Знаменосец

1.

Алый стяг мятежа трепетно передан именно ему в руки. Сотни очаровательных барышень каждую ночь готовы с ним разделить ложе любви. Ну, как сказились! Явно они в нем видят кого-то другого. При его-то весе в 163 кг, запущенной стенокардии, тяжелой отдышке, наконец, возрасте, в следующем году ахнет полтинник.

Митя Гжель вел на радиостанции «Эхо РФ» передачу «Поверх барьеров». На Фейсбуке у него тысячи друзей. Проза его в самом элитном издательстве выходит тиражом в четверть миллиона. И это в стране почти не читающей. И, самое главное, козырный артист театра на Таганке, Мотя Тузиков, исполняет под гитару провокационные частушки Димы. Похоже, он — самый востребованный продукт на интернет-рынке. Число кликов астрономическое и обвально растет с каждым днем.

— Даша, дорогуша, завтракать будешь? — Митя подошел к зарешеченному окошку в запертой двери.

— Я не Даша, а Магомет.

— Пусть Магомет.

— Магомет страшно проголодался.

— Бегу, душка…

Да-да, причина его яростной революционности — незадавшаяся семейная жизнь. Первая жена, Ангелина, пятнадцать лет назад выпала из окна. Вторая, Вероника, неосторожно шагнула под колеса подмосковной электрички. Эта третья, совсем молоденькая, обкурившись травки у революционного костра на Баррикадной, стала считать себя мужиком-пророком.

Как же, блин, в жизни все запутано! Добро и зло нерасторжимо. Все сплавлено в какой-то слиток.

Покормив жену, Митя пошел прогуляться.

Просто так ему на улицу было не выйти. Слишком узнаваем. Поэтому он переодевался в костюм бабы-бомжихи. Зашмыганные белые кроссовки. Грязный сарафан с поролоновой накладкой грудей, зад имелся и так подходящий. В руке дырявый пакет из IKEA с жестяными банками из-под пива. Да! На голову, понятно, парик со спутанными седыми лохмами. Тщательно пришлось перед карнавалом побриться.

Митин дом располагался покоем на Тверской-Ямской, неподалеку от памятника В.В. Маяковскому. Место козырное, жаль только из-за ежесуточного потока машин для житья невозможное. Да и бляди-сайгаки так и шмыгают, а за ними полиция с нанодубинками.

Ага, вот и первая баррикада возле отеля «Пекин». Внавалку всякий строительный хлам, ржавая панцирная кровать, кресло без ножки, зачем-то подушка с торчащими перьями… Вокруг этого нагромождения радостно топчется дюжина молодых парней и девчонок. В десяти шагах смущенно стоит карликовый полицай, хлопает глазками с детскими ресницами.

— Как дела? — спросил Гжель.

— Топай, бабка! — нахмурилась девица в платьице-секси.

— Ты чего? — толкнул девицу долговязый пацан в дырявой майке с надписью «Kill Barbie». — Это же наш народ! Ради него мы вышли на баррикады.

Митя Гжель обиженно хлюпнул носом.

Парень достал жестяную флягу:

— Накатишь, мать? Чистый спиртяга!

— Благодарствую. Я не пьющая.

— Тогда, старушка, послушай свежую частушку Мити Гжель.

— Я больше по Пушкину… — Митя зашкандыбал наискосок, к «Рюмочной».

2.

Эх, если бы вернуть всех жен! Или хотя бы привести в чувство Дашеньку-Магомета. Плюнул бы он на Москву с высокой башни, уехал в пустующий бабкин дом под Орлом, стал бы удить из полноводного Орлика полосатых окуньков да скользких подлещиков, собирать грибы, духовитых лисичек по осени пропасть.

В «Рюмочной» пусто, лишь какая-то долговязая тетка в черном плате доливала в бокал с пивом «Столичную».

— Можно? — Митя подсел к старушенции.

— Садись, Митя Гжель.

Димка подпрыгнул как ошпаренный.

— Вы меня, мадам, с кем-то путаете.

Бабка отвернулась от барной стойки, приподняла парик:

— Не узнаешь? Садись, браток. В ногах правды нет.

Гжель испуганно сел. Под седым париком он узнал саму вертикаль, президента РФ, Юрия Абрамкина.

— Вы?.. Без охраны?..

— Думаешь, один ты такой дюже вумный? Мне ФСБ отчет по каждой твоей вылазке мечет на стол. Видео и аудио материалы. Отходишь куда-нибудь отлить, а мне — бац! — анализ мочи. С почками у тебя что-то не то. Наверно, камни. Проверь. Да и с сахарком нелады. Забудь о сладком.

— Надо выпить!

— Гарсон, то же, что и мне, для моей любимой сестренки.

Хлопнули «ерша», в голове малехо прояснело.

Юрий Иванович положил на плечо Гжелю державную ладонь.

— Скажи, старичок, за что вы меня все так ненавидите? Я будто вам кость в горле.

— Ну как же?! Коррупция, кумовство, нанотехнологии, космос, опять же Сколково…

— Значит, я дьявол во плоти? И Вельзевул моя фамилия?

— Типа того… Зло в чистом виде!

— Ни одного белого пятнышка?

— Что вакса.

— Врешь! Даже на солнце есть пятна. А частушки твои — ничего, талантливые. Я их иногда по утрам слушаю в ватерклозете. Облегчаться легче.

— Вы не можете такое говорить! — побледнел Гжель.

— Эх, что ты обо мне знаешь? Я же в курсе всех народных чаяний. Вчера, например, одевался провинциальным батюшкой с латунным крестом. Позавчера отставным контр-адмиралом с золотым, сучка, кортиком. Я же вас, подлецов, насквозь вижу. Вижу насквозь, ан люблю. Но что я могу? Я в ловушке, в капкане.

— Зачем вы мне это рассказываете?

— А кому? Ты же мой антагонист. Лучше всего видишь мою слабину. Я ведь тоже твои скелеты в шкафу знаю. Дашу-Магомета, не ссы, мы вылечим. Не вопрос. Есть у меня знакомый нейрохирург из Берна. Входил, кстати, шорт-лист на Нобелевку. Неглупый дядька. Хотя и заложить за воротник ой как любит.

Митя крепко хлебнул «ерша»:

— Что попросите взамен?

— Я предлагаю тебе стать моим советником по борьбе с коррупцией, — президент задумчиво почесал свою знаменитую бородавку на щеке.

— Не смешно…

— Какие тут шутки?! Россия, чувачок, если не заметил, на краю пропасти.

3.

Домой Гжель возвращался пошатываясь. Вертикаль дала на раздумья всего неделю. Хотелось бы, да не пожуешь сопли.

Покормил Дашу овсянкой на топленом вологодском молоке.

Женушка отправилась баинькать.

Тут под его окнами, жил он на пятом этаже, раздались истовые крики: «Митя Гжель! Митя Гжель!..»

Мать их так, фаны…

Вышел, что фюрер, на балкон. Махнул рукой. Предоргазменный рев залинковал массы. Человек триста, не меньше. В детстве фильм такой глядел, «Триста спартанцев», снятый кажется в ГДР, в стране которой уж нет, как, впрочем, и самих спартанцев.

Оказывается, народ явился не с пустыми руками. Возникли три искусно сделанные из радужного тряпья куклы. Вылитый Юрий Абрамкин! В полный человеческий рост. Кажется, даже со знаменитой бородавкой на левой щеке. Или это только мерещится?

Первую куклу толпа с агрессивным визгом повесила за шею и подняла под облака на бамбуковом шесте.

Второй оторвали голову (особенно старалась одна пышнотелая дамочка в туфельках на высоком каблуке), облили бензином, чиркнули зажигалкой.

Третью бесхитростно растоптали ногами.

Митя трясущимися пальцами нащелкал со стикера мобилу президента:

— Я согласен.

— Завтра в 11.00 приходи к Спасской башне. Напою тебя цейлонским чайком с маковыми баранками.

— Заметано…

— Пока, бунтовщик.

— Вопрос! Старухой являться или в натуральном виде?

— Конечно, старухой. До поры до времени всю эту операцию будем держать в строгом секрете. Иначе фаны линчуют тебя, как тех кукол. У меня на мониторе трансляция. Им бы, молокососам, детей строгать, а они жгут чучела. Прав был старина Фрейд со своей сублимацией.

Толпа под балконом стала расходиться, пара раз выкрикнув харизматичное: «Митя Гжель!»

— До встречи… — президент РФ отрубил линию.

Дима глянул в тюремное окошко Даши.

Девочка его дремала свернувшись калачиком. Поразительно, именно этого Магомета он любил сильнее всего. Скуластую, конопатую, с толстоватыми ляжками. Ах, какой же у них закрутился упоительный роман семь лет назад в Гаграх! Он тогда весил не 163 кг, а всего 90. Безвестный журналист. Жил от зарплаты до зарплаты. И был, к шаману не ходи, оглушительно счастлив.

Куда все делось?

Митя щелкнул ключом, зашел в комнату затворницы, сел на кровать, покрытую серым солдатским одеялом. Погладил русую голову. Что ж ты, дуреха?! Вылечим, родная, тебя. Поставим на ноги. Ты же у меня начинающий бард. Песни у тебя о любви, а это для людей самое нужное. Злоба, как соляная кислота, выедает души.

Поцеловав Дашу в лоб, отправился спать. Завтра поворотный денек, надо сил поднабраться.

И снился ему Юрий Абрамкин. Будто они с ним прогуливаются возле Москвы-реки, у Крымского моста, садятся на скамейку под цветущей липой, Абрамкин по-сыновьи кладет ему голову на грудь и просит: «Спой колыбельную, мама!» И Митя почему-то поет: «Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал…» Что-то из Лермонтова. Или Брюсова?

4.

Ровно в 11.00 Митя Гжель был в Спасской башне, у президента. Пили цейлонский чаек с маковыми баранками да солеными сушками, говорили о главном.

— Ты думаешь отсюда так просто выйти? — подмигнул Абрамкин. — Шалишь! Либо себе пулю в висок, либо тебе в зад отравленный зонтик.

— По-моему, вы трагедизируете, — Митя с треском раздавил в кулаке сушку с крупной солью.

— Я тебе все объясню. Моя администрация состоит из двух враждебных анклавов. Первая, самая могучая, банда педиков, во главе с Ванькой Альбиносом. Вторая — бывшие гэбешники. Единоначалия у них нет, поэтому они послабже. Ты — либо туда, либо сюда. Меж двух стульев усидеться не удастся.

Митя вертел головой. И чего, спрашивается, СМИ талдычат, что президент живет в сказочной роскоши? Типовой зал провинциального музея. Масляные картины по стенам. Безвкусная лепнина потолка. Под ногами желточный паркет. Пошлость, скука…

— Чего оглядываешься? — усмехнулся Абрамкин. — Мне эта дизайнерская хрень самому не по сердцу. Уехать бы отсюда к бабке в Воронеж. Удить окуньков да плотвичку. Собирать рыжики. Ходить по клюкву.

— Бегите отсюда! — толстый живот Гжеля заколыхался студнем.

— Найдут… — тыльной стороной ладони президент оттер с нижней губы чаинки. — Значит, решился?

— Да. Но есть сомнения.

— Говори.

— Очень уж вы всем надоели. Вы да вы. Как Микки Маус. Дайте и кому-нибудь другому посидеть на троне.

— Не я решаю… — сокрушилась вертикаль.

Митя тяжело задышал. Схватился за грудь.

— Ты чего? — испугался президент.

— Вам разве не докладывали, у меня букет болезней.

— Сколько живого веса?

— 163 кг.

— Кило 60 надо бы сбросить… Есть у меня один тайский массажист. Отставной резидент из Вьетнама. Месяц-другой и будешь скакать кузнечиком.

— Вашими бы молитвами…

— Ты верь! Давай-ка я тебе покажу свои семейные фотки. Нужно же нам друг к другу ощутить симпатию. Идти же, как альпинистам, в одной связке. Помнишь, как там у Высоцкого, если друг оказался вдруг?..

5.

Сели пред альбомом, почти обнявшись. Листают.

…Голенький Абрамкин сидит в цинковом корыте на даче. Будущей вертикали всего годик. В руке цепко держит пластмассовую золотую рыбку. Тоненькая его мама в простеньком сарафане мылит будущему президенту голову хозяйственным мылом.

…В пионерском лагере «Экспресс» под Кабардинкой. В огромных, каких-то шутовских, голубых трусах. На груди у него золотая медаль триумфатора забега в мешках.

…В Мытищинском загсе рядом с невестой Алиной Борисовной Альпенгольц. На Абрамкине сторублевый костюм из народной Польши. На Алине глупая корона из стекляруса.

— Я такой же как ты! — усмехнулся Абрамкин.

— Ну где мне с вами тягаться… Вы войдете в анналы. В историческом пантеоне, типа, Цезаря.

— Самоуничижение паче гордости! — Абрамкин погрозил ему указательным пальцем. — Значит, так… Готовь свою Дашу к отправке в швейцарскую клинику. Магометов и на Востоке с избытком. Слыхал, она песни о любви поет. Помогу ей записать альбом.

— Я вам так благодарен…

— Автомобиль «Крутояр» завтра в 8.00 подойдет к твоему подъезду. Готовь бабаньку.

Гжель потянулся к ладони президента губами.

Абрамкин отдернул руку, помотал кулаком:

— А меня народ ненавидит!

— Дайте срок! А чтобы ускорить, отдайте бабки. Сколько вы лично натырили?

— Миллиардов двадцать. Или шестьдесят. Я не считал. На деньгах у меня нет зацикленности.

— Так отдайте! Плесните их в общий котел. Люд оценит.

— Это можно… Только не прикончат ли меня педики-альбиносы и отставные гэбешники?

— А вы так дело представьте, мол, это им выгодно.

— Ты дьявольски умен… Хочешь я тебя со своей женой познакомлю? Алиной Борисовной? Телка они ничего. Стервозная только. И богомольная — страсть. Вся в иконах.

— Как-нибудь в другой раз. Побегу домой, готовить Дарью к отправке в Швейцарию.

— Беги, толстяк! Жри поменьше!

6.

Покаяние Абрамкина утроили сразу после «Времени», в программе «Однако». В студии президент РФ и Митя Гжель, извечный антагонист, баловень народа.

— Революционная ситуация на Руси возникла исключительно в плоскости морали, — Гжель вытирал со лба обильный пот, пекли софиты. — Один жрет икру из золотого ведра, другой лакает помои из свиного бака. Некрасиво!

— Я с Митей согласен! — заиграл желваками г-н президент. — Сразу после эфира все свои натыренные бабки я перечислю в общий котел.

— Что он несет? — ведущий повернулся к режиссерскому пульту.

— Пользуясь случаем, — Гжель выжал носовой платок на пол, — спешу сообщить следующее. Я становлюсь советником Абрамкина по антикоррупционным вопросам.

И что вы думаете?

Две мафии из президентской администрации побратались, педики-альбиносы с отставными гэбешниками. С российской экономикой, после финансового вливания, произошло чудо. Разработки Сколково оказались востребованными. Через полгода страна слезла с нефтегазовой иглы. Заколосились тучные нивы, задымили заводы. В РФ потянулся поток репатриантов из США, Германии и Израиля. И как потянулся! Отплевываясь гневно на чужбину.

В один замечательный июльский день Гжель показывал Абрамкину свои семейными фотки.

Вот его мылят в цинковом ведре. Вот он в пионерском лагере «Красные дьяволята», под Геленджиком. Вот с первой покойной женой в Люберецком загсе.

— А ты похудел! — президент толкнул Гжеля в плечо. — Сколько скинул?

— 37 кг.

— Надо еще.

— Стараюсь. Перешел исключительно на кисломолочные продукты.

— На следующей неделе можешь забирать свою Дашу из Берна. Больше Магометом она себя не считает. Кстати, я дал распоряжение создать народный сайт, чтобы почитатели бардовской песни скинулись на ее первый альбом.

— Юрий Иванович, вы — святой!

— Ты, попрошу, только не утрируй.

Артур Кангин
kangin.ru