Ярослав Романчук | Нобель за вредные советы, как не стать богатым

Почему не работают рекомендации Робинсона, Джонсона и Аджемоглу.

14 октября 2024 г. Шведский центральный банк огласил имена трёх лауреатов награды имени Нобеля по экономике (Sveriges Riksbank Prize in Economic Sciences in Memory of Alfred Nobel). Ими стали Джеймс Робинсон, Дарон Аджемоглу и Саймон Джонсон. Все они представители модели Государства всеобщего интервенционизма, в данном случае неоинституциональной школы. Они разделили ~$1,1 млн на троих за «исследования формирования институций и их влияния на благосостояние». Дж. Робинсон и Д. Аджемоглу прославились публикацией в 2012 г. популярной книги «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты» (Why Nations Fail. The Original of Power, Prosperity, and Poverty).

Джеймс Робинсон – из университета Чикаго. До этого преподавал в университете Беркли (Калифорния) и в Гарварде. Он занимается экономической компаративистикой, изучает развитие политических процессов. Особое внимание уделяет Латинской Америке и Африке. Изучал роль элит в экономическом развитии, феномен демократии и диктатуры.

Дарон Аджемоглу – профессор престижного американского MIT. Выпускник британского университета в Йорке, магистр и PhD получил в Лондонской школе экономики. Сфера интересов – рынок труда, равенство, инклюзивное развитие в рамках Государства всеобщего интервенционизма, механизмы взаимодействия политической и экономической власти.

Саймон Джонсон – профессор Массачусетского технологического института (MIT), работает в Институте мировой экономики Петерсона (США). Выпускник Оксфорда (политика, экономика), магистр одного из самых левых в Британии Манчестерского университета. PhD получил в MIT. Буквально накануне глобального финансового кризиса работал главным экономистом МВФ (2007–2008).

В начале XX века, когда представители АЭШ на голову разбили теоретиков марксизма и футурологов социализма, те неохотно признали поражение, но не стали на сторону настоящей науки, а продолжили теоретическую, идейную борьбу под новым непонятным названием «институционализм». Этим словесным изобретением несуществующего в реальном мире субъекта с большим удовольствием воспользовались любители агрегатных величин, классовых обобществлений, очищения homo agens от лишних параметров и представления его в виде homo economicus. «Институты» принципиально, теоретически не противоречили ни кейнсианству, ни марксизму, ни даже фашизму и разным формам авторитаризма.

Уместно напомнить, что 50 лет назад, 9 октября 1974г. Нобелевскую премию получил представитель Австрийской экономической школы Фридрих фон Хайек за «новаторскую работу в теории денег и экономических циклов и за… глубокий анализ взаимозависимости экономических, социальных и институциональных явлений». Тогда, 50 лет назад, Шведский центральный банк не мог не признать очевидное: кризис модели welfare state, тотальной государственной монополии на деньги, превращение этого важнейшего общественного добровольно возникшего института в источник регулярных кризисов. К сожалению, мир не последовал советам Ф. Хайека и его интеллектуального наставника Л. фон Мизеса. Недолгим и непоследовательным период либерализации и дерегулирования развитых стран Запада. Развал советской тоталитарной системы после её продолжительного гниения отвлёк внимание мировой экономической элиты от очевидного кризиса модели welfare state. Она отличалась от модели Совок/Госплан степенью и охватом экономики и всей жизни Государством.

Ф. фон Хайек и Л. фон Мизес в течение XX века регулярно, убедительно предупреждали об опасности «третьего пути», компромиссов между капитализмом и социализмом, между свободой и несвободой. На примере немецкого нацизма, советского тоталитаризма они предупреждали мир об опасности сценария «сказку/утопию» марксизма/социализма сделать былью». Великие учёные АЭШ призывали вернуть экономику в лоно настоящей науки, со строгой терминологией, адекватными методами, без политики и идеологии. К сожалению, economics руками жрецов Левиафана повернул русло экономики в сторону т. н. классовых интересов, стейкхолдеров Большого государства, которое от моно-функции, мономандата производителя услуг в сфере безопасности и защиты прав собственности перешло в широкий мультифункционал. В нём Государство – это не только собственник, кредитор, менеджер, регулятор, инспектор, судья и прокурор, но также дизайнер институтов развития, архитектор структуры капитала, предприниматель вне рыночного механизма «прибыль-убытки».

Государство в теоретической модели welfare state – это как всезнающий, всевидящий, всемогущий субъект, который знает смысл и точные параметры таких явлений, как «общественное благо», «устойчивое развитие», «общее равновесие», «баланс интересов», «глобальная справедливость», «разумная конкуренция» и «перспективные технологии». Оно чувствует «провалы рынка» на национальном и глобальном уровне. Оно определяет предельно допустимые нормы отклонения от состояния «идеальное равенство» и «совершенная конкуренция». Оно решает, от кого сколько забрать и кому сколько дать. Оно считает, что деньги, пенсии, здоровье, образование слишком опасно поручать частному рынку, чтобы, не дай бог, климат не пострадал или солидарность в обществе не исчезла.

Самое парадоксальное в этой теоретической модели то, что субъекта «государство» в реальной жизни не существует. Это не конкретный живой homo agens, человек действующий. С именем и фамилией, уникальным набором анатомических, физиологических параметров, ценностей, предпочтений, желаний и эпистемологических особенностей получения и обработки информации. Это концепция, словесная метафора, группа людей, которая рассредоточена в разных организационных единицах со своими бюджетами, интересами и мотивами. «Государство» – это не единое целое, не один организм или даже субъект. Представьте себе осьминога, но не с одной головой, от которого идут все щупальца, а с десятками, сотнями голов, каждая из которых имеет свои щупальца, иглы и шипы. В зависимости от точки зрения, места сидения, силы скольжения совести, жажды обогащения, нарциссического самолюбования люди, которые называют себя экономистами, изучают и описывают этот самый объект «государство». Каждый по-своему. Каждый рисует в воображении свои картинки благополучия и богатства. Потом он плоды своих умозаключений излагает на бумаге языком математических символов с использованием политэкономических терминов, исторических событий, идеологических клише, психологических зарисовок и стилистических приёмов. Всё это упаковывается в обёртку с всеохватывающим, полисемантическим смыслом «институты».

Появляются разные учёные, теоретики, эксперты, мыслители, футурологи, экономические историки, исторические экономисты, юристы-экономисты, математики-экономисты, психологи-экономисты, физики-экономисты – чуть ли не любая специальность считает нужный и необходимой для себя заняться экономикой. Пока только нейрохирургов и проктологов экономистов не встречал, хотя, если креативно подойти к теории наджинга (nudge, т. е. подталкивания к определённому поведению), то и эти специалисты могут быть причастными к современным интерпретациям государства всеобщего интервенционизма.

Сегодня об институтах говорят все, кому не лень. При небольшой доле воображения словом «институт» можно назвать всё, что угодно. Деньги – институт. Банки – институт. Финансовая система – институт. Государство – набор институтов. Культура – институт. Налоги – институт. Лицензирование – институт. Пенсионная система – институт. Регулирование и правовая система – набор институтов. Слово «институт» стало чуть ли не универсальным пропуском в науку «экономика». При этом эти самые пропуски начали раздавать направо-налево те, кто задумал превратить экономику из скучного, «мрачной» науки о редкости и выборе средств для достижения цели в «науку обо всём», что важно для политической и экономической власти и контроле над ресурсами/активами. Современная mainstream economics, которая вобрала в себя институциональный фрейм – это не наука, а толстая методичка о том, как при помощи власти получить богатство. Власти политической и экономической. Власти на местном, национальном и глобальном уровнях. Власти над ресурсами Земли, активами и человеком. Власти над деньгами, инвестициями, сбережениями и потреблением. Власти над мозгами, идеями, ценностями и информацией. Власти над режимами обмена, производства, платежа и трансформации капитала. Применение понятия «институт» в экономической науке резко ускорило процесс превращения молодой, ещё не до конца ставшей на ноги в начале XX века науки в религию и идеологию власти. Свежеиспечённые нобелевские лауреаты – Дж. Робинсон, Дарон Аджемоглу и Саймон Джонсон – типичные представители этой религии, религии Левиафанства.

Естественно, немало положений, утверждений в работах этих учёных не может не радовать. Только свободное общество способно обеспечить долговременный рост и настоящие инновации. Вдохновляющий тезис. А как же Сингапур, Китай, Вьетнам в разные периоды своей истории? «Свободное общество» – это какие параметры? Например, один и самых ярких лидеров постсоветской трансформации Польша, которая последние 30+ росла со среднегодовыми темпами ~4% ВВП по Индексу экономической свободы даже в Топ-50 стран мира не входила. Авторы рецептов долгосрочного роста и развития почему-то упорно игнорируют имеющий уже более чем 30–летнюю историю индекс экономической свободы, индекс свободы человека.

Нельзя не согласиться с Робинсоном, Аджемоглу и Джонсон о важности защиты прав частной собственности. Только они говорят «об инклюзивных экономических институтах защиты имущественных прав широких слоёв общества, а не только элиты». Зачем такие вербальные выкрутасы? Право частной собственности или есть или его нет. О правах собственности, как фундаменте свободы убедительно писали Бём-Баверк, Мизес, Хайек, Ротбард. Целую теорию прав собственности сделали Р. Коуз, А. Алчиан. Прекрасные работы в сфере прав собственности сделал Э. де Сото. Он же с коллегами ввёл международный индекс защиты прав собственности. Упаковать давно известные аксиомы в обёртки «институты», «инклюзивность» – и за это получить нобелевку?

В экономической науке есть четыре основные модели экономического роста. Первая – модель предпринимательского роста Мизеса/Хайека/Шумпетера. В её основе динамичное право частной собственности, экономическая свобода, открытая конкуренция, малое государство, свободная торговля и универсальное действия механизма «прибыль-убытки». Все остальные модели экономического роста в большей или меньшей степени основаны на размере, роли и функционале Государства. Вторая модель роста – марксистско-сталинская. В ней всё должно быть государственное (общественное). Госплан – всему голова. Частная собственность (владение) запрещена. Все цены – это приказы партии/правительства. Внешняя торговля – только с разрешения власти. Мы это проходили во время советской диктатуры.

Третья модель – модель экзогенного экономического роста Солоу-Свона. Суть её в упрощённом виде выглядит так: труд и капитал являются полностью взаимозаменяемыми, а недостаток технологий компенсируется за счёт их импорта. Вот Правительство решило, что в стране нужна, например, деревообработка, упаковка или производство роботов – и при помощи самых разных инструментов, включая займы, создало его в надежде, что оно будет прибыльным. Такая политика называется «выделением «точек роста». Для этих «стратегических, приоритетных» предприятий/секторов создаются особые финансовые, налоговые, торговые, регуляторные режимы в надежде на то, что эти «точки» станут локомотивами роста. В данной модели форма собственности, уровень экономической свободы, размер государства не имеет значения.

Четвёртая модель эндогенного экономического роста Ромера-Лукаса-Удзавы. Она делала ставку на знания, нематериальные активы, т.е. человеческий капитал, как дополнительный драйвер роста. Рекомендации сторонников этой модели – инвестиции в НИОКР, образования, инновации и человеческий капитал. Опять же такие параметры, как структура собственности», «качество госуправления», «структура капитала», «уровень экономической свободы» или «размер государства» остаются за кадром.

Дж. Робинсон, Дарон Аджемоглу и Саймон Джонсон не открыли ничего нового в моделях экономического роста. Они продолжают традиции немецкой исторической школы с вкраплениями модного институционализма, который предполагает наличие качественного, оптимизирующего всего и вся Государства. Особую пикантность нобелевской премии этого года придаёт тот факт, что её получил бывший главный экономист МВФ, который «проморгал» глобальный финансовый кризис. Складывается впечатление, что шведский центральный банк решил вконец опустить премию до попсового уровня. Вот есть книга «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты» – и того достаточно. Тогда почему было бы не дать Нобеля для Дэвида Лэндиса (David S. Landes), который в 1998 г. опубликовал прекрасный труд «The Wealth and Poverty of Nations: Why Some Are So Rich and Some So Poor». Великолепна книга Н. Розенберга и Л. Бирцелла (Nathan Rosenberg, LE Birdzell Jr.) «How the West Grew Rich: The Economic Transformation оf The Industrial World» (1987). Если уж пошло на тему ревизии development economics, то почему бы не отметить книгу бывшего главного экономиста Всемирного банка Уильяма Истерли «The Elusive Quest for Growth: Economists’ Adventures and Misadventures in the Tropics» (2002). Нет сомнений, что книга «Влияние налогов на становление цивилизации! Чарльза Адамса (Charles Adams) (For Good and Evil: The Impact of Taxes on the Course of Civilization 1993) была бы гораздо полезнее для бедных, развивающихся стран в плане формирования адекватного представления в функциях и размерах Государства, чем рассуждения Аджемоглу и Робинсона. Даже книга бывшего главы ФРС А. Гринспена и историка А. Вулдриджа «Капитализм в Америке. История («Capitalism in America: A History» (2018) точнее показывает становление и происхождение экономического успеха. Давать Нобеля за исторические опусы, которые подтверждают идеологию DEI – diversity, equity, and inclusion (разнообразие, равенство/справедливость, инклюзивность) – это не про поддержку науки «экономика», а про сохранение за ней мистического статуса «наука обо всём», а на самом деле – ни о чём.

Новоиспечённый нобелевский лауреат Д. Аджемоглу регулярно пишет материалы в левацком Project Syndicate, где концентрация марксистов, вероятно, даже больше, чем в Беркли. Он критикует «фундаменталистов свободного рынка», продвигает идеи активного участия Государства в правильном развитии, чтобы, не дай Бог, предприниматели не вздумали реализовывать свои, не согласованные с глобальным эквилибриумом бизнес-планы. Он постоянно говорит об инклюзивности, предполагая, что свободный рынок по определению дискриминирует тех, кого должно защищать Государство. Они, эти стейкхолдеры, в том числе представители будущих поколений, также должны принимать решения в определении параметров экономической политики и режима деятельности бизнеса. Д. Аджемоглу открыто выступает за Государство-интервенциониста: «…Необходимость рынков для стимулирования инноваций не делает их достаточными для производства социальных благ. Рынки направляют инвестиции в технологии, которые принесут большую прибыль, но это не всегда то же самое, что те, которые будут способствовать экономическому росту или повышению благосостояния». Т. е. есть правильные и неправильные инновации. Есть достаточные для «общественной пользы», а есть вредные. Есть бизнес–проекты, которые повышают благосостояние, а есть те, вероятно, которые его разрушают. Новый Нобелевский лауреат вместе со своими коллегами, очевидно, предлагает себя и своих коллег из высшего совета жрецов мировой экономики в качестве таких судей предложений бизнеса, государства и обычного человека. Это совсем не про экономику. Это про религию Левиафанства, где человек – песчинка, невежественная, непросвещённая, не посвященная в таинства economics. Зато есть институты, смысл и значение которых для общественного блага расшифровывает особая каста просвещённых и помазанных. С 14 октября 2024г. в неё также были зачислены Джеймс Робинсон, Дарон Аджемоглу и Саймон Джонсон. А бедные, развивающиеся страны без наводки, подсказки, рекомендации книг и идей Мизеса, Хайека, Шумпетера или Ротбарда как не знали, так и не узнают после ознакомления с трудами новых нобелевским лауреатов, как им построит путь из грязи в князи. Не знают, потому что считают Государство добродетелем, а не врагом экономического роста и развития.

Источник