«Я сказал надзирателю – Б-г правит миром, а не ты»

Йонатан Поллард в эксклюзивном интервью обсудил как свое прошлое, так и будущее Израиля.

В воскресенье, 30 июля, Йонатан Поллард посетил студию Israel National News, где дал наводящее на размышления интервью в программе Real Talk.

По его словам, есть вещи, которые ему до сих пор запрещено обсуждать открыто. «Здравый смысл говорит, что мне не разрешено обсуждать эти вещи, особенно любые материалы, включенные в мое дело. Однако, к счастью, есть другие источники, на которые я могу направить людей. Касаемо всего остального – я больше не могу быть осторожным. Людям может не понравиться то, что я должен сказать, но я чувствую себя комфортно, будучи откровенным».

Поллард говорит, что его интерес к Israel National News восходит к периоду его пребывания в тюрьме: «Моя покойная жена Эстер присылала мне подборку новостей об Израиле и переводила все на иврит, поскольку мне не разрешалось никаких материалов на иврите. Она говорила мне начать с INN, а затем перейти к газете Гаарец. Израильские национальные новости были со мной на протяжении всего моего испытания. Как только я вышел, мне не разрешили компьютер с Интернетом, поэтому я шел в интернет-кафе, чтобы заказать кофе и скачать материалы INN. У людей, следующих за мной, похоже, не было проблем с этим, и я покупал им кофе, пока они ждали в машине снаружи. Теперь это первое, что я читаю утром, и последнее, что читаю вечером».

«Эстер была моей учительницей», – вспоминает Поллард. «Я не думаю, что когда-нибудь снова столкнусь с кем-то столь же грозным, как она. Ситуация, с которой она столкнулась, требовала необычайного героизма и ума, и она была хорошим сочетанием того и другого. У нее также были невероятные писательские способности: она писала от головы и от сердца и никогда не нуждалась в черновиках».

«Было страшно, когда она объявила здесь голодовку, и я ей об этом сказал. Она была полна решимости идти до конца, но, к счастью, до этого не дошло. Я спрашивал политиков: «Что у нас за правительство, которое позволяет еврейке морить себя голодом на улицах Иерусалима»? И они сделали хуже, чем ничего – они помешали ей».

«Некоторые имели наглость присутствовать на трауре по ней. Я думал, что с ними делать, поэтому я спросил себя, как бы Эстер справилась с этим. В конце концов, я хвалил их до такой степени, что все начали смеяться, и они смутились и ушли. Мне нужно вести себя сейчас так, чтобы почтить ее память».

«Самое интересное в наших отношениях было то, что в течение 23 лет у нас не было физического контакта. Мне не разрешалось целовать, прикасаться или обнимать ее – я пытался несколько раз, и меня за это били. В той ситуации нам пришлось говорить, по-настоящему говорить, и поэтому мы очень хорошо узнали друг друга. Когда я вышел, мы продолжили с того места, где остановились, и это было совершенно естественно».

«Когда я вышел, она умирала. Ее реакция на диагноз была типичной для Эстер: врач сказал еще шесть недель, а она сказала: «Посмотрим, что Б-г скажет об этом», и прожила еще шесть с половиной лет».

«Ее последними словами, обращенными ко мне, были: «Политика – это искусство компромисса. Ты ни в чем не идешь на компромисс. Помни об этом, когда политики придут за тобой. Затем я сел, обнял ее и стал считать ее вдохи, пока их не стало».

О своем повторном браке Поллард сказал: «Моя жена, Ривка, узнала обо мне, когда ей было семь лет. Она дает мне новую жизнь прямо сейчас, и я очень благодарен за это. Одна из последних вещей, которые Эстер сказала мне было: «Женись на ней, она будет держать тебя на правильном пути». Она определенно удерживает меня на правильном пути, и я благодарен за это».

Возвращение в Израиль, говорит Поллард, прошло не совсем так, как он ожидал: «Мы читали псалмы, когда пересекали береговую линию. Когда мы высадились, я увидел ожидающую прессу и сказал Эстер: Обещали, что прессы не будет – а Биби на месте!! Я не знал, что он будет там. Эстер велела мне сказать: «Теперь я на пенсии, это на вас».

«Когда я прибыл, я думал о дне, когда меня арестовали в посольстве Израиля в Вашингтоне. Я вернулся в здание и увидел, что мой флаг и все жалюзи в здании опускаются, как закрываются глаза. Все мечты и представления, которыми я жил, только что были разрушены. Я чувствовал, что пожертвовал собой ради земли и народа Израиля, а не какого-либо правительства или партии, и поэтому мне казалось уместным сказать: «Я вернулся, привет!, и целовать землю».

Не вся еврейская община приветствовала или поддерживала действия Полларда: «Однажды я спросил еврейского лидера, что бы он сделал, если бы я вошел в его кабинет со всеми имеющимися в моем распоряжении доказательствами и сказал ему, что против Израиля действует необъявленное эмбарго на разведку. Он посмотрел мне прямо в лицо и сказал: «Я бы извинился, удалился на минутку и сообщил о вас в ФБР как об агенте-провокаторе. Меня не волнует, правда ли это, вы ставите под угрозу наше положение здесь».

Поллард рассказал о том, что его мотивировало: «У меня был дядя, который был в «Плавании обреченных» (океанском лайнере «Сент-Луис», которому было предоставлено разрешение на плавание с почти 1000 евреями на борту, спасающимися от нацистской Германии. Пассажирам отказывали в разрешении высадиться в каждой стране, куда приплывало судно, и, в конце концов, они были вынуждены вернуться в нацистскую Германию.) Когда я рос, он вдалбливал мне, что каждый еврей обязан помогать другому еврею, даже ценой своей жизни. Мне внушили, что, если ты видишь другого члена сообщества в беде, ты не можешь пройти мимо».

Он также рассказал о моментах, когда испытывал страх и отчаяние: «В течение всего времени, с того момента и до сегодняшнего дня, я был напуган, когда Эстер сказала мне, что у нее рак груди, и время нашего звонка истекло. Мне пришлось ждать восемь дней, чтобы узнать подробности ее диагноза. Я чувствовал отчаяние в двух случаях: первый – когда я увидел ракеты, падающие на Израиль во время первой войны в Персидском заливе, и подумал про себя: «Я потерпел неудачу». Другой был, когда мне разрешили написать моей матери, когда она умирала, а через неделю после ее смерти все мои письма были возвращены мне нераспечатанными».

Поллард вспоминает свое знакомство с тюрьмой: «Надзиратель сказал мне, что я никогда больше не увижу небо и не буду дышать свежим воздухом. Я сказал ему: «Посмотрим. Б-г правит миром, а не ты». Я сел в своей камере и договорился с Б-гом, и сказал: «Я не могу сделать это сам». Я согласился, что буду делать и не делать определенное количество вещей, и он спасет меня. Когда меня снова вывели семь лет спустя, меня ждал надзиратель, и я сказал: «Видишь? Б-г правит миром. Мне выбили зуб, но это была самая сладкая боль, которую я когда-либо испытывал».

«Эстер сказала мне, что я должен жить как настоящий еврей. Это помогло мне выжить двадцать три года в месте, где люди умирали направо и налево. Там одной ненавистью не проживешь – на ненависти можно жить долго, но в конце концов ты умрешь от передозировки или в драке. Я видел там худшее и лучшее в человечестве – худшее я оставлю воображению, но лучшим был тот, кто дал свой болеутоляющий пластырь другому заключенному. За это ему грозило продление срока на пять лет, но он сказал: «Я не могу оставаться в стороне, мне нужно как-то ему помочь». Обвинение было снято, и заключенные всех мастей пришли попрощаться с ним».

Поллард обратился к будущему поколению: «Иногда, когда вы оглядываетесь вокруг и видите, что нет четкой государственной политики по защите еврейского народа и земли, люди должны действовать. В отсутствие четкой государственной политики по прекращению террора люди должны действовать. Я сказал Израильским национальным новостям, на самом деле, в ответ на комментарии раввина Лихтенштейна о «мерах самообороны» и спросил: что люди должны делать?»

Эли Кенер

Источник