На скверном поле белая пшеница не растет

— Вас интересует, почему я переехал в США?.. Если кратко сформулировать: потому что в Советском Союзе жить нормально было невозможно. Хотите точнее? Нормально жить не давали, потому что не давали возможность нормально зарабатывать. Наши зарплаты были мизерные и необходимо было вести полунищенское существование, отказывать себе в самом необходимом: в еде, одежде, обуви, в удобной квартире. Разве можно было подобное состояние назвать настоящей жизнью? — так начал объяснять мне причины своего отъезда с родины мой новый знакомый. — Разве, если было бы в родной стране все по-людски, оставил бы я землю, которую защищал, за которую кровь проливал, и жизнь готов был отдать?! А два брата моих сложили головы свои на фронте, защищая ее свободу и независимость. Только нужда да беда срывают человека с насиженного места.

Представился он Ефимом Крониным. Приехал в США из России.

Передо мной стоял человек невысокого роста. Коренастый. С широким открытым лицом, с прямым взглядом проницательных глаз, хотя и несколько потускневших от времени. Несмотря на преклонный возраст, в нем чувствовалась еще сила бывшего крепыша, сумевшего противостоять возрастному разрушению организма, сохранившего неувядающую жизненность, хотя он и пожаловался на частую боль в коленях и на слабое зрение. Да и верхняя часть головы была у него абсолютно лысой, хотя на затылке волосы росли густо, и он отпустил их настолько длинными, что собирал в косичку, перехватив у плеч простой узенькой резинкой. По-видимому, человек хотел доказать, что появление лысины у него — явление случайное: смотрите, мол, какие волосы у меня еще растут, и вообразите себе, какими они были в моей молодости! И было Ефиму, как он признался, за 90 лет, хотя по энергии, по подвижности, с которой передвигался, по крепкому мужскому рукопожатию — по всему его виду никак нельзя было поверить в его преклонные годы.

— Пришлось мне в жизни многое повидать, — признался мой собеседник. — В 1938 году призвали в армию. Впервые порох понюхал и встречался со смертью лицом к лицу в боях на реке Халхин-Гол с весны по осень 1939 года. Принимал участие в танковых атаках… Посчастливилось видеть и слушать нашего тогдашнего командира корпуса Георгия Константиновича Жукова, получать благодарность из рук командарма Григория Михайловича Штерна за успешное выполнение боевых заданий, за проявленное мужество. Встречался и беседовал с одним из первых дважды героев Советского Союза Сергеем Грицевцом. Японцы получили в ожесточенных боях поучительный урок, такой полный разгром, что побоялись напасть на Советский Союз во Второй мировой войне.

Прошел всю Великую Отечественную войну, как говорится, от звонка до звонка. И горел, и контужен, и ранен был, и в госпиталях приходил в себя, но каким-то чудом выжил. Радовался, как и все советские люди, что пришел конец войне, что установилась тишина на земле, что можно было наконец перейти к мирной жизни. Решил демобилизоваться, уйти на гражданку. Но не тут-то было. Демобилизовать-то меня демобилизовали, но из армии не отпустили.

Направили работать механиком в танковое училище, что находилось в одном из крупнейших городов Союза. Отказаться от назначения, хотя и попытался, оказалось невозможным. Мне заявили: «Ты коммунист. Обещал, вступая в партию, беспрекословно исполнять ее любое поручение, так что будь добр выполнить свое обещание!» Как понимаете, противоречить в те времена не приходилось: можно было «загреметь» за решетку, это в лучшем случае, а могло произойти что-либо и похуже.

В моторах я разбирался неплохо. За мое мастерство меня-то и не отпустили на вольные хлеба. К тому же к нам на работу направили несколько пленных немецких инженеров. Нельзя обижаться на нашу советскую систему обучения. Учили добротно. Но немцы оказались мастерами высшего класса. Многому у них поучился, многое перенял. С их помощью усовершенствовал свое техническое мастерство.

Жизнь вроде бы вошла в спокойное русло. Встретил любимую девушку, голубоглазую белоруску, красавицу, щедрой души человека. Женился на ней. Пошли дети. И стали все больше давать о себе знать материальные трудности. На ее мизерную учительскую зарплату и на мою, хотя чуточку и побольше, прожить становилось все труднее. Вы же, наверное, помните тогдашний широко распространенный анекдот о наших ставках. Получил человек свое месячное жалованье и как-то по дороге домой где-то уронил свою получку. Дает объявление в газете: «Утерян кошелек с зарплатой. Убедительная просьба к нашедшему — не смеяться!». От советских денежных вознаграждений за работу не смеяться, а плакать хотелось. При всей скромности наших требований детям нужна была одежда, обувь, учебники. Попытался попрощаться с училищем — не отпустили. Претензий к моей работе не было. Одни благодарности. Считался первоклассным механиком. А оставить работу не давал партийный билет.

Пошел к своему начальнику танковыми мастерскими Василию Николаевичу Назарову. Человек он был разумный, рассудительный и инициативный. Бывший фронтовик, хотя имел броню, все же вырвался на фронт. И воевал достойно, о чем свидетельствовали многочисленные награды на его парадном кителе. Проявлял он заботливость о своих подчиненных, постоянно конструктивно решал как вопросы производственные, так и проблемы во взаимоотношениях с людьми. Жалуюсь ему: бедствую! Что делать? А Василий Николаевич меня ценил. Без скромности скажу: лучшего мастера, чем я, в наших мастерских не было. Самые сложные ремонты поручались мне. Даже грязная, так называемая космополитическая возня, меня не коснулась. Знали, черти, что без меня обойтись им будет туговато… Мой непосредственный начальник успокоил меня, пообещал что-нибудь придумать.

Через несколько дней Василий Николаевич подошел ко мне и сообщил: «Беседовал я с начальником училища. Он разрешил тебе в порядке исключения в нерабочее время заняться выполнением частных заказов. Дополнительная работа выручит тебя от материальных трудностей, принесет дополнительный доход». И добавил: «Я тебе уже нашел первого клиента. У директора маслозавода сломался «Мерседес». Возьмись, заставь машину снова заработать. Он с тобой частным образом рассчитается. Такая машина у нас редкость, и никто не берется за ее починку».

Привезли мне машину на ремонт. Директор маслозавода интересуется, сколько я запрошу за работу. Я в то время не был сведущ в делах оплаты. Думал, какую же цену назвать. Вдруг как-то само собой вырвалось: «1000 рублей!» Для меня тогда это были большие деньги. Цифра казалась громадной. Однако, смотрю, директор рассмеялся: «Сделаешь, в три раза больше заплачу».

Наладил я машину. Клиент рассчитался, как и обещал, а через недельку приехал на ней в мастерскую и вынес из нее картонный ящик. Я перепугался: «Неужто машина вышла из строя? Не может такого быть! Все по совести сделал». А директор подошел ко мне, хвалит, заверяет, что машина работает как новенькая, мотор идет как часы. Ящик же, который он мне преподнес, оказался ящиком масла. Конечно, поделился с начальником гаража, сослуживцами.

Так что рабочее время у меня удлинилось на несколько часов. Свою дополнительную работу никогда не выполнял в отведенный урочный государственный восьмичасовой день. Честно, значит, качественно продолжал исполнять основную работу, мизерная зарплата за которую оставалась смехотворной, в назначенные сроки. Конечно, не менее усердно относился и к той работе, которая меня на самом деле кормила. Уставал чертовски. Но был доволен: семья обеспечена. Даже летом в мой отпуск с женой и детьми впервые съездили на отдых в Крым.

Но, как известно, все хорошее рано или поздно кончается…

Старик прервал свой рассказ. Помолчал некоторое время, в мыслях возвращаясь к огорчительному прошлому. Серая тень пробежала по его лицу. Он вздохнул, сокрушенно покрутил головой и продолжал свое повествование надтреснутым голосом:

— Сменился начальник танкового училища. Мой босс, как здесь в Америке называют руководителей учреждений, открыто поставил меня в известность: «Извини, Ефим, но без разрешения начальника училища, я не вправе оставлять тебя на рабочем месте после окончания рабочего дня и разрешать выполнять в гараже частные заказы. Могу загреметь с работы. Наш новый начальник — тыловик, пороха не нюхал, красивые, но иллюзорные лозунги затмили ему рассудок, лишили живой гибкости и понимания реальной жизни. По достоверным сведениям, еще та штучка, да и по его поведению видать, что он прямой, как штык. Поговорить с этим напыщенным формалистом о тебе не решаюсь, так как не знаком с ним близко. Попробуй-ка уладить дело сам».

Что оставалось делать? Записался на прием к новому высокопоставленному начальнику. И хотя в приемной ни души, прождал часа два, пока секретарша разрешила мне войти в кабинет. Не успел я порог переступить, как хозяин шикарного служебного помещения, предназначенного для такого ответственного лица, закричал: «Кто таков? Зачем явился?» — и смотрит на меня свысока, с пренебрежением. Сразу почувствовал его чванливое высокомерие, нерасположение к себе. Деваться-то некуда. Излагаю свою просьбу, а он, прищурив глаза, презрительно смотрит на меня, словно я мурашка какая-то, а не человек. Потом вскочил, как ужаленный, да как стукнет кулаком по столу: «Видите, государственной зарплаты ему на жизнь не хватает! Всем хватает, а ему нет. Я же живу на государственную зарплату и не жалуюсь. Проживете и вы… И зарубите себе на носу: никакой халтуры в подвластной мне организации я категорически не позволю! Можете идти».

Встреча с начальником училища оставила неприятный осадок: понял, что он человек ограниченный, слепой служака, надутый твердолобый остолоп, хотя и в генеральском мундире.

Задумался, что же предпринять? Вести нищенский образ жизни, когда чувствуешь себя здоровым, готовым горы перевернуть ради заработка, когда руки тянутся к труду, унизительно для мужчины полного сил. Ни о каких-то излишествах была моя забота, а об обеспечении семьи самым необходимым. Знаете, и у святого терпение может лопнуть, если довести его до отчаянной безысходности. Работаешь как проклятый, как ишак, а зарплата, как кот наплакал. Что это за работа такая, от которой нельзя быть сытым?.. Считается, что труд человека кормит. А мои руки, хотя и не ведали скуки, а в пустом кармане только ветер гулял. Нарушался основной принцип труда: сколько сделаешь, столько и получишь. А рассчитывались с нами по принципу: сделаешь на рубль, а получишь копейку. По работе и оплата должна быть. Трудился на совесть, а жил как белка в колесе: напрягался из последних сил, а обеспечить достойную жизнь ни семье, ни себе никак не удавалось. Зарплаточные копейки, словно песок на морском берегу, сквозь пальцы рассыпались. Только почетные грамоты по праздникам, как из рога изобилия на меня летели. Мог бы оклеить ими все стены квартиры вместо обоев. Однако грамотами же сыт не будешь, детям одежонку на них не приобретешь, жену подарком не порадуешь. Коровы не мычат, овцы не блеют, когда в кормушке достаточно сена, а человек не жалуется, когда зарплата обеспечивает ему нормальную жизнь.

Тяжело плыть против течения, но решил я любыми способами уволиться из училища: знал, что со своими золотыми руками не пропаду. Верил в то, что мое мастерство может меня прокормить, не оставит без куска хлеба. Долго ломал голову, как это сделать. Утямил хорошо, что пока у сердца держу красную книжицу, не удастся уйти из училища. И грустно мне стало: оказывается, чтобы жить по-человечески, необходимо расстаться с партийным билетом, с партией, в которую я вступал в тяжелейший военный час, глубоко веря, что она защищает интересы народа, что она имеет высокую цель — улучшение жизни людей. На деле же получалось все наоборот. Признаюсь, мне даже стало не по себе, когда прояснилось в мозгах, и постиг своим доверчивым умом, что партия, провозглашавшая себя выразительницей народных интересов, на самом деле стремилась к ущемлению народных прав, не заботилась о благосостоянии простых трудяг…

В этом месте Кронин вновь прервал свой рассказ. Чувствовалось, что воспоминания о прошлом взволновали его, Прежние обиды всколыхнули сердце давними несправедливыми огорчениями. Он приподнял обе руки перед собой, развел ладони в разные стороны, словно подтверждая подобным жестом то безвыходное положение, в котором очутился когда-то не по своей воле, а по законам околпаченного общества, введенного в предосудительный обман.

— Первое, что я сделал, перестал посещать еженедельные политические занятия, на которых из года в год талдычили «Историю ВКП(б)». Меня несколько раз склоняли за пропуск занятий на партийных собраниях, пропесочили в стенгазете. Поскольку я был лучшим механиком в училище, со мной вынуждены были считаться и более резких мер не принимали.

Тогда я сделал очередной шаг: вначале нерегулярно, а потом регулярно перестал платить членские взносы. Это уже была большая провинность по сравнению с игнорированием политических занятий. В данном случае партийной организации деваться было некуда: меня исключили из ее рядов. Теперь на «законном» основании я мог освободиться от служебных обязанностей в училище. Чем я и поспешил воспользоваться. С радостью почувствовал себя вольной птицей.

Меня охотно приняли на работу в ремонтные мастерские. На так называемых «халтурах» зарабатывал в несколько раз больше, чем на основной работе. Улучшилось наше семейное материальное положение, что позволило дать дочерям высшее образование и достойно выдать их замуж. Сын успешно окончил учебу в школе.

Но тут нагрянула так называемая перестройка. В стране началась катавасия. Политическая лихорадка ничего хорошего не предвещала. Вскоре все реформы, якобы совершаемые на благо и по воле народа, вновь повернулись против него. Отняли все жалкие сбережения «на черный день» у людей, которые всю жизнь «горбатились» на государство, но не надеялись на то, что оно достойным образом позаботится о них, когда наступит старость. Новые вожди, на словах горячо обожающие трудящихся, а Ельцин даже заявил, что скорее ляжет на рельсы, чем допустит обнищание населения, бросили народ в нищету, обобрали до последней ниточки, разбазарив неизмеримые богатства огромной страны в руки разного рода наглых проходимцев, ненасытных и алчных, с беспощадными загребущими руками.

До меня тогда дошло, что ожидать в таком лицемерном государстве что-либо стабильное, вести в нем нормальный образ жизни просто невозможно. Следует отдать должное моим дочерям и их мужьям: они это поняли раньше меня и эмигрировали из страны, в которой люди вынуждены жить одними пустыми обещаниями о лучших временах, об улучшении своего благополучия, о достижении когда-нибудь материального достатка, испытывая при этом постоянно ухудшение жизненных обстоятельств.

Когда умерла у меня жена, и я собрался к «отлету». Правда, промурыжили меня некоторое время, напирая на совесть фронтовика, гражданина, а главное на то, что трудился в танковом училище, но все-таки отпустили на все четыре стороны.

Хотя я приехал в США человеком пенсионного возраста, но на пособие не пошел, т.к. чувствовал в себе силы работать — просто не представлял себя без работы.

Встретился здесь, на счастье, с бывшим товарищем, который знал меня как отличного механика и работал в ремонтно-технических мастерских у какого-то немца-хозяина. Поговорил он с ним обо мне. Тот пригласил придти «на смотрины».

Хозяин подвел меня к какому-то «Мерседесу» (скажите, бывают все же в жизни странные совпадения!), который, как я узнал поздней, не смогли отремонтировать его подчиненные, и предложил мне: «Вот тебе машина — починишь за неделю бесплатно, без оплаты — зачислю на работу, не отремонтируешь — не обессудь!»

Проверил все составные части машины, разобрал мотор, определил, где и что в неисправности, и стал собирать и расставлять детали по местам. Подходили ко мне американские рабочие, поражались, как это я собираю мотор без чертежей, без схемы. Сами они каждый шаг в работе сверяли с бумажками. Утверждали, что без изображения взаимодействовавших частей ничего нельзя сделать, что ничего путного у меня не получится. Останавливались около меня под разными предлогами, смотрели как на сумасбродного недоучку без здравого смысла, как на чудака-инопланетянина, доказывали, усмехаясь, что без графической системы связей подробностей автомобильного устройства, мол, ничего из самодеятельной блажи не дождаться.

Через несколько часов завершил я работу. Позвали хозяина. Он сел за руль, недоверчиво посмотрел на меня. Проехался по двору. Машина на отличном ходу. Удивлен. Подошел ко мне, бьет одобрительно по плечу, жмет руку, обнимает. «Забудь, — говорит, — что я сказал, что ты неделю будешь бесплатно работать», — и выписывает мне чек, взглянув на цифры которого, у меня глаза на лоб полезли, в первое мгновение показалось, что померещилось: еще никогда за мою работу мне так не платили. Хозяин объявил, что зачисляет меня в штат и чтобы я в понедельник обязательно вышел на работу.

И проработал я в этих мастерских 15 лет. И никакой «халтурой» заниматься не понадобилось. Получал столько, что еще и детям помогал. Только на американской земле я убедился в верности, кстати, русской народной мудрости: «Работа да руки — надежные в людях поруки», хотя в самой России она не находит подтверждения и по сегодняшний день. Могу по праву гордиться, что внес вклад в хозяйственную жизнь Соединенных Штатов. Работал до тех пор пока здоровье позволяло. Уволился, когда оно стало заметно ухудшаться: то одно заболит, то другое. Хозяин искренне сожалел о моем уходе.

В США я еще больше убедился в том, что нельзя препятствовать людям, которые хотят и умеют работать. Такие преграды в ущерб как государству, так и отдельно взятому человеку. Надеюсь, что когда-либо поймут эту прописную истину и на моей родине…

Выслушав откровенный рассказ своего собеседника о житейских мытарствах, выпавших на его долю, об извилистых перипетиях его нелегкой судьбы со счастливым финалом на чужбине, а не на родной земле, я с мучительной тревогой на сердце задумался над тем, есть ли будущее у такой несчастной страны, которую вынуждены, несмотря на всю любовь к ней, покидать люди, с детских лет преданные отчему краю, душой и телом готовые за родину идти в огонь и воду, самоотверженно отстоявшие ее свободу и независимость в суровые годы военных лихолетий и стремившиеся к умножению ее достояния и славы в мирное время. Биография Ефима Кронина и жизненные судьбы миллионов его сограждан-сверстников убеждают, что никакое государство не достигнет расцвета до тех пор пока не станет ценить по достоинству каждого из своих сыновей, обеспечивая им нормальную оплату труда и благоприятные условия жизни.