильма. К примеру, Глымов (Юрий Степанов), в прошлом вор в законе, говорит: «Будешь щи хлебать мудями», стало «Будешь щи хлебать…». Выбросили слова «бл…», «сука», «сучара». В пятой серии — постельную сцену сократили…

Более того, порезали важнейшую сцену, в которой штрафник изнасиловал нашу соотечественницу. В «укороченном» варианте не ясно: изнасиловал ли, или девушка вырвалась? Но на этом строится дальнейшая сюжетная драматургия. Арестовывают комбата, это настоящее ЧП в батальоне… Девушка должна среди солдат опознать насильника. А если он ее не насиловал? В финале первой серии есть блатная песня с припевом. И этот «блатняк» постепенно заглушается великой темой «Вставай, страна огромная…», и весь штрафбат ее подхватывает. Теперь «хоп» — припевы обрезаны. Без всякой перезаписи. А ведь звук, как и изображение, — серьезная составляющая фильма.

И здесь встает вопрос о правах авторов. Поражает само отношение к нашему труду: неуважительное, хамское. Выходит, с твоей картиной могут делать что угодно, хоть задом наперед показывать. Узнал бы Эдуард Володарский, написавший сценарий, каким был показ, в гробу бы перевернулся. Он взвешивал каждое слово.

Известно, что на войне речь сплошь перемежалась ненормативной лексикой, чего в фильме, конечно, нет. Мы тщательно выверяли текст, каждое слово. Оставляя минимум обсценной лексики, без которой нельзя раскрыть характер, особенно уголовников. Это их язык, нрав. Речь — значимая характеристика человека.

Главная же обида в том, как это сделано. Тайно, за спинами авторов. Если бы мне позвонили: «Хотим в прайм-тайм показывать картину, давайте вместе что-то подрежем…» Я бы предложил показать фильм позднее, но в авторской версии. Или вовсе не показывать.

Факт сей печален тем, что может стать прецедентом по цензурированию любого произведения: кинематографического, театрального, литературного. Собственно, поэтому я и написал открытое письмо. Дело же не только во мне. Хотелось бы, чтобы в дальнейшем между телевидением и авторами складывались уважительные отношения. Ведь этими нелепыми сокращениями занимаются редакторы или цензоры, не слишком обремененные понятиями морали, профессиональной этики, авторского замысла, мотиваций, развития характеров героев.

Между прочим, в 2004 году «Штрафбат» был показан без купюр. За это время что-то изменилось.

Впрочем, первый звонок случился еще с «Завещанием Ленина» — там было гораздо меньше «подрезок». Была сцена, в которой голодный зэк показывал фотографию Шаламову. И тот спрашивал: «Что это?» Зэк: «Это моя жена. Ты мне хлеба дашь, а сам будешь смотреть на нее и дрочить…» Слово «дрочить» вырезали. Получилось: «Будешь смотреть на нее». То есть какой-то абсурд… Антон Златопольский потом пообещал повторный показ в полноценном виде. И выполнил обещание. Было это несколько лет назад….

В ближайшее время на ВГТРК начинает идти многосерийный фильм «Раскол», премьерный показ которого состоялся в 2011 году на «Культуре».

На «России-1» фильм будет идти около одиннадцати ночи, сразу по две серии. Показ сложного исторического киноромана будет длиться примерно до часу ночи. Кто будет ее смотреть по будням в течение двух недель? Зато в прайм-тайм в те же дни стоит «Отель «Президент» про жену олигарха. А между прочим, на Совете по кино в Сочи, на котором присутствовали и руководители наших главных телеканалов, был разговор о необходимости снимать кино на историческую тему. Президент говорил о значении просветительства на телеэкране. Наши соотечественники еще как-то знают историю с петровских времен. А раскол Русской православной церкви, эпоха царя Алексея Михайловича Тишайшего, Федора Алексеевича, «бунташный век» — все это темный лес. Солженицын говорил: «Не было бы 17-го века, может, не было бы 17-го года». Трещины, которые глубоко раскололи народ, доползли и до наших времен. Конечно, выгоднее в прайм-тайм ставить развлекуху: тут тебе и рейтинг, и деньги от рекламы. Но, может, хоть иногда свою алчность надо как-то пригасить? Дело же не только в пожеланиях президента, но и личной ответственности руководителей федеральных каналов за то, «что» — «когда» и «как» они показывают.

P.S. Возвращаясь к вопросу морали. Ведь люди, бросившиеся сломя голову цензурировать, резать фильмы, — считают себя морализаторами. По сути же, поступают аморально. Полагаю, что искусственные лессировки, умалчивания, обрывы в нашем познании прошлого — вредная и даже опасная вещь. Рерих предлагал строить светлое будущее из седых камней прошлого. От масштаба таланта художника, от личной ответственности автора зависит, как именно это прошлое отражать.

Уважаемые редакторы ВГТРК, в «Расколе», который планируется к показу, хотя и в минимальных количествах, но также есть обсценная лексика. К примеру, Аввакум говорит «блядин сын»… что на старославянском языке означало «безбожник», «сукин сын» и даже просто «пустомеля». Максим Грек с этим словом связывал «еретические суждения». Пожалуйста, не трогайте текст. Не режьте по живому кино. Оставьте как есть.

Лариса Малюкова, «Новая газета» — «Континент»