Ходорковский: «Я готов идти до конца»

За обедом в лондонском стейк-хаусе поссорившийся с Путиным олигарх объясняет, почему, на его взгляд, нынешний хозяин Кремля не сможет вечно сохранять власть

Если вспомнить, что пережил Михаил Ходорковский, ему можно простить некоторые слабости. Например, слабость к хорошим стейкам. «В тюрьме мы нечасто видели мясо», — говорит он, когда мы садимся за столик у окна среди темного дерева и кожаных банкеток «Гудмана», принадлежащего российской компании стейк-хауса в лондонском Мейфэре. «А когда нам его давали, трудно было сказать, чьим оно было».

Хотя Ходорковский, скорее всего, единственный посетитель ресторана, просидевший 10 лет в российском лагере, он выделяется среди нарядных обедающих только тем, что он один из немногих, кто не носит костюма. Впрочем, даже в те времена, когда он «стоил» 15 миллиардов долларов, владел изрядной частью акций нефтяной компании ЮКОС и входил в собирающуюся в Давосе мировую бизнес-элиту, он — подобно Ричарду Бренсону и Стиву Джобсу — предпочитал неформальный стиль. Его серо-голубой свитер с отложным воротничком напоминает те, в которых он месяцами появлялся в зале суда во время двух своих долгих, громких и откровенно политизированных процессов по обвинениям в мошенничестве, уклонении от налогов и растрате.

Примерно год назад Ходорковского освободили. Сейчас он живет в Швейцарии, и, точно современный Ленин или Мандела, надеется возглавить — на какое-то время — свою страну и привести ее к свободе. Недавно он заявил, что может стать временным президентом в том маловероятном случае, если его злейший враг — президент Владимир Путин — покинет свой пост.

В свои 51 Ходорковский выглядит вполне пригодным для этой задачи. Его редеющие седые волосы коротко подстрижены, как в тот день, когда он вышел из тюрьмы. Впрочем с тех пор, как в прошлом году его неожиданно выпустили на свободу, отправив в духе шпионских обменов времен холодной войны 20 декабря на частном самолете в старый восточноберлинский аэропорт Шенефельд, он несколько набрал вес.

Просматривая меню, Ходорковский вздыхает с улыбкой: «На свободе столько искушений».

Какие из них самые главные? «Когда ты свободен, — объясняет он, — можно делать столько интересного, что легко увлечься и забыть о наиболее важных задачах. Впрочем, когда ты свободен, важных задач много».

В Ходорковском по-прежнему заметна та энергия, которая в свое время сначала сделала его самым успешным из российских олигархов, а потом поссорила с властями. Мой собеседник родился в 1963 году. Он учился в московской школе, был комсомольским вожаком и мечтал когда-нибудь стать директором советского завода, однако когда в конце 1980-х годов Михаил Горбачев разрешил частное предпринимательство, Ходорковский занялся бизнесом. Он импортировал компьютеры и консультировал государственные предприятия, а позднее основал банк «Менатеп». В 1995 году в результате сомнительных приватизационных аукционов он купил нефтяную компанию ЮКОС, которую сумел сделать крупнейшей в стране. К началу 2000-х годов он был самым богатым человеком в России — и самым богатым бизнесменом моложе 40 лет в мире.

В феврале 2003 года в ходе встречи в Кремле он в присутствии тележурналистов бросил вызов Путину, заговорив о чиновничьей коррупции. Впрочем, вызовом для президента было уже само существование Ходорковского, как фигуры, соединявшей независимый дух (и, по слухам, политические амбиции) с огромными деньгами. Когда в том же году его арестовали, наставив на него автоматы в заснеженном сибирском аэропорту, это стало важным поворотным моментом — шагом к тому мрачному и авторитарному режиму, который правит сейчас Россией, а недавно вовлек ее в конфликт на Украине и в самую серьезную конфронтацию с Западом со времен распада Советского Союза.

Мы заказываем: для Ходорковского рибай с фасолью; для меня стейк «Нью-Йорк» с картошкой. От вина Ходорковский отказывается, ограничиваясь минералкой без газа. Себе я заказываю диетическую колу.

Я спрашиваю о залоговых аукционах 1995 года. Тогда кучка богатых бизнесменов — олигархи — одолжили денег почти обанкротившемуся государству под залог акций государственных предприятий. Когда государство не смогло расплатиться с долгами, олигархи продали залоговые акции самим себе по ничтожным ценам. Сейчас, отмечаю я, эти аукционы считаются чем-то вроде первородного греха российского бизнеса.

«Я не совсем с вами согласен», — отвечает Ходорковский. Тогда, по его словам, казалось, что кандидат от коммунистов победит на выборах президента Бориса Ельцина и положит конец частному бизнесу. На этом фоне иностранных инвесторов российские активы не интересовали. Соответственно, акции стоили ровно столько, сколько были готовы заплатить российские инвесторы. В случае Ходорковского это было около 300 миллионов долларов за чуть меньше 80% акций ЮКОСа.

Многие до сих пор с горечью вспоминают, как агрессивно Ходорковский вел себя с миноритарными акционерами своей компании. Когда ЮКОС пошел вверх, и доля Ходорковского стала оцениваться в миллиарды долларов, критики стали расценивать благотворительные инициативы олигарха, осуществлявшиеся через фонд «Открытая Россия», как его попытки придать себе респектабельный вид, чтобы повысить стоимость активов. С точки зрения некоторых все это делало его сомнительной фигурой в качестве «узника совести», несмотря на то, что «Международная амнистия» присвоила ему в 2011 году этот статус.

Хотя Ходорковский еще во время своего первого процесса передал свою долю в ЮКОСЕ другому акционеру, сейчас его состояние, по его словам, составляет более 100 миллионов долларов.

Нам приносят стейки, и официантка передает Ходорковскому сырный соус. Я напоминаю, что недавно он признал ошибки того времени. «Да, я говорил об ошибках, но есть большая разница между ошибками и намеренным нарушением закона», — возражает он.

Схемы по «оптимизации налогообложения», включавшие в себя продажу нефти через внутренние налоговые гавани, которые ставили ему в вину в суде, были, по его словам, прекрасно известны властям вплоть до правительственного руководства. «В большинстве стран, по налоговому законодательству, такие вещи считаются преступлением, если ты что-то скрываешь. Но мы ничего не скрывали».

*  * *

Я уже встречался с Ходорковским раньше. Самая впечатляющая наша встреча произошла в 2008 году, когда я просунул микрофон сквозь прутья клетки в зале суда в морозной сибирской Чите, чтобы проинтервьюировать его перед вторым процессом. В прошлом году Ходорковский дал мне письменное интервью — как оказалось, всего за несколько месяцев до своего неожиданного освобождения. Его ответы тайно передали мне из расположенной в лесах на северо-востоке России исправительной колонии его адвокаты. В них он рассказывал о трудной жизни российской «зоны»: об изготовлении папок для бумаг в мастерской, о бесконечных очередях, о мисках с баландой.

Осведомившись, нравится ли ему обед — «Очень», — говорит он, прожевав очередной кусок, я интересуюсь, какой момент его пребывания за решеткой был самым худшим. Может быть, хуже всего был тот случай, когда сокамерник ранил его, спящего, ножом в лицо?

Удивительно, но нет. В тот раз он быстро пошел к умывальнику и понял, что порез не такой глубокий, как ему сперва показалось. Затем рану зашили, и он отправился досыпать. По его словам, хуже всего было в первые два года, когда он бессильно наблюдал, как ЮКОС из-за многомиллиардных налоговых претензий по кускам продавали контролируемой государством Роснефти, позднее ставшей крупнейшей в мире публичной нефтедобывающей компанией. Десятки сотрудников Ходорковского попали под суд, и еще множество их коллег потеряли работу.

«На мой взгляд, когда ты главный, ты должен брать на себя полную ответственность за все, — говорит он. — Проблемы у организации, проблемы у сотрудников — решать их тебе. Иначе ты не годишься в начальники».

Впрочем, свой способ влиять на власти Ходорковский все же нашел — и это были голодовки протеста. Он четырежды переставал есть и дважды объявлял сухую голодовку. Обычно он требовал прекратить издевательства над его осужденными экс-коллегами — такими, как бывший главный юрист ЮКОСа Василий Алексанян. Смертельно больной, страдавший от рака и СПИДа, Алексанян утверждал в 2008 году, что власти отказывают ему в лечении, требуя от него показаний против бывшего начальника на новом процессе.

«Когда я услышал об Алексаняне, я почувствовал, что могу что-то сделать, — рассказывает Ходорковский. — Российская тюрьма отучает дорожить своей жизнью, поэтому мне было легко сделать такую ставку».

«Они мне сказали, что будут кормить меня насильно, — продолжает он. — Я сказал: “Ребята, а вы этим когда-нибудь занимались? Вы знаете, что, если человек этого не хочет, то долго его принудительно кормить у вас не получится?” Разумеется, я все тщательно взвесил. Я мог выиграть или проиграть. Если бы я сделал ошибку, я бы умер».

Единственное, что его тревожило как православного верующего, это вопрос о том, как к подобному — фактически это ведь самоубийство — отнесется Бог. Однако власти каждый раз шли на уступки.

Хотя в роскошном интерьере «Гудмана» подобные разговоры звучат несколько неуместно, я спрашиваю его, как он избежал насильственного кормления?

«Когда тебя кормят через зонд, это всегда может привезти к разрыву пищевода — если ты действительно этого хочешь».

Был ли он к этому готов?

«О да, — легко говорит он. — И они это понимали».

Мы оба молча смотрим в наши тарелки.

Через несколько секунд Ходорковскому на телефон приходит сообщение от жены, живущей с ним вместе в Швейцарии (у них трое детей, а у Ходорковского вдобавок есть еще один ребенок от предыдущего брака). «Мне нравится шестой айфон — у меня большие руки», — замечает он. Ходорковский с давних пор любит технические новинки. Даже в тюрьме он внимательно следил по газетам за появлением новых гаджетов.

По его словам, овладеть технологиями и освоить появившийся, пока он был за решеткой, мир социальных сетей, важно для его новой цели: добиться политических перемен в России. Я напоминаю ему, что на пресс-конференции, которую он дал после своего освобождения в музее Берлинской стены у «Чекпойнт Чарли», он обещал не заниматься политикой и ограничиться деятельностью в области гражданского общества.

Однако после того, как в августе умерла от рака мать Ходорковского (Путин удовлетворил его прошение о помиловании, чтобы он мог позаботиться о ней в Европе), бывший глава ЮКОСа восстановил фонд «Открытая Россия» и поручил ему поддерживать образовательные программы и «проевропейских» кандидатов на будущих выборах, а также начал ездить по конференциям. Кроме этого он объявил, что готов, если его позовут, стать временным президентом. Что же изменилось?

Прежде, чем он успевает ответить, официантка уносит наши тарелки. От десерта мой сотрапезник отказывается, и мы заказываем кофе.

* * *

Ходорковский уверяет, что то, чем он занимается — это «просто общественная деятельность». «Политика, — объясняет он, — это, в сущности, борьба за то, чтобы лично тебя избрали на какой-нибудь пост. Меня это не интересует. Но если вы спрашиваете, готов ли я идти до конца, отвечу: да, я готов. Я считаю это своим гражданским долгом».

«Я предлагаю себя на роль кризисного менеджера. Потому что я и есть кризисный менеджер».

«Но вы оставались в ЮКОСе и после выхода из кризиса, в то время, когда он уже стал одной из крупнейших негосударственных нефтедобывающих компаний в мире», — возражаю я. «Да, — отвечает он, — вот почему я и хотел уйти из этого бизнеса».

Затем Ходорковский делает поразительное признание: оказывается, слухи верны, и до своего ареста он вел переговоры с депутатами от путинской партии «Единая Россия» и с представителями других политических сил об изменениях, которые нужно будет внести в конституцию, если Путин уйдет с президентского поста в 2008 году, после своего второго срока. Идея заключалась в том, чтобы «сделать отставку безопасной» для Путина, ограничив полномочия следующего президента и расширив полномочия парламента. Ходорковский, при Ельцине недолгое время бывший заместителем министра энергетики, говорит, что политики, с которыми он общался, считали, что он должен будет стать временным премьер-министром, чтобы провести эту реформу. По его словам, он был готов занять этот пост, если бы новый президент захотел его на нем видеть.

Знал ли об этом Путин? И не это ли стало причиной ареста?

«Путин знал, но я не могу сказать, из-за этого меня арестовали или нет. Думаю, причин было много. Но, конечно, он боялся. Он боялся, что я устрою революцию. Надо сказать, тогда у меня таких идей не было — а вот теперь есть».

Он быстро добавляет, что реальной революции он не планирует: его российские сторонники ее не хотят, и она была бы опасна, так как, по его мнению, Россия не готова к политическим переменам.

Однако Россия сейчас переживает тяжелый экономический кризис. В сочетании с падающими ценами на нефть западные санкции, введенные в ответ на российскую интервенцию на Украине, вызвали быстрое обесценивание рубля, рост инфляции и рецессию. Некоторые предполагают, что Путин, несмотря на свой укрепленный украинскими событиями высокий рейтинг, может пасть жертвой этих проблем.

Спустя несколько дней после нашего разговора российская валюта рухнула еще глубже. Впрочем, Ходорковский советует не переоценивать эффект кризиса и убежден, что российских резервов должно хватить, чтобы преодолеть трудности. Народное восстание возможно, но маловероятно — уличные протесты 2011 года оказались недолговечными.

«Экономический кризис сам по себе ничего не решит, если общество не поймет, что существует альтернатива, — говорит он. — Именно это мы и пытаемся показать людям».

Тем не менее, если ситуация продолжит ухудшаться, российский президент, по словам Ходорковского, может лишиться власти. Это может произойти по-разному — в том числе и путем дворцового переворота, осуществленного окружением Путина. «Я не знаю ни одного вечного авторитарного режима — тем более авторитарного режима без идеологии. Не уверен, доживем мы до этого или нет, но шансы дожить у нас есть», — смеется он.

Его программа по переводу России на демократический путь фокусируется на создании правового государства — с разделением властей, независимым правосудием, независимой оппозицией и регулярной сменой власти. По его словам, став временным лидером, он ограничится такими реформами, затем проведет свободные выборы и уйдет в отставку.

Все это может показаться далеким от жизни, однако несколькими неделями раньше бывший чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, сейчас живущий в эмиграции и критикующий Кремль еще резче, чем Ходорковский, назвал в разговоре со мной бывшего главу ЮКОСа единственным возможным преемником Путина. По мнению Каспарова, в Ходорковском компетентность сочетается с мощным очищающим действием отбытого тюремного срока, — фактором, находящим глубокий отклик в русской душе.

Хотя многие соотечественники считают Ходорковского жуликом, которого настигла заслуженная кара, некоторые россияне, судя по опросам, начинают соглашаться с тем, что процессы Ходорковского были политическими — и что все свои долги обществу бывший олигарх уже выплатил.

В то же время, как полагает Ходорковский, мир может столкнуться с новыми кризисами в отношениях с Путиным. Весенней аннексией Крыма дело, вероятно, не ограничится. Он считает, хотя многие с ним не согласны, что Путин спровоцировал украинский кризис исключительно потому, что его популярность падала из-за коррупционных скандалов и протестов 2011 года против фальсификации выборов.

«Однако на выборах 2018 года Крым Путину уже не поможет. Поэтому ждите от него новых авантюр, даже если пока он о них не задумывается», — утверждает Ходорковский.

Мы допиваем кофе. Я спрашиваю Ходорковского, не боится ли он за свою безопасность. Он собирается уходить, никаких телохранителей я не вижу. «Я понимаю, что связанные со мной решения принимает только один человек. Это, безусловно, обеспечивает мне определенную защиту», — отвечает он.

«Если я узнаю, что он отдал приказ, я постараюсь себя как-нибудь защитить. Однако хотя мне известно, что Путин в последнее время стал более нервным, я надеюсь, что так далеко он не зайдет».

Нил Бакли (Neil Buckley)
(“The Financial Times”, Великобритания)
inosmi.ru