КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
На сайте Московского общества испытателей природы опубликована статья А.П.Садчикова о генерале Н.Н.Раевском (младшем) («Н.Н. Раевский (младший) – герой, гражданин … и член МОИП» https://www.moip.msu.ru/?p=3423). В ней повествуется о гражданине России, который оставил яркий след в истории страны и освоении Черноморского побережья Кавказа. В статье отмечается, что Николай Николаевич был Почетным членом Московского общества испытателей природы. Ему оказана такая честь именно за основание г. Новороссийска, естественнонаучные деяния и создание Сухумского ботанического сада. На нашу статью откликнулся историк краевед города Новороссийска Санеев Сергей Александрович. Он подготовил статью «Хвалу и клевету приемли равнодушно», которую мы предлагаем читателю. В своей статье С.А.Санеев полемизирует с историками, которые отрицают участие 10-летнего Раевского-младшего в сражении под Салтановкой в июле 1812 г.
А.П.Садчиков
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Генерал-лейтенанту Николаю Николаевичу Раевскому (младшему), основателю Новороссийска и Туапсе, «везло» на клеветников и в жизни, и, особенно, после смерти.
Первый раз полковник Н.Н. Раевский был арестован в конце декабря 1825 года, в то время когда 3-я драгунская дивизия, в которой служил, присягала на верность императору Николаю Павловичу. Доставленный в столицу, он, как и брат Александр, предстал перед Следственным комитетом. Разобравшись во всём, комитет выяснил, что: «…Поводом требования их сюда были следующия сведения: уведомление графа Витта, узнавшего от одного члена, будто бы тайное общество старалось чрез сих Раевских заразить и Черноморский флот, но тщетно; показание Майбороды, называвшего их членами общества и подтверждение сего последнего, сделанное Аврамовым. По изысканию Комиссии оказалось, что Майборода и Аврамов показали сие со слов Пестеля; но Пестель, спрошенный противу сего, отвечал отрицательно, объяснив, что он говорил не о сих Раевских, а о майоре Раевском, принадлежавшем к Союзу благоденствия. Показания прочих членов так же подтвердили неприкосновенность сих Раевских к настоящему делу.
Равным образом и они утвердительно отвечали, что ни к какому обществу не принадлежали и не знали о существовании его….».
На основании этого комитет постановил:
«…по непринадлежности Раевских к тайному обществу испросить на освобождение их ВЫСОЧАЙШЕГО СОИЗВОЛЕНИЯ…»
ВЫСОЧАЙШЕЕ СОИЗВОЛЕНИЕ последовало и 17 января 1826 года братья Раевские были освобождены с оправдательными аттестатами. [1]
Второй раз генерал-майор Н.Н. Раевский, командир прославленного в сражениях под его командованием Нижегородского драгунского полка, был арестован в конце августа 1829 года в Тифлисе, куда он выехал в отпуск на лечение. Основанием послужили доносы Н.А. Бутурлина, адъютанта военного министра, и отставного флотского офицера фон Дезина. Разобравшись во всём, Николая Николаевича, находившегося в Тифлисе под домашним арестом, просто удалили с Кавказа, не назначив ни какого наказания. [2]
Третий раз генерал-лейтенант Н.Н. Раевский пострадал в 1841 году за захват горцами трех укреплений Черноморской береговой линии. Пострадал, потому что его непосредственные начальники, забыв о своих отказах на просьбы и требования Н.Н. Раевского, сделали его во всём виноватым. В отчаянии Николай Николаевич писал 10 февраля 1841 года военному министру графу А.И. Чернышову:
«…Я просил и ожидаю увольнения от начальника Береговой линии. Теперь, оглядываясь на прошедшее, как посторонний зритель, я не могу не заметить, сколь странно было мое положение. Мне было препоручено занять Восточный берег, а оба моих начальника были противны сему занятию. От них обоих я должен был получать и войска, и деньги; между тем, как то и другое, один из них желал употребить для Кавказской линии, а другой для Закавказского края. Нынче на место открытия сообщения через Вареникову пристань, столь необходимую для Береговой линии, опять предложены действия против закубанцев, столь вредные для сей же Береговой линии. Теперь, после огромных издержек для усиления укреплений, признано необходимым для Береговой линии 16-ть батальонов, а тогда меня оставили, для защиты разрушенных укреплений, только с 8-ю батальонами, в которых не доставало половинного числа до комплекта. Когда же горцы завладели несколькими укреплениями, на место усиления средств, начальники мои предложили совсем покинуть Береговую линию.
Должно ли после сего удивления, что все мои предложения для Береговой линии были опровергнуты моим непосредственным начальством. Оно противилось соединению всей Береговой линии под одно начальство, его разделению на три отделения, учреждению морского сообщения судами и пароходами, принадлежащих Береговой линии, учреждению Морского дежурства, гребному сообщению азовскими лодками, устройству Новороссийска, Геленджика и Сухума, назначению капитанов над сими тремя портами, воздвижению Адмиралтейства в Новороссийске, открытию торговли с горцами, учреждению мены солью, переселению купцов и ремесленников, учреждению карантинной и таможенной линий, усилению войск и их дислокации, водворению женатых солдат и так далее. Но все сии предложения мною представляемые в копиях Вашему Сиятельству, удостаивались ВЫСОЧАЙШЕГО одобрения. Многие частныя односторонние не созрелые мысли мои получали в Петербурге развитие, которое придало им важность государственных мер. С самого начала и до конца один только непосредственный начальник мой генерал-адъютант Лазарев удостаивал своими одобрениями мои действия и предположения…»[3]
И после смерти Н.Н. Раевского, его имя не оставили в покое.
Некий Н. Шавров в 1862 году в статье «Восточный берег Черного моря и его значение для развития русского мореплавания» писал о деятельности Н.Н. Раевского и его последователей:
«…Усилия этих генералов оказались бесполезными для России…».
Эта мысль была повторена многими исследователями тех лет. Не удержался от этого и Г. И. Успенский в статье «Человек, бумага и природа».[4]
Поразительно то, что Николай Николаевич командовал Черноморской береговой линией всего четыре года с 1838 г. по 1841 г., из четвертьвекового её существования с 1831 по 1855 гг., но все беды на ней сваливали на него.
Жизнь полностью подтвердила правоту Н.Н. Раевского. Новороссийск превратился в крупнейший русский порт на Чёрном море, а поселения Прибрежных казаков – курортные города и посёлки. Просто ему не дали времени, чтобы воплотить в жизнь все планы.
Более серьёзные нападки на Н.Н. Раевского начались после возвращения декабристов из Сибири. В появившихся мемуарах вновь поднимался вопрос об участии Раевских в тайных обществах, об их «предательстве». Так, барон Андрей Розен писал:
“… Н.Н. Раевский, только что помилованный и прощенный императором Николаем I, навестил арестованного своего полкового командира полковника Кончiялова и сообщил, что он освобожден из уважения к отцу, знаменитому герою Бородинского погрома; в порыве благодарности и самодовольствия он прибавил: “Un poltron, qui ne dira pas ce quil sait…” [“Трус тот, кто знает, но не говорит правду”].
Софья Николаевна Раевская, младшая дочь Н.Н. Раевского-старшего, тётка Н.Н. Раевского-младшего, хранительница памяти семьи Раевских, вынуждена была в 1873 году направить письмо в журнал “Русская Старина” о том, что Раевские “не участвовали в тайных обществах, и не наполняли свои штабы декабристами”. [5]
Письмо было опубликовано, но многими исследователями не замечено и версия о «предательстве» Раевскими декабристов продолжает встречаться в печати и в наши дни.
Но самый большой удар репутации Раевских нанёс поэт К.Н. Батюшков, опубликовавший в 1885 году свои записные книжки под названием «Чужое: моё сокровище!»
В них он приводит воспоминания о беседе с генералом Н.Н. Раевским-старшим, у которого в 1813 году он служил адъютантом:
“…”Но, помилуйте, Ваше Высокопревосходительство, не вы ли, взяв за руку детей Ваших и знамя, пошли на мост, повторяя: вперед ребята; я и мои дети откроем вам путь ко славе или что-то подобное”. Раевский засмеялся: ” Я так никогда не говорю витиевато, ты сам знаешь. Правда, я был впереди. Солдаты пятились, я ободрял их. Со мною были адъютанты, ординарцы. По левую сторону всех перебило и переранило, на мне остановилась картечь. Но детей моих не было в эту минуту. Младший сын собирал в лесу ягоды (он был тогда сущий ребенок и пуля прострелила ему панталоны); вот и все тут, весь анекдот сочинен в Петербурге. Твой приятель [Жуковский] воспел в стихах. Граверы, журналисты, нувеллисты воспользовались удобным случаем”…” [6]
Этому настолько поверили, больше чем документам и очевидцам, что даже видный советский военный историк ХХ века академик Е.В. Тарле при описании подвига семьи Раевских под Салтановкой дал сноску:
“По словам поэта Батюшкова Раевский впоследствии отрицал точность этого рассказа”.[7]
Этому верят и некоторые наши литераторы, возомнившие себя краеведами, хотя обнародовано достаточно много документов и воспоминаний об этом событии. Наиболее полное исследование боя под Салтановкой сделал полковник И.И. Ростунов в середине 50-х годов ХХ века.
Следуя традиции, идущей еще от Петра I, Николай Раевский-младший при рождении был зачислен рядовым на службу в Орловский пехотный полк. 10 июня 1811 года, в девять лет, он получил первый офицерский чин – подпрапорщика и был взят отцом на армейскую службу. Н.Н. Раевский-старший держал, по возможности, семью всегда рядом с собой, что бы сыновья проходили армейскую службу, а не числились по армии. [8]
Отечественная война 1812 года началась не так, как предполагалось. Вместо нанесения сокрушительного удара по противнику русская армия начала отступать. 2-я армия под командованием генерала П.И. Багратиона, в которую входил 7-й корпус генерала Н.Н. Раевского, отходила в район Смоленска на соединение с 1-й армией. Войска готовились к переправе через Днепр, когда было получено известие о занятии Могилева и моста через Днепр французскими войсками маршала Даву. Более того, к югу от города они подготовили оборонительную позицию у деревни Салтановка. С фронта эта позиция защищалась ручьем, впадавшим в Днепр, протекавшим в юго-восточном направлении впереди деревень Фатовой и Салтановки. Мосты через ручей французами были сломаны, а на плотинах были установлены заграждения. В районе деревни Фатово располагалось пять батальонов 108-го и один батальон 85-го линейных французских полков, у деревни Салтановка находились три батальона 85-го линейного полка и рота вольтижеров. Между деревнями Фатово и Селец располагался частный резерв из четырех батальонов 61-го линейного полка, а у деревни Селец – общий резерв в составе 5-й кирасирской дивизии, 3-го конно-егерского полка и двух батальонов 61-го и 85-го полков. [9]
Отметим, что во французской армии батальоны имели по шесть рот, общей численностью 850 человек, а полки – по шесть батальонов. В то время как в русской армии в полках было всего по три батальона, а в батальонах по 4 роты. Таким образом, два французских батальона по численности равнялись русскому полку. [10]
П.И. Багратион понимал, что французы под Могилевом готовят ему ловушку. Поэтому он принимает решение: корпусу Н.Н. Раевского, численностью 15 тысяч человек начать наступление на Могилев и освободить город, а обозам и основным силам армии начать переправу через Днепр.
Около 7 утра 11 (23) июля 1812 года егеря 6-го и 42-го егерских полков начали наступление на Салтановку со стороны деревни Дашковка, а 26-я пехотная дивизия И.Ф. Паскевича – на Фатово. Поэтому в разных источниках этот бой называют по-разному: и под Салтановкой, и под Дашковкой. Артиллерия частым огнем обстреливала французские укрепления. Отбросив сторожевое охранение, егеря сумели захватить мост перед Салтановкой и продолжали продвигаться вперед. Вслед за ними шла колонна Смоленского пехотного полка, которая должна была стремительной штыковой атакой сбить французов с плотины. Учитывая важность задачи, во главе полка шел генерал Н.Н. Раевский с сыновьями и офицерами штаба.
Наступление егерей и Смоленского полка было встречено сильным огнем. Но русские войска продолжали штурмовать позиции врага. Тогда французское командование бросило в бой батальон 85-го полка. Батальон перешел ручей и нанес удар по правому флангу колонны. Угроза оказалась столь опасной, что Н.Н. Раевский вынужден был развернуть полк против батальона. В упорном бою русские солдаты разгромили французов, отбросив остатки батальона за ручей, и ворвались в середину укреплений, завязав ожесточенный бой.
От захваченных пленных Н.Н. Раевский узнал, что перед ним сосредоточены основные силы войск маршала Даву. В виду явного превосходства противника, а так же считая, что задача – сковать его силы, выполнена, Н.Н. Раевский отказался от дальнейшего преследования и отдал приказ на отход. П.И. Багратион этот приказ утвердил.
Потери французов составили 4134 человека, корпуса Н.Н. Раевского – 2548 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. И это при том, что русские войска вели наступление на заранее подготовленные оборонительные позиции французов! По военным законам того времени считалось, что потери наступающих должны быть в четыре раза больше, чем у обороняющихся, но у Раевского, в нарушение законов, оказались в почти два раза меньше.
В бою под Салтановкой участвовали, а значит, были свидетелями подвига семьи Раевских, воины Сводно-гренадерской дивизии под командованием генерала графа М.С. Воронцова, 26-й пехотной дивизии под командованием генерала И.Ф. Паскевича, Ахтырского гусарского полка под командованием полковника И.Д. Васильчикова и другие части. [11]
Впоследствии, названные генералы занимали достаточно высокие посты и были непосредственными начальниками Александра и Николая Раевских, но никогда их не упрекнули в тщеславии и в присвоении чужой славы. Всегда отношения были самые лучшие.
В официальном донесении о бое П.И. Багратиону генерал Н.Н. Раевский даже не упоминал о своих сыновьях. Но в письме жене, матери Александра и Николая он после боя 15 (28) июля 1812 года писал:
«Мой добрый друг, вот мы и на дороге, ведущей из Киева в Могилев. Мы сражаемся в тех самых прекрасных аллеях, которые вам знакомы. Податель этого письма, наш дорогой прапорщик Николай Раевский и его проводник расскажут подробности ужасного сражения, которое я имел 11 сего месяца с моим корпусом в 10 000 против Даву и Мортье, которые имели 60 000. Мы вышли из него героями, как истинные русские… Александр сделался известен всей армии, он получил повышение… Я был только контужен в грудь, но легко… Николай, находившийся в самом сильном огне, лишь шутил. Его штанишки прострелены пулей. Я отправляю его к вам. Этот мальчик не будет заурядностью…” [12]
Писал он об этом 22 июля Е.А. Константиновой, сестре супруги:
“… Вы, верно, слышали о страшном деле, бывшем у меня с маршалом Даву. Сын мой Александр, показал себя молодцом, а Николай даже во время самого сильного огня беспрестанно шутил. Этому пуля порвала брюки; оба сына повышены чином, а я получил контузию в грудь, по-видимому, не опасную”. [13]
О подвиге семьи Раевских рассказала на всю Россию газета “Северная почта”. В №61 от 30 июля 1812 года в ней сообщалось, что генерал-лейтенант Н.Н. Раевский для одушевления воинов вышел “перед колонной не только сам, но поставил подле себя двух юных сыновей”. [14]
Генерал Михаил Федорович Орлов в письме более красочно описал этот бой:
“… В деле под Дашковкой они [сыновья] были при отце. В момент решительной атаки Раевский взял их с собою во главе колонны Смоленского полка, при чем младшего, Николая, он вел за руку; а Александр, схватив знамя лежавшее подле убитого в одной из предыдущих атак нашего прапорщика, понес его перед войсками. Геройский пример командира и его детей до исступления одушевил войска: замешкавшиеся было под картечью неприятеля, они рванулись вперед и все опрокинули перед собой…”
Такие письма, в то время, сразу же становились широко известными. Повлияло ли то письмо, но этот подвиг стали описывать в стихах. Первое их них стихотворение С.Н. Глинки появился в журнале «Русский вестник» в № 10 за 1812 год:
Великодушный русский воин,
Всеобщих ты похвал достоин:
Себя и юных двух сынов –
Приносишь всё царю и Богу:
Дела твои сильней всех слов.
Ведя на бой российских львов,
Вещал: «Сынов не пожалеем,
Готов я с ними вместе лечь,
Чтоб злобу лишь врагов пресечь!
Мы Россы!.. умирать умеем».
Всего в двухтомном «Собрании стихотворений, относящихся к незабвенному 1812 году», изданному в Москве через два года после изгнания французов из России в 1814 году, подвиг семьи Раевских упоминается около трех десятков раз. Нашёл для него строчки и Гаврило Михайлович Державин в «Гимне лироэпическом на прогнание французов из Отечества»:
Суть
царски витязи у нас.
Вы сами видели не раз,Как вёл отец детей на брани…[15]
Но самыми известными строками стали:
Раевский, слава наших дней,
Хвала! Перед рядами
Он первый грудь против мечей
С младенцами сынами.
Василия Андреевича Жуковского. Он 12 августа 1812 года вступил добровольно в ратники московского дворянского ополчения, во время Бородина был при штабе М.И. Кутузова. После сражения под Тарутином, повернувшим ход войны, он написал стихотворение “Певец во стане русских воинов” прославляющих русских полководцев, разгромивших французскую армию Наполеона. Большая часть его посвящена главному полководцу – императору Александру 1. Впервые появившись на страницах журнала «Вестник Европы» №23-24 за 1812 года, в 1813 году выдержало три переиздания, последнее с нотами музыки Бортнянского! [16]
Тогда же было задумано издать плакаты-лубки с портретами героев войны. Гравёр С. Кардели под портретом Н.Н. Раевского-старшего поместил эпизод из боя под Салтановкой: генерал с двумя сыновьями, в руках старшего – знамя. Один из этих лубков находится в экспозиции первого зала Государственного Пушкинского музея в Москве. К столетию Отечественной войны 1812 года художник Н. Самокиш написал картину, в которой отобразил этот эпизод.
Таким образом, при жизни генерала Н.Н. Раевского-старшего никто не сомневался в подвиге его детей под Салтановкой. Более того, когда генерал М.Ф. Орлов в 1829 году опубликовал «Некрологию генерала от кавалерии Н.Н. Раевского» и не упомянул об этом, то А.С.Пушкин откликнулся на неё в 1830 году следующим дополнением: “… С удивлением заметили мы непонятное упущение со стороны неизвестного некролога: он не упомянул о двух отроках, приведенных отцом на поля сражений в кровавом 1812-м году! … Отечество того не забыло”. [16]
В середине Х1Х генерал А.П. Ермолов, писал воспоминания “не для печати“, где, упоминая о событиях под Дашковкой, он отмечал:
“… Под сильным картечным огнем генерала Раевского сопровождал сын его в самом юном возрасте”. [17]
Это и смущает наших горе-исследователей. Почему-то они считают, что призывной возраст в русской армии был как в первые годы в РККА – 21 год. Поэтому для них семнадцатилетний Александр Раевский и есть сын «в самом юном возрасте». На этом основании они и делают вывод, что Николая на поле боя не было, мол, и Ермолов это подтверждает.
Только одно это наглядно показывает, что наши, так называемые, историки не знают историю Русской армии и заменяют её своим полётом фантазии и правом на домысел, которое превращают в право на вымысел.
XIX век для России начался с войн с Наполеоном. Император Александр 1 в 1807 году вынужден был издать специальный указ о досрочном производстве в офицеры дворян, достигших 15 лет. И многие из известных деятелей того времени начинали свой боевой путь в этом возрасте. К примеру, не достигнув 15 лет, в 1807 году начал воевать прапорщикЛ.В. Дубельт, участник Бородинского сражения, некоторое время бывший адъютантом у генерала Н.Н. Раевского, в середине XIX века – начальник III отделения канцелярии Его Императорского Величества. 15-летний прапорщик Н.И. Панаев в 1812 году получает орден Святой Анны 4-й степени. [18]
Поэтому семнадцатилетний Александр Раевский, два года как произведенный в офицеры, «ломал» вторую войну. В первую, русско-турецкую войну, он участвовал в штурме турецкой крепости Силистрия. [19]
Кстати, на это было указано В.А. Жуковскому и в 1815 году он в стихотворении «Певец во стане русских воинов» заменил слова «младенцами-сынами» на «отважными сынами». [20]
Вопрос о подвиге Раевских поднимает и Лев Толстой в главе XII, тома III романа «Война и мiръ»:
«…Збржинский рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершён генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих сыновей и с ними рядом пошёл в атаку!..
… «Во-первых, на плотине, которую атаковали, должно быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его» – думал Ростов, – «остальные не могли видеть, как и с кем шёл Раевский по плотине, но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому, что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом, оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину не зависела судьба отечества, как нам описывают про Фермопилы. И, стало быть, зачем же было приносить такую жертву?…» [21]
Лев Толстой не сомневался в участии Николая Раевского-младшего в бое на Салтановской плотине. Он пытался осмыслить подвиг с позиций конца ХIХ века. Он поднимает две стороны вопроса.
Первая – значение подвига в истории Отечественной войны 1812 года.
Достаточно представить, чтобы было, если французам удалось бы связать малыми силами в бою корпус Раевского, а основными – отсечь войска 2-й армии П.И. Багратиона от переправ через Днепр и самим первыми переправиться на левый берег реки. Тогда бы перед французской армией открывалась свободная дорога на Москву. 27-я дивизия, только ещё формируемая генералом Неверовским, конечно, с честью погибла бы в боях, но не смогла бы их остановить. Французы шли бы к Москве, захватывая по пути продовольствие, фураж, боеприпасы и оружие на разных складах. А русская армия пыталась бы догнать французскую, оставаясь без продовольствия, фуража, боеприпасов и оружия. В этом и состояла заслуга генерала Н.Н. Раевского-старшего в бою под Салтановкой, что введенный в заблуждение маршал Даву весь следующий после сражения день 12 июля ожидал новых атак. А за это время все войска 2-й армии сумели переправиться через Днепр и к 22 июля подошли к Смоленску.[22]
Всего один бой, сумевший повернуть ход войны – так его оценивали современники.
Вторая сторона вопроса намного сложнее. Лев Толстой ставит вопрос: А имел ли право отец выводить в бой, на верную смерть всех своих сыновей? Ведь в случае гибели их род Раевских прервался бы. Нам этого вопроса не понять. Мы смело разрушаем свои семьи, сходимся – разводимся, бросаем своих, воспитываем чужих детей, и ни сколько не думаем, кого мы оставим после себя, сохраним ли свой род. Лев Толстой думал над этим и вложил эти мысли Николаю Ростову:
«…Зачем тут, на войне, мешать своих детей?»
Это понимал и Николай Николаевич Раевский-старший. Поэтому он не придавал значения подвигу своих детей под Салтановкой и, даже наоборот, старался всех уверить, что такого не было. Видимо он чувствовал свою вину перед Николаем-младшим, что вывел его под пули и снаряды на верную смерть, решив за него его судьбу. Как бы то ни было, но ни отец, ни сыновья, никогда не вспоминали о бое под Салтановкой, как своей заслуге.
Увы, сегодняшние горе-исследователи, никому не верят: ни А.С. Пушкину, Льву Толстому, ни генералу А.П. Ермолову, ни генералу М.Ф. Орлову, ни другим участникам войны 1812 года, очевидцам событий, а верят К.Н. Батюшкову, забывая, что Раевские – ни когда не кичились своими заслугами! И славный подвиг семьи Раевских в сражении под Салтановкой из «Прививки от тщеславия», их усилиями превратился в «Прививку тщеславия». Оно и понятно, Раевские – русские. Этим всё сказано.
Приближается двухсотлетие Отечественной войны 1812 года. В той войне русский солдат показал себя не только защитником Отечества, но и освободителем Европы. И очень обидно, что судьбы героев той войны под пером литераторов-краеведов предстают в весьма искажённом, в худшую сторону, виде. Надо же, наконец, бережно и объективно подходить к этому вопросу, не придумывать и не выдумывать, а тщательно изучать документы и отображать истинный облик героев в своих произведениях.
ЛИТЕРАТУРА
С.А.Санеев
г. Новороссийск
Городское историческое общество
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.