Звезда соцсетей

1.

На главной странице Facebook Люся Мажор лежала полуобнаженная среди морских звезд.

Странная фотка!

Если не сказать больше…

Звезда — пентаграмма, знак Сатаны, Люся же была египтологом, изучала гробницы.

Надо бы Федору держаться от Люси подальше, а он в соцсетях обменялся с ней номерами мобилы.

Мажор позвонила первой.

— Чего такой робкий? Все молчишь. Ботаник?

— Немного.

— Я к тебе с деловым предложением.

— Работа у меня есть. Сисадминам платят.

— Дослушай! Это ребятки с самого верха. Видимо, им понравилось мое погоняло — Мажор. Вот они и предложили мне нарыть контент сайта «Радость моя».

— Целевая аудитория?

— Тинэйджеры. А то ведь на улицу выйти жутко. Сплошь негатив. Торчки. Поножовщина. Блядство.

— Идея здравая.

— Короче! На меня вышел Самуил Жабий, психонервопатолог Кремля. Именно он будет куратором проекта. Предлагает встретиться в ближайшее воскресенье, в полдень.

— Где?

— Кафе «Плакучая ива», на Чистых Прудах.

—Ок. Знаю.

Люся положила трубку.

У Федора Шерстюка гулко заколотилось сердце. Предчувствовался поворот сюжета. Все дни проводит он за компом. Остро не любит людей. А вдруг, блин, через этот сайт полюбит? Тем самым опровергнет фразу Камю: «Ад — это другие».

2.

Федя ехал в метро, корчась от боли. Какие кругом лица… Хари! Как же их легко любить в 2D, на плазменной панели монитора. А здесь они в 3D, со всеми телесными изъянами и чумовыми запахами.

Как же врет Facebook!

Людмила Ивановна оказалась сорокалетней женщиной с худым и бледным лицом. О былом телесном великолепии сигнализировали лишь длинные ноги в черных колготках.

— Вот он какой, Федор Шерстюк! — Люся вскочила из-за стола. — Совсем молоденький.

— Уж извиняйте…

Г-жа Мажор пила ярко желтый апельсиновый сок, курила тонкую папироску.

Федя сел на дюралюминиевый стул, потер глаза.

— Я бы кофе выпил. Надо взбодриться.

— Гарсон! — крикнула Люся. Тронула Федю за локоть: — Что такой смурной? Не выспался.

— Мне с живыми людьми как-то неловко.

— Бывает… Где же Жабий? Попал в пробку? Ты где учился?

— В МГУ. Закончил с красным дипломом.

— Умница. А мне уже 42. В мамочки тебе гожусь.

— Ну, и скажешь. Ты весьма сексапильна.

— Правда? — Людмила поправила огненно-красную челку. — Ты, верно, девственник.

— В точку.

— Легко поправить.

— На что намекаешь?

— Ага! Вот и Жабий!

По проходу уткой переваливался человек кг под 140. Клетчатым платком вытирал лицо.

3.

Голубые глаза кремлёвского пузыря глядели елейно.

— Завидую вам черной завистью. Молодые, красивые… А я уже одной ногой в могиле. Ждет меня там гробовой червь. В наличии диабет, грудная жаба, тремор.

— Вы еще ничего, — щурилась Люся.

— Куда там! Иногда приступы кровохаркания. Туберкулез, наверно.

— Плохи ваши дела… — пробормотал Федя.

Очи Жабия согнали медовую поволоку:

— На жалость не давлю. Мне всего 52. Жить да жить. Нарожать детишек. Прочь досужие бла-бла. Поговорим о деле.

Самуил выудил портмоне крокодиловой кожи. Пощелкал по нему широким ногтем.

— Сам аллигатора завалил в долине Нила. М-да… Гонорар вам решили положить царский. Дело-то доброе, сайт «Радость моя». Так сказать, радость в чистом виде. Гарсон! Свежеотжатый ананасовый сок. И поживей, голубчик.

— Я уже читаю труды Оптинских старцев, — алой помадой Люся красила губы.

— Направление верное, — насупился Жабий. — Где же сок?! Гарсон!

Сок появился.

— Каков задаток? — Людмила швырнула тюбик помады в сумку.

Жабий одну хрустящую пачку пятитысячных протянул Люсе, другую Феде.

— Это только начало. Надо вдохнуть в россиян добро. Ведь кругом морды с полотен Босха и Брейгеля. Выйти из дома жутко. Сожрут, не чихнув, с потрохами.

4.

«Секс — это что-то божественное!» — думал Федор Шерстюк, лежа в кровати г-жи Мажор, разглядывая на лепном потолке крылатых ангелов.

Люся вернулась из ватерклозета. В сумерках лунной ночи возраст ее не заметен. А силуэт будто с холстов Рубенса. Особенно грудь. Упругая, нежная.

Богиня села на край тахты. Выбила из пачки «Мальборо» сигарету. Призрачный дымок потянулся в форточку.

— Ну, как я тебе, цыпленок?

— Готов еще раз.

— Придержи коней. Нарезвимся. Скажу откровенно, мне этот сайт на фиг не нужен. Просто я запала на тебя в паутине. С такой милой мордашкой, плечами… А тут подвернулся этот кремлевский дядя.

Федор сокровенно погладил Люсину грудь. Бархат? Атлас?

— Ты рожала?

— Именно ты мне подаришь маленького.

— Знаешь, а меня затея с сайтом греет. Через него сам излечусь от злой мизантропии.

— Мяу, — заскочил на кровать черный жирный котяра.

Люся пощекотала кота за ушком:

— Знакомься, мой кот Бегемот. Обожаю Булгакова.

— Не читал.

— Так ты темный?! Ложись ко мне под бочок. Расскажи о себе.

— У меня эрекция.

— Ой, как некстати. Хотя…

5.

Утром, в потоках солнечного света, Федя подивился квартире. Точнее, начинке. В центре зала высокая стеклянная пирамида с ширмой у входа. На выпуклых обоях причудливый подводный мир, морские звезды, мурены, зубастая акула. Абажуры ламп в виде толстенных рыб с вытаращенными глазами.

— Какая, Люся, у тебя фантазия! — Федор поежился. — Не страшновато жить в таком аквариуме?

— Привыкла… Наследство бабки. Она была главным энергетиком «Южморгеологии».

— Пирамида ее?

— Моя… — Людмила отбросила ширму, вошла в домик матового стекла, подвернув под себя ноги, села на узорчатую подушечку в позе лотоса. Сложила на груди ладонь к ладони. — Здесь медитирую.

— То-то на Facebook ты лежишь среди морских звезд.

— Ага.

— Ты в курсе, что звезда, пентаграмма — знак Сатаны? Изобретение древних египтян, творцов пирамид.

— В сатанистки меня не ряди. Я близка православию. Точнее, мультиконфессионна. С симпатией отношусь к любой вере.

В пирамиду величаво вошел перс Бегемот, прижался к хозяйке, застыл в какой-то молитвенной позе.

Не нравился Феде этот кот. Ой, не нравился. Как пить дать, выходец из иных сфер. Инфернальных.

— С симпатией относишься и к вере сатанистов? — спросил горлово Шерстюк.

— Уверена, и у них есть рациональное зерно.

Грянул телефонный звонок. Люся включила мобилу на громкую связь. Из трубки раздался задыхающийся от жира голос Самуила Жабия.

— Приступили к работе? Или конь не валялся?

— Зачем спозаранок звоните?

— Я над сайтом мозговал целую ночь. Могу подсказать идеи.

— Пожалуйста.

— Мне лично звонил сам президент. Просит активизировать процесс. Так что, шутки в сторону. И никакого секса с программистом.

— Не ваша забота. Говорите идеи.

— При личной встрече. Жду вас сегодня в кафе «Подвал Лубянки». Чао. Пока! Или как там теперь говорят? Чмоки-чмоки.

Жабий нажал кнопку отбоя.

Люся отбросила мобилу:

— Мерзкая личность! Может, вернуть аванс? Ну его на фиг?! Свою «Радость мою» мы уже получили.

— Ты не поверишь, радость моя, я меня снова эрекция.

6.

Прошло три года.

Грянула украинская революция.

Самуил Жабий оказался одним из ее негласных лидеров. После ареста в Москве всплыли его коррупционные делишки. Поехал по этапу г-н Жабий проветриться в Магадан на пяток лет. Быть может, при суровом климате и экономном питании он избавится от тирании диабета и тремора.

А что же Люся и Федя? Что кот Бегемот? Что, наконец, с мажорным сайтом «Радость моя»?

Финансирование после ареста Жабия прекратили. Все данные стерли. Спецы с Лубянки заподозрили, мол, интернет-ресурс создан лишь для разжигания революционных идей и террористических поползновений.

Однако друзья на этом сайте неплохо подзаработали.

Хотя какие друзья? Любовники! Федя даже предлагал Люсе выйти за него замуж, да та отказалась. Сослалась на возраст. Уж старенькая. Посоветовала подыскать барышню погорячее.

— Да не нужна мне молокососка! — молитвенно складывал на груди руки Шерстюк. — Ты дашь любой фору.

Людмила, закинув очаровательные ножки в черных лосинах на спинку дивана, курила тонкую египетскую пахитоску. Кот Бегемот лежал у нее на животе, кривил толстую морду от дыма.

— Милый мой зайчик, неужели не врешь?

— Ты перевернула мою жизнь. Теперь я не боюсь людей. Монитор ненавижу! В настоящий момент не подпишусь под фразой дурака Камю: «Ад — это другие».

— Человек — венец творенья? — Люся пустила к абажуру-рыбе колечко ментолового дыма.

— Мне теперь всех жалко. Причем жалко реальных хомо сапиенсов, из плоти и крови. А не эти чмошные тени на плазменных экранах.

— А я больше звездой соцсетей быть не хочу… — Люся помассировала свою левую грудь. — Климакс у меня, что ли?

— Рыбка моя! — кинулся к ней Федор. — Какой там климакс? У тебя ментальность семнадцатилетней.

— Ты милый… Поцелуй меня.

— Сейчас! Я так полюбил реальную жизнь! С ее картинками, звуками, запахами.

— Поцелуй же.

Федор нагнулся.

Кот Бегемот спрыгнул с живота хозяйки, зацокал коготками на кухню, затрещал рыбными кубиками из тихоокеанской форели.

После мажорного лобзания в голове все смешалось.

— Чувствую себя блудливой Клеопатрой! — Люся поправила свой огненно рыжий чуб.

— Давай, только уберем эту идиотскую пирамиду, переменим обои, абажур… И я тебе обещаю грандиозные секс-каникулы. Кота Бегемота бы еще кому сбагрить.

— Кота не тронь! Кот — святое.

— Как скажешь. Ой, я уже не могу. Раздевайся! Кстати, я уже стал читать Булгакова. Клевый чувак. Опять же почему-то котов любит.

Коллеги об авторе.

Борис КРУТИЕР:

Артур КАНГИН — автор многочисленных публикаций на страницах отечественных и зарубежных (США, Канада, Германия, Израиль) печатных изданий, участник антологий «Сатира и юмор ХХ века» и «Лучшие рассказы второй половины ХХ века», лауреат нескольких, весьма престижных, литературных премий. Пишет он ярко, с присущим ему природным чувством юмора, тонкой иронией, порой и со злым сарказмом. А как еще можно писать об абсурде нашей действительности?! И всему этому способствует фантасмагоричный сюжет, делающий чтение увлекательным занятием.

Аркадий АРКАНОВ:

Бытует мнение, что жанр юмористики — облегченный жанр. Если забыть о Рабле, Свифте и Зощенко, то может быть скептики и правы, но спешу их успокоить. Судя по тому, что я читал, есть опасение думать, что Артур Кангин может перерасти столь неуважаемый жанр и создать нечто очень и очень значительное. Так как чувство слова у него великолепно.