Юрий Моор-Мурадов | Скомпрометированное расследование: Почему дело солдат подразделения 100 должно быть закрыто

Если судья слушает не материалы дела, а мнение сильных мира сего – завтра под судом окажется кто-то из ваших.

Бывший военный прокурор Израиля генерал-майор Ифат Томер-Йерушальми

На фоне клоунады, устроенной главным военным прокурором, много разговоров о том, надо ли продолжать следствие по делу солдат подразделения 100, которых военная прокурорша обвиняет в чрезмерном использовании силы к арестованному террористу. Адепты идеальной справедливости (как они себя считают) говорят: ну и что, что военная прокурорша нарушила закон в этом деле – они же все равно виноваты! Нужно их посадить.

Давайте разберемся. Оставим в стороне вопрос, действительно ли солдаты подразделения 100 виноваты – ответ на это можно получить, только завершив расследование и проверив качество расследования и улик в ходе честного судебного процесса.

Но уже сейчас ясно, что это дело скомпрометировано – причем не каким-то рядовым членом следственной группы, а само́й главной военной прокуроршей, которая нарушила закон, слив журналистам материалы незаконченного дела. Она это признала, это для обеих сторон спора о судьбе солдат подразделения 100 однозначно.

В СССР не было в широком ходу понятие «скомпрометированное следствие». На Западе и в Израиле это очень важный момент, и в иврите есть понятие חקירה זוהמה (хакира́ зуhама́ – расследование загрязнено), и по законам Израиля такое расследование должно быть судьей прекращено.

Ты не прочел арестованному его права – судья, узнав об этом, отпускает подозреваемого. «Но это убийца! Он сбежит!» Ваша проблема. Нужно было действовать в соответствии с законами.

Следователь скрыл, что жертва – его родственник – следствие скомпрометировано, подозреваемого выпускают.

Следователь провел обыск без ордера, изъял улику без понятых и соблюдения других правил, улика была доставлена в Институт криминологии не в подобающей упаковке – всё, она в суде не принимается, хотя это единственная улика, и опаснейший преступник уйдет от наказания; и таких накладок может быть много.

В нашем случае главный военный прокурор своим сливом продемонстрировала, что хочет доказать всему миру, что была права, когда послала спецназ захватить в боевой операции бойцов подразделения 100 по обвинению в превышении необходимой силы при обращении с террористом. И ясно, что теперь ею будет руководить не желание установить истину в деле, а желание доказать всем, что она правильно послала спецназ. Однозначно: сливом она поставила под сомнение свою объективность, скомпрометировала расследование. Нет уверенности, что она и ее подчиненные (которые всем кагалом скрывали от Верховного суда и от Кнессета, что их начальница нарушила закон – слила материалы дела журналисту) будут действовать в соответствии с законами, нет уверенности, что они не подгонят результаты под желаемый ими ответ – и дело должно быть закрыто вне зависимости от того, что там произошло.

Казалось бы: ну, накажи сделавшего ошибку, слегка отклонившегося от протокола следователя, прокурора – но и накажи обвиняемого. Нет. Улики не принимаются, показания, данные без надлежащего оформления не учитываются, свидетельства отклоняются и подозреваемого, обвиняемого отпускают.

Почему такая строгость? Не только потому, что у подозреваемых и у преступников есть в демократическом государстве права.

Такая строгость, такой бескомпромиссный контроль за деятельность наделенных огромными властными полномочиями правоохранительных органов нужны не только преступникам.

Когда следователи и прокуроры поймут, что их уловки приведут к закрытию дела – они не станут к ним прибегать в будущем.

Если им давать поблажку, то следующей их жертвой можете стать вы, человек совершенно невиновный: следователю покажется, что это вы совершили убийство – и он чуточку подправит, чуточку сдвинет, ножик подложит, пакетик подбросит – как Жеглов в фильме «Место встречи…»

Вы этого не хотите, мы этого не хотим, все этого не хотят – независимо от того, кто за кого голосует, и поэтому должен быть строжайший контроль за каждым шагом тех, кто наделен властью над нами.

Военный прокурор не только скомпрометировала расследование; она нарушила грубо закон, соврав Верховному суду и парламенту.

Она нанесла тем самым тяжкий урон солдатам подразделения 100, которые не могут рассчитывать на объективное расследование выдвинутых против них подозрений.

Она нанесла громадный вред репутации Израиля на мировой арене, нанесла ущерб безопасности страны.

И самое страшное – она подорвала в народе веру в наши правоохранительные органы. Правовой нигилизм, когда народ больше доверяет кодексу чести уголовников, чем полиции и прокуратуре, означает конец нормального общества.

В делах Нетаниягу вскрылись уже десятки таких компрометирующих следствие фактов – но судьи, боясь реакции СМИ, упорно сидят с закрытыми ушами и глазами и тянут, тянут, тянут – вместо того чтобы уже давно спустить с лестницы прокуратуру с этими дутыми и вконец скомпрометированными делами.

Если вы потираете ладони, ожидая осуждения ненавидимого вами политика, и вам плевать, что дела дутые – то не удивляйтесь, если завтра вас или кого-то из ваших близких вот так же отдадут под суд, который будет не материалы дела изучать, а прислушиваться к мнению сильных мира сего – читай, тех, кто может опубликовать о них самих статью с компроматом – настоящим или выдуманным.

Источник