Жизнь по ошибке

Кто-то спутал семерку с девяткой, кто-то оставил чью-то карточку в бараке — и этого оказалось достаточно для спасения жизни. Саша Галицкий, израильский художник, работающий со стариками в домах престарелых, рассказывает «Букнику» историю одного совершенно будничного чуда.

А вот про любителя жанровых сцен Моше Абрамовича и немецкую ошибку на еврейской руке. Еще немного подробностей.

«… И вот однажды селекцию провели в самом блоке, а не на плацу… Это было так.

В середине каждого барака стояла печка, такой куб с двумя трубами по концам, примерно по полметра в каждую сторону.

А нары были возле стен. Мы лежали в ряд по 5 человек, прямо на голых досках.

Соломы не было.

Так вот. Пришел в блок какой-то врач. Все сейчас говорят: «Менгеле! Менгеле!»

Я не знаю, был ли это Менгеле. Какой-то врач, немец.

«Алес юден арибер ансайд!» Мы были в бараке все вместе — поляки, бельгийцы — всякие.

Евреев отогнали отдельно. Нам приказали раздеться и по одному подходить к врачу.

Кроме врача там были еще два эсэсовца. 

Один должен был говорить номер заключенного, а другой записывал этот номер.

Голые евреи по одному подходили к врачу, он осматривал их со всех сторон.

Рядом с врачом стояли два этих эсэсовца и записывали больных.

После чего каждый перешагивал через полуметровую печку.

Там собирались все вместе опять, только часть из нас уже была «записана».

Настала и моя очередь.

У меня на голени была тогда рана, я боялся и хотел быстро пройти, чтобы не заметили.

Когда врач сказал мне повернуться, я побежал вперед.

Но он вернул меня и заставил повернуться спиной. После чего меня записали.

Я в ту же секунду понял, зачем меня записывают. Я был приговорен к смерти.

Я никогда, никогда не забуду, какие мысли пронеслись у меня в голове…Какие?

«Что делать? Выхватить у эсэсовца пистолет и застрелить его…Убежать…»

Но некуда было бежать. Некогда было и думать…

Подошла моя очередь записывать свой номер у другого эсэсовца… 

Он взял мою руку и прочитал номер: ‘Hundert vierzig zwei Tausende fünfhundert siebzig sechs!’ (сто сорок две тысячи пятьсот семьдесят шесть). Зекце Зибицих! А мой номер Зекце Нойцег! ‘Hundert vierzig zwei Tausende fünfhundert neunzig sechs’! Девяносто шесть!

Когда мне ставили номер, недобили одну точку в цифре 9, и она стала похожа на 7…

Я только молил Бога, чтобы второй эсэсовец повторил эту ошибку… 

И он повторил этот ошибочный номер еще раз…

…Я перешагнул через печку и оказался снова между заключенными.

Некоторые стали меня успокаивать: «ничего, что тебя записали…ты уже отмучился…а нас еще будут бить…а ты уйдешь…»

Я молчал, и никому не говорил про ошибку эсэсовцев…

Я стоял и только молил Бога, чтобы не обнаружилась ошибка. 

Прошло два-три дня. Мы уже знали эту процедуру.

Старший по блоку (поляк) должен был принести личные карточки заключенных и пойти с ними в комендатуру.

Когда он ушел, я зашел к нему в комнату (я не вру, клянусь своей семьей и внуками, я говорю чистую правду!) и увидел, что моя карточка осталась в бараке, он ее не взял…

И я на 80 процентов понял, что останусь жить… 

В тот же день прозвучала команда «Блокшпере!» и все зашли в барак. Пришли немцы, уже с собаками, и зачитывали номера. Они забрали записанных в тот знаменитый блок перед крематорием, о котором я уже рассказывал… Я остался… Те, кто меня успокаивали — недоумевали, почему меня не взяли? «Ведь тебя же записали?» — говорили они. «Меня?» — удивлялся я, — «меня никто не записывал»… 

Только один мой друг, он сейчас живет в Гиватаиме (город недалеко от Тель-Авива), мы с ним иногда встречаемся и сейчас, — знал мою историю, как я остался в живых. По ошибке. Я не знаю, есть ли еще такие подобные случаи во всей истории Гитлера…

С тех пор не один раз мне приказывали пойти и исправить номер на более четкий — когда нам выдавали одежду, они всегда ошибались и я их поправлял…

Номер я не исправил».

booknik.ru