КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
АННА ГОЛЕМБИОВСКАЯ
ОТПУСК
Когда мы после первого года в Мексике, приехали в отпуск, у Игоря были малоприятные встречи с редактором, а в нашей новой квартире, бывшей запущенной коммуналке, которая получилась путём трудных обменов, нужен был срочный ремонт. Игорь стремился уехать и смешно говорил: «Я хочу снова тосковать по родине!» Но вообще-то не только поэтому. Ему сказали в редакции, что за время нашего отсутствия у главного редактора Алексеева накопилось на Игоря по какому-то одному ему известному поводу раздражение, он рвёт и мечет, и никто не знает, чего от него ожидать. Тогдашний парторг Новиков сказал ему, чтобы он как можно скорее уезжал, что Игорь и сделал незамедлительно.
Я проводила его, сама осталась в Москве. По полному своему легкомыслию взялась делать ремонт в нашей долгожданной квартире, чтобы было куда возвращаться. Мечтала, что будут приходить подружки пить чай, болтать, общаться, ведь все соскучились друг о друге. И заодно ремонт произойдёт. Теперь, когда только и слышишь о евроремонтах, невозможно представить, с чем я столкнулась во время ремонта квартиры. Сначала пришедшие в мою квартиру «мастера» развалили в ней всё, что можно, и потом несколько дней вообще не появлялись. Я окопалась на диванчике в углу кухни с чайником и со всей одеждой, какую имела.
Когда же дошло дело до сантехники, я себе поклялась, что это первый и последний ремонт в моей жизни. Тут уж я воедино «слилась» и «спилась» с рабочим классом: пила с ними водку, что-то без конца готовила, чтобы они не уходили на обед и не исчезали на день, а то и на два, вела беседы, решала их проблемы..
Но как-то этот кошмар, в конце концов, закончился. Меня все поздравляли и собирались отметить новоселье, а потом проводить в Мексику к любимому мужу. И в тот день, когда мы накрывали стол по поводу новоселья, пришли несколько человек рабочих во главе с представителями ЖЭКа и сообщили, что в доме начинается капитальный ремонт. Я застряла в своей квартире, не имея права её покидать, при этом наблюдая, как ломают, пачкают, топчут всё, что только что было сделано с большим трудом. Как-то всё-таки я выжила, но надолго задержалась в Москве. Игорь скучал и писал мне письма, по телефону тогда связываться было почти невозможно.
«Эн, дорогая моя!
Пишу тебе письмо и не могу избавиться от чувства вины за то, что здесь светит солнце, после уборки блестят апартаменты наши, а у тебя — ремонт и холод, и «я машу рукой тебе издалека».
Здесь — всё по-прежнему. То же солнце, те же фрукты, те же магазины. Только цены в них несколько иные. И люди — те же, и живут так же — по своим фешенебельным углам. Ни с кем особо не общаюсь, бывал несколько раз Лёва, сам ходил к Марио, они в заботах о предстоящей поездке Зои.
По приезде было много дел — ремонтировал машину, выяснял отношения с банком. Потом — хлопоты с визой в Никарагуа, смена президентов и т.д. Пишу понемногу для газеты, но и то немногое, судя по всему, пропадает без следа.
Голубев в прошлую субботу улетел через Гавану в Москву хоронить мать. Провожал, возвращался с его Татьяной.
Жизнь я прожил здесь тихую и скромную, всю в мыслях о тебе.
Эн, Анюта, Анюточка! Мешаешь спать, засыпаю с тобой и среди ночи просыпаюсь с тобой. Надо же, столько лет прошло, а всё представляю встречу с тобой, Эн, как последний мальчишка. Ворожба, колдовство, наваждение…
Сегодня почти месяц, как я улетел — и оказалось, что это очень долго без тебя. Завтра улетаю в Никарагуа, быть может, там быстрее время пройдёт. Рассчитываю вернуться 19-20 декабря, чтобы успеть к 22-му, если ты прилетишь. Если не сумеешь — жду 28-го, это последний срок, ибо у тебя выезд из страны до 31 (не забудь взять мексиканскую визу —такая большая бумага с фотографией).
Стащил твои фотографии у Марио и Зои (одну, правда, выпросил). Одна с грузинами, другие среди каких-то живописных деревень, на одной стоишь — руки на поясе, солнце в волосах. Держу их в ящике и всё время подглядываю. У меня заказана Москва на 21-е декабря на утро, постараюсь связаться с тобой, если, конечно, удастся пробиться сквозь твою утреннюю разминку.
Целую, Игорь 7 12. 82
НАШ ВТОРОЙ НОВЫЙ ГОД В МЕКСИКЕ
Игорь встретил меня в Мехико перед Новым годом, и мы пошли встречать его к Зое и Марио. Наш второй Новый год в Мексике.
Игорь мне рассказал, что когда я была в Москве, а он только что вернулся из командировки в Никарагуа, к нему неожиданно пришёл Лёва Кастанян. Когда Игорь открыл ему дверь, тот, стоя в дверях, стал делать какие-то таинственные знаки — показал двумя руками на брови, потом закрыл глаза и скрестил руки на груди. Игорь сначала ничего не понял и провёл его на балкон, там он опять повторил жесты. И тут стало понятно, что в Москве умер Брежнев.
В ноябре 1982 года умер Брежнев, все ждали перемен. Чекисты притихли, и мы оказались совершенно свободными, о нас забыли. Мексика не сильно интересовала газету, и не за этими материалами редактор послал Игоря в Мексику. Мы стали много путешествовать по Мексике. Игорь даже книгу собирался написать под названием «Путешествие с Марио». Что это были за путешествия! Мы приезжали каждый раз в новый мексиканский штат, и каждый раз была будто новая страна со своим искусством, своими обычаями, своей кулинарией. Утром шли на рынок, где нас зазывали хозяйки-мексиканки в нарядных передниках в разгороженные комнаты, и Марио пробовал их еду. Долго выбирал, а потом нас усаживали за стол.
Перед отъездом из Мексики нас пригласил к себе на прощальный обед посол на свою дачу в Куарнаваке. Когда я неосторожно упомянула про еду на рынках, он просто за голову схватился. Все наши люди жутко боялись микробов и всё кипятили в специальных растворах. Ну, а посла, конечно, и вовсе кормили по особым приглашениям в специальных местах. Одни мы жили как мексиканцы, этому научил нас Марио, и никаких микробов у нас не обнаружили, чуть ли ни у одних из всей советской колонии. Видимо, Мексика нам очень подходила.
Как раз во время этого обеда случилось со мной такое: я пошла в ванную комнату помыть руки перед едой. В раковине полз какой-то жучок, мне не хотелось смывать его водой, взяла его пальцами, чтобы опустить на землю — меня вдруг пронзила сильная боль аж до плеча. Я вышла к обедающим, и на глазах всех присутствующих мой палец стал надуваться, как шар. Все закричали: «Скорпион! Скорпион!» Поднялась жуткая паника, посол вызвал скорую помощь, меня схватили за белы руки, повезли в больницу, из дверей больницы бежали мне навстречу человек пять врачей в белых халатах, уложили на больничную койку, сделали уколы, осматривали, ощупывали руку…
Назад потом вернули, сказав, что я легко отделалась. Укус скорпиона смертелен, и только в августе, а это был август, ещё может обойтись, К обеду я вернулась «героиней дня» — оказалось, что там все знали про скорпионов и очень опасались, внимательно осматривали комнаты перед тем, как спать ложиться, особенно боялись за детей. В Мехико уже все слышали о происшедшем. Когда мы вернулись, нам все звонили, а Марио немедленно к нам примчался. Я уже была в полном порядке и смеялась над тем, что со мной произошло, и какая я дура — никогда не видела и не узнала скорпиона. Марио сказал, что нет ничего смешного, на днях у него на приёме был молодой парень, укушенный этим насекомым, у него отнялась речь, едва откачали. А я потом решила, что это был последний поцелуй Мексики, ответное чувство любви, потому со мной ничего и не случилось.
После обеда на рынке мы гуляли по городу, заходили в храмы невероятной красоты. Мой любимый мексиканский штат — Мичиокан, это что-то типа нашей средней полосы, только по-мексикански: прохладнее климат, много хвои, но вдруг где-то неожиданный огромный кактус торчит. Особенно поражало своей красотой огромное озеро в Пацкуаро. На этом озере мы подплывали на остров Хоницио на лодках. Там рыбацкое поселение, и сплошные рыбные кухни — знаменитая белая рыба и маленькие рыбки-чаралес, которых они очень здорово жарят, и везде уютные столики, уголочки для еды. Нам очень нравились тамошние рыбаки, торговцы рыбой. Люди там очень все любезные, тёплые и с большим достоинством.
Но самое большое чудо Мичиокана, да я думаю, что не только Мичиокана, а одно из чудес света — это прекрасные бабочки Марипоса Монарко, которые каждый год слетаются сюда, в своё святилище, преодолевая невероятный путь, — 2 месяца летят из далёкой Канады. Живут они 8-9 месяцев, прилетают в конце декабря, а в марте улетают. Я уговорила Игоря посмотреть это чудо. И хотя нужно было преодолеть трудный путь, и довольно долго подниматься в гору по лестнице, он не пожалел об этом. Вся лестница была усыпана этими бабочками, некоторые были мертвы, другие едва шевелили крыльями. На них трудно было не наступить, но и наступить невозможно. Их нельзя было взять с собой – запрещалось, потому что так прилетающие могут потерять свой алтарь, ориентир. Ветки деревьев покрыты вплотную бабочками, шевелились и гнулись под их тяжестью. Это время их любви. Одни погибают, а новые нарождаются, и в марте улетают в Канаду, чтобы вернуться обратно в декабре. Когда мы поднимались, слышен был тихий-тихий шелест крыльев: они летали над нами, такие прекрасные, что всё казалось нереальным.
Теотуакан. Мехико. Мы с Игорем на пирамиде Луны.
Пирамида Луны
Фреска Диего Риверы
Мехико Дворец искусств
В Мексике мы почувствовали, что такое землетрясение. Мы уже уехали, когда там в 1985 году произошло страшное землетрясение, которое уничтожило больше трети всех многоэтажных зданий в Мехико. При нас оно достигло 7 баллов, и то было страшно.
Поздним вечером Игорь передавал свой материал в редакцию, а я уже легла спать, но читала что-то. Началась страшная тряска – затрещали стены, трещали полы деревянные. Стена в углу комнаты треснула и расползалась на глазах. Вспомнив что-то из рассказов, что надо лезть под стол или становиться под какое-то укрытие, я ринулась было к столу в другой комнате, вернулась за Игорем и за собакой, но в длинном коридоре меня зашатало, как в лодке, а в окно я увидела, что крыша нашего высокого дома наклонилась до земли, зрелище неправдоподобное, даже и представить нельзя, что это такое. Всех нас швырнуло к дивану, и мы одновременно упали на него. Разбились настольная лампа и ваза с цветами, а несколько глиняных мексиканских горшков превратились в мелкие черепки.
Но главное — это ужасное, какое-то животное чувство страха и полная беспомощность перед стихией. Что люди пережили через год после нашего отъезда, и представить трудно. Мы так долго тогда, казалось, целую вечность не знали ничего про наших друзей, пока не наладилась связь.
Позвонили из редакции: новый редактор Толкунов просит вернуться в редакцию ответственным секретарем. В редакции ликуют — возвращение изгнанника, а мы только-только почувствовали, как нам хорошо в изгнании. Но что делать — отказываться нельзя — не поймут, Благодаря каким-то бюрократическим процедурам — кто-то в редакции заболел, кого-то надо было устроить, нам подарили ещё несколько мексиканских месяцев, и мы бросились в путешествие с друзьями, забросив всё, чтобы успеть увидеть то, что ещё не видели в Мексике. Марио даже отпуск взял за свой счёт. Мы проехали Оахаку, Масатлан, добрались до штата Южная Нижняя Калифорния (Бахо Калифорния сур), почти до границы с Америкой. Это было наше последнее путешествие в Мексике, но какое! Вот отрывки из того, что Игорь писал о мексиканской Нижней Калифорнии в газету: «Попадаешь сюда, и тебе бросается в глаза разительность перемен. После буйной зелени лесов Мичиокана, сочных пашен Гуанохуато, после всей щедрой палитры штатов средней Мексики, кажется, что ты попал в другую страну. И это действительно другая Мексика. Всего несколькими красками исполнено полотно Южной Калифорнии — синь моря и неба, прибрежная белизна и желтая даль пустыни. Да ещё зеленые кактусы с поднятыми кверху двумя отростками; издали они напоминают силуэт человека, сдающегося в плен на милость нещадно палящего солнца».
«Пять столетий назад этот же путь преодолел Эрнан Кортес, завоеватель Мексики. В те времена в Южной Нижней Калифорнии обитали два племени — гайкурас и перикес, охотники и воины. Они не знали никаких богов, не исповедовали никакого религиозного культа. Предводителю испанских конкистадоров не удалось покорить их».
Мы проехали весь штат Оахака, потом на пароме переправились через Калифорнийский залив. Плыли по заливу по невиданной жаре, не было ничего даже похожего на дуновение ветра, раскаленный воздух стоял недвижимо, даже ночью термометр показывал выше 30 градусов. Мы прибыли в Ла-Пас, на самый южный кончик полуострова. На прибрежных скалах там грелись на солнышке тюлени, к ним можно было подойти близко-близко.
Почти целый день проводили в помещении, где были кондиционеры, или ездили по побережью на машине с кондиционером, а если вдруг пытались вылезти из машины с надеждой искупаться в море, то было ощущение, что тебя сажают на сковородку, и приходилось оставлять эту попытку. Но зато вечером жара отступала, и благодаря сухому климату, наступала прохлада.
А ночью, совсем ночью, мы плавали в море, прогретом до 25 градусов, рядом плыли сонные пеликаны, совершенно ручные, в море падали звезды и сверкали на воде яркими огнями, а на суше уже была блаженная прохлада. Это было наше последнее путешествие. Мы прожили в Мексике почти два года.
ПОСЛЕ…
В тот момент, когда я заканчивала вспоминать Мексику, вдруг звонит подруга Зои из Москвы: «Я приехала, и мне велено улететь в Мехико с тобой, Зоя и Марио тебя ждут, а я заказываю билеты…»
Мне казалось это невозможным, я будто примёрзла на своем диване к компьютеру, зима для меня была уже всю жизнь и на всю жизнь, я сопротивлялась, как могла, но на меня напали со всех сторон. Из Мехико звонили, все мои друзья как сговорились. Зоя кричала в трубку: «Не забудь только паспорт, остальное неважно, у нас 25 градусов тепла, я тебе всё дам, что не возьмёшь, приезжай!»… И меня уехали. Мистика, телепатия.
Полёт длился 25 часов. Друзья меня встретили в Мехико и сразу отвезли к ним на дачу. Когда мы жили с Игорем в Мехико, там была одна комната — просто крыша над головой. Но ведь там всегда тепло, и мы и в то время уже приезжали туда. Сейчас у них большой и красивый дом с великолепным садом.
Три дня мы горевали с Марио об Игоре, выпили ведро текилы. Зоя помогала нам, умоляя закусывать хоть лимоном и солью, как положено у мексиканцев. Потом Марио сделал мне укол, как когда-то, когда мы путешествовали по Бахо-Калифорнии, и я там заболела. И я долго спала.
А потом мы поехали в нашу с Игорем любимую Куарнаваку, и там по-прежнему была весна, ведь по-другому там не бывает. И по-прежнему цвела моя любимая буганвилья цвета фуксии и хакаранда цвета нашей сирени, и лепестки под нежным весенним ветром слетали с деревьев и покрывали дорожки, воду и зелёную траву. Как тогда…
Ещё мы поехали в город Гуанохуато, о красоте которого я уже рассказала.
А там… там, оттуда ходит автобус очень высоко в горы. На горе этой ещё одно из чудес света — памятник Христу. Это географический центр страны. Дорога туда очень страшная: автобус маневрирует между пропастью и корявой скалой, просто удивительно, как это ему удаётся, еще и дорога узкая и встречные машины, но туда едут со всех концов света паломники. Памятник грандиозный, произведение двух мексиканцев — скульптора Фидео Еличанто и архитектора Николя Пинья высотой 20 метров.
Когда уже поднимешься по высокой лестнице, начинается гладкая, вымощенная плиткой дорожка, по ней на коленях идут верующие. Я подошла к Христу, и почти не помню, как и сколько времени это было. Молилась за Игоря и молила, молила избавить меня от этой жгучей тоски о нём, совершенно несовместимой с жизнью. Ну, может Он сжалится и поможет.
(Продолжение следует…)
Часть 1 https://kontinentusa.com/culture/anna-golembiovskaya-nashe-krugosvetnoe-puteshestvie-s-igorem/
Часть 4 https://kontinentusa.com/uncategorized/anna-golembiovskaya-nashe-krugosvetnoe-puteshestvie-s-igorem-chast-4/
Публикация подготовлена Ильей Абелем
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.