Наконец, объявляют первый номер! Открывается занавес… Куда я попал?
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Открывается занавес… До блеска начищенные трубы взрываются бравурным патриотическим вступлением. Тут же подхватываемым громогласным хором. Властно. Могуче. Всласть. Вышибающим слезу у разодетых офицерских фрау. Мадам, пришедших, – в кои-то веки! – с парадными, завешанными звенящим золотом наград, мужьями. В красно-звёздно-плакатный лепестково-гвоздичный провинциальный Дом культуры.
За минуту до концерта…
Самая халявная должность в Ансамбле песни и пляски – костюмер. Разрешите представиться – это я.
Мало того, я ещё и старослужащий костюмер. Посему творить могу практически всё, что душе угодно – в смысле шутковать, и не абы как. Только в оркестровую яму по пьянке не свались! – напутствовал начальник, молодой летёха. Прибывший намедни с московской консерватории.
Взрослые музыканты-контрактники, как правило, не лезут в солдатские распри и разборки. (Ежели дело не касается их самих.)
Так что законный «дедушка»-дембель – что-то вроде непререкаемого Тутанхамона средь подневольного стада «черпаков», «духов» и всевозможного «молодняка». Пополняющих ансамбль свежей инструментально-голосовой кровью.
Итак, конферансье представляет оркестр. Знакомит с программой концерта: песни, народные танцы-шманцы с задорными накрашенными – ярко-ярко – девчонками. Поздравляет всех пришедших с праздником 8-го Марта. Не забывая мягонько лизнуть дорогие партию, правительство и «самого».
И наконец, объявляет первый номер! Открывается занавес…
Тут я бодро подбегаю сзади к трёхъярусным лесам, на которых водрузился достопочтимый хор. И всовываю в руки стоящему на втором «этаже», ничего не подозревающему рыжему прапору по кличке «копчёный», – старую гирю-двухпудовку. Найденную в заваленном «ленинскими» декорациями углу: «Держи!!»
Прапор инстинктивно сжимает клешни. …И, чуть не кувырнувшись навзничь, остаётся один на один с восторженным нарядным залом: «Cheeeese!» – улыбочка.
Видеокамера перемещается во фронт… И что мы видим?
Весёлый армейский оркестр – джаз-банд – усиленно «гремит басами». Половина с похмелья, половина не выспалась. Но, поскольку чуваки в основном профи, с «вышки», – для них эти трёхаккордовые четырёхтактные военизированные гирлянды-марши – два пальца об асфальт.
Седовласый дирижёр-полковник, – с малиновым носом и бесцветным дружелюбным взглядом, – тот и вовсе может отмахать репертуар, будучи привязанным спиной к потолку. Опущенным в серную кислоту. Облитым бензином и подожжённым. Пылая неугасимым факелом страсти – воплощением советского бравура! И неутихающей эрекции от осторожно стучащихся в гримёрку вдовушек со скромным букетиком благодарных фиалок.
Выше, в кадре, – румяно-прекраснолицый краснознамённый хор с оттопыренными из-под фуражек ушами. Невероятно правильно и выразительно открывающий многоголосые холёные рты: «Хась-хась!»
Где «срочники» не чета контрактникам. Первые – бледноваты и прижимисты. Вторые – хитроваты и толстозады. С отдраенными до блеска пуговицами. Готовыми вмиг разлететься в тартарары при неаккуратном «неправильном» выдохе неприличных, – до одури! – животов. «Рюкзаков», по-армейски.
Посреди всего этого лоска выспреннего тщеславия и вычурной военной выправки видны жутко выпученные зенки донельзя вспотевшего рыжего прапора. Похожего на пережаренный шашлык: не зря прозван «копчёным»… Со ржавой гирей за спиной. Мечтающего только об одном.
Убить костюмера при первой возможности.
…в этот раз я полз с гранатой к дзоту.
Сразу уточню, что когда я уже «на месте», так сказать, в деле, – то, конечно, поначалу не осознаю того, что являюсь просто «перемещённым» из другой реальности. Как оказалось, понимание приходит нескоро.
То есть к фашистскому дзоту продирается сквозь морось брянского тумана вполне себе действующий восемнадцатилетний красноармеец-разведчик, перемазанный грязью, в разгрузке под цвет «зелёнки» и… одномоментно трясущийся от страха перед неизбежной смертью.
Сзади, впритирку, тырится бинокль майора Соколовского, тоже из бывших «штрафов». И деться тебе в натуре некуда. Деться только – на тот свет. Или, – ежели «того» света нет, – на этот. Павшим героем.
Вот и ползу-прорываюсь. Одновременно мнемонически вспоминая навыки, приёмы, тактику, стратегию. Yes! – оказывается, всё знаю. Я опытный боец, слава богу. Что страшно радует.
Вдруг и двигаться-то берусь по-особенному. По-шакальи как-то, специфически. С подбором, подмахом, что ли. Э, да я вообще нехилый спец! Переваливаясь из стороны в сторону – маятником – от непрошенного свиста: вжик-вжик! Бойко. Цепко. Профи. …укутанный в ошмётки сентября.
Под плотным прикрытием дошёл-таки до амбразуры.
Наши затихли. Фриц тоже успокоился.
Прикидываю расстояние… Гранату в бойницу – швырьк! Башку в землю.
Тут же, вмиг, оттуда – обратка. Моя же граната – рядом! Осталось полсекунды.
Опять ползу. Всё то же самое. Без изменений. Сзади майор. Спереди – дзот. Ноябрьский дождь, снег – бог в помощь, – я у амбразуры. Швырьк! Спешно назад. Голову не поднять – сверху веер пуль. Слева шлепок – моя граната.
Внезапно, за мгновение до взрыва, понял: они резко распахивают люк – и выкидывают снаряд. Не успеваю я. Дурак.
Заледенел весь – одежда насквозь промёрзла. Стылые костяшки пальцев не слушаются. Не хотят. Швырьк, точно в цель! И кубарем – вниз. Медленно. Даже не услышал своей гранаты… Бэмц. Снежный фонтан разорвал надвое февраль. И меня заодно.
«Чтобы вернуться «назад», я должен выжить…» – ветром цедили губы.
Еле поднялся по тающему склону. Превратившись то ли в сосульку, то ли незамерзайку «минус тридцать» (как в нашем с вами времени). Перестав быть человеком ещё на подходах к позиции – сплошное обледеневшее тулово, существо. Ранняя весна…
Среди ручьёв. Скукоженный, окоченевший. С почерневшими растерзанными кистями рук. Разрезающими, пронзающими наст.
От плотного огня русской батареи немцы притихли. Старт!
В полкорпуса поднявшись, бросаю гранату в амбразуру.
Тут же, вцепившись в край бетонки, неимоверным усилием забрасываю себя на крышу дзота. Приоткрывшаяся сталь недружелюбно встречает моим же куском железа, принятого грудью. Нагло впихиваю гранату обратно, вовнутрь. Приперев тяжёлой своею тушей податливый люк.
Там, внизу: ба-баах! Дзот, вместе со мной, летит в преисподнюю.
Напяливаю лёгкую летнюю спецовку под бодрый матерок майора Соколовского. Помпезно обещающего медаль за взятие фашистской укрепточки. Также отослать представление на перевод из штрафбата в «линейку».
Выхватив пистолет, тут же кончил его, волка́. Прекрасно зная, что это не позволит мне вернуться «домой».
Пришёл намедни к психиатру за штампом для стандартной большой «телеги» – со всеми положняковыми «обходными» врачами.
Так получилось, нарколог у нас в одном конце города. Психиатр – в другом. И далее по списку. (Речь идёт о бесплатных докторах, для экономии: посему приходится путешествовать.)
Бумаги, квитки, все дела…
– Военный билет, – не поднимая головы от писанины, буркнул бесформенный белый халат.
Я удивился:
– Никогда не предъявлял. Да и в регистратуре не просили. Зачем?
– Надо.
– В паспорте же стоит – «военнообязанный». Никогда ведь не требовали…
– Сейчас будут.
Я приуныл.
У психиатра, как правило, есть компьютерная база данных. Там все твои приводы и залёты по «психической» линии. Так что сам по себе вопрос яйца выеденного не стоит: щёлкай печать, – и «следующий»… (Кстати, очередь туда была нехилая.)
Доктор, по-прежнему что-то усиленно вырисовывая в отчётах, спросил:
– Номер части.
Я не понял:
– Какой части?
Снизу, из-под очков, чеканя слог:
– Номер части, в которой ты служил.
– Да не помню… блин, – зачесав гриву, – я в нескольких подразделениях был. И в разных городах. («Ересь какая», – про себя.)
Доктор приподнял-таки седую раздолбанную сковороду:
– Настоящий мужик, разбуди ты его в любое время дня и ночи, должен тут же отрапортовать: в ка-кой-час-ти-он-слу-жил!
Тут я смекнул, с кем имею дело.
Моего примерно возраста, обрюзгший, злой, всем недовольный привереда. Сжираемый моровой язвой ненависти, ожесточения и зависти ко всем подряд, живущим не по его стандартам.
– Слышь, «Вася»! – поняв, что справки мне сегодня не видать, я фенологически вскипел всуе не вытравленными фразеологизмами 90-х.
Нагло:
– Я был в твоей чёртовой армии более 30 лет назад. И не жалею об этом. Но с какого перепугу должен наизусть знать номер моей части. Какого хрена, Вась… Чтобы в «любое время дня и ночи» его помнить, а? Может, тебе ещё Устав строевой службы тут, в кабинете, доложить? (Я и не читал его никогда.)
– Во-первых, я тебе не Вася. И «мы» не на «ты». А во-вторых, любой уважающий себя мужчина никогда не забывает таких вещей… Как номер своей части. И Устав. И армию.
«…и партию, – добавил мысленно. – Куда попал-то?» – взъярился я не на шутку:
– Не забывают идиоты, – понял? – прервал его: – Всю жизнь вспоминающие одно и то же! Год за годом рассказывающие друг другу на пьяных сабантуях одни и те же истории про одну и ту же никчемную фигню. Всю оставшуюся жисть. Приукрашивая и приправляя новыми тупыми подробностями. Ты из их числа, да, олень?! Нормальные чуваки, – вояки, – никогда не кичатся своими «геройствами». К тому же у психологов-долбо…
– Я психиатр.
– Тем более.
– Закройте дверь с той стороны.
– Расскажите мне про учебку.
– Пшёл вон.
– Вася, подай патроны!!
…Заглянув в регистратуру, выяснил, что «Вася», оказывается, младше меня на 10 лет.
– Пап, ну почему ты думаешь, что если я с празднования 8-го марта, то обязательно курила?!
– Сынок, я мама…
– …Как тебя зовут?
Мальчик смотрит и никак не реагирует.
– Мальчик, ты тормоз?
– Меня зовут Петя.
– Ты в Москве живёшь?
Петя отвлёкся с носом. Поковырял.
– Петя, как пройти на улицу Гоголя?
– Я не тормоз.
– Блин! Чё, уже началось, да?
– Ну.
– Серьёзно, уже весна?!
– Да-да. Угомонись. Снег ещё не растаял.
– Уиииииии, веснааа…
– Вот же идиот.
– А давайте Танечку разыграем?
– Сомнительный приз, если честно…
Маленькая девочка приходит в хор и говорит:
– Дяденька, можно мне петь басом?
– Милочка, а скажи что-нибудь низким голосом.
– Хочу петь басом, слышь, глухой увалень!
Календари, конечно, хорошо, но не будем забывать реальную причину прихода весны – возвращение Персефоны из царства Аида на Землю.
– Шампанского, мадам?
– Знаете… Сквозь синеву стекла с шипящим напитком я вижу тени улетающих в бесконечность звёзд. Может, это улепётывают от повседневности боги. Хм-м. А может, судьба. Нашедшая в порохе опасной безвозвратности нетленное зерно смысла… Я в замешательстве. В сомнении. Как Ахматова при виде Блока.
– А если пива?
– От пива я пержу.
Игорь Фунт
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.