ВТОРЖЕНИЕ

Бывший военный разведчик полковник Аркадий Якубов живет теперь в нью-йоркском районе Квинс. Мы встречаемся нечасто, больше — по телефону. И долго беседовали 27 декабря минувшего года, когда исполнилась 34-я годовщина события, в котором довелось участвовать и нам. Это событие в советские времена называли деликатно: ввод ограниченного контингента войск в Афганистан.

Таким «контингентом» и была 40-я общевойсковая армия Туркестанского военного округа. Армия вошла в Афганистан двумя потоками. Основная часть — из города Термеза через понтонный мост на Амударье. Одна лишь дивизия — из Кушки. В этот гарнизон опергруппа штаба ТуркВО прибыла в середине декабря 1979 года. В Кушке я бывал неоднократно с тех пор как стал офицером штаба ТуркВО, и каждый приезд вызывал у меня смесь ностальгии и обиды. А потому как впервые попал туда прямо из училища осенью 1948 года. В то время в Кушке мало что осталось от облика крепостного укрепления, каким, собственно, и была она более полустолетия. Я застал все куртины и бастионы в полуразрушенном состоянии: камень и кирпич разбирали для строительства жилых домов — квартир в Кушке катастрофически не хватало.

А над руинами крепостных сооружений, над улицами поселка царил огромный крест. Он был сооружен на вершине самой высокой сопки в честь трехсотлетия царствующего дома Романовых. Крест почитался кушкинцами как некий символ их безотрадной судьбы.

Особенно ощущалась крайняя заброшенность южного гарнизона в первое послевоенное пятилетие. Неустроенность, даже нищета того времени чувствовались и во внешнем виде кушкинских воинов. Солдаты, все как один, щеголяли в крашенном нательном белье вместо верхней одежды. Кормили их впроголодь.

Да и офицеров бытовая неустроенность не обходила. Пища в офицерской столовой недалеко ушла от солдатской. Ввиду полного отсутствия цивилизованных развлечений,  офицеры пробавлялись перманентным пьянством, перемежавшимся дикими выходками, совершенно в духе купринского “Поединка”. Я прожил  в Кушке шесть лет — почти всю мою офицерскую молодость и до сих пор считаю это время погубленным зазря.

При мне начиналось строительство знаменитой трассы Кушка — Герат — Кандагар, 1200 км крепкого железобетонного полотна которой проложили советские специалисты. Мы тогда шутили: по этой дороге могут даже наши танки пройти, выдержит. Кто же знал, что, к несчастью, именно так и будет.

Но к 1979 году я уже почти десять лет прослужил в штабе ТуркВО и в Кушку приезжал в составе групп, проверявших боеготовность гарнизона. Нынешняя же группа имела совсем иную задачу: она должна была контролировать ввод 5-й  гвардейской  мотострелковой дивизии, дислоцированной здесь, в Афганистан. Несмотря на громкое название, дивизия до последнего времени была скадрованным соединением: при наличии полного комплекта боевой техники, имела только 20% личного состава. Однако, получив в начале декабря приказ перейти на повышенную боеготовность, она была пополнена личным составом и автомобилями до штата.

Люди призывались из запаса, были в основном туркменами. Выделялись новой униформой и отсутствием выправки. В большинстве своем не соответствовали штатным специальностям: военкоматы вместо танкистов призвали матросов, вместо артиллеристов — авиатехников  и т.д. Автомобили вообще приводили в трепет на фоне штатной техники. Гражданские молоковозы, машины «Скорой помощи», рефрижераторы. Все разноцветное и разнотипное и придавало колоннам вид цыганского табора.

Тем не менее, по приказу комдива генерала Шаталина под утро 27 декабря дивизия тремя колоннами перешла госграницу и устремилась по шоссе на Герат. Сопротивления не встретила и через день ее части расположились в районе городов Герат, Шиндад и Кандагар. Разбили полевые лагеря, поставили палатки. Командование частей, да и дивизии не рассчитывало на долгое пребывание. Однако растянулось оно на 9 лет.

Через некоторое время мне позвонили из штаба ТуркВО и передали приказ командующего округом генерала армии Максимова прибыть в Кабул. Я выехал в Шинданд, где находился второй по величине аэродром Афганистана и военным бортом вылетел в Баграм — главную авиабазу страны в 50 км от Кабула. Прибыв в Кабул, отправился в штаб 40-й армии, разместившийся на ипподроме неподалеку от королевского дворца Тадж-Бек. Там мне передали приказ — присоединиться к спецгруппе, определявшей  сроки ремонта дворца, в котором должен был расположиться штаб 40-й армии. Спецгруппу возглавлял полковник Ковшов, командир дорожно-строительной бригады, которой и предстояло отремонтировать Тадж-Бек.

А дворец — в прошлом очень красивое здание, построенное в начале века, — имел вид весьма плачевный. Окна все разбиты, парадный подъезд изувечен, на стенах пробоины и шрамы от снарядов. Но это оказалось мелочью по сравнению с тем, что мы увидели в помещениях. Здесь шел бой, и все было искалечено очередями пуль и разрывами гранат. Но мин или каких-либо взрывных «сюрпризов» не обнаружено.

Учитывая возможности своей бригады, полковник Ковшов определил срок готовности дворца не менее 12-15 месяцев. На деле же, когда штаб 40-й армии разместился в Тадж- Беке, еще почти год дворец ремонтировали снаружи.

А меня, естественно, заинтересовали подробности штурма дворца, и я стал расспрашивать знакомых офицеров. Эти сведения потом были засекречены и появились в открытой печати сравнительно недавно. В общем виде, операция штурма была лишь элементом ввода советских войск в Афганистан, который начался еще в середине декабря 1979 года. Тогда в Баграме высадились два парашютно-десантных батальона, для охраны главной авиабазы страны. Высадка была согласована с диктатором Хафизуллой Амином. 20 декабря туда же прибыл так называемый «мусульманский» батальон, который по просьбе Амина усилил афганскую бригаду, охранявшую Тадж-Бек. Батальон был, в сущности, отрядом армейского Спецназа, сформированный из таджиков и узбеков. Командовал им майор Халбаев.

Дворец находился на крутой горе, по подъему к нему дорога вилась серпантином. По  предложению советского посольства, «мусульманский» батальон охранял внешний периметр, расположившись вдоль петель серпантина. Внутренний периметр охраняла бригада афганской гвардии. Советские бойцы-«мусульмане» переоделись в афганскую униформу и стали неотличимы от местных гвардейцев.

Но еще до «мусульман» в Баграме высадились две оперативные группы спецназа КГБ — «Гром» и «Зенит» — сорок отборных офицеров во главе с генерал-майором Юрием Дроздовым. Вместе с ними из Ташкента прилетел Бабрак Кармаль, который должен был сменить Хафизулу Амина. Но вскоре после его  прибытия, состоялось покушение на Амина. Оно провалилось, и Кармаля срочно увезли в Ташкент.

Он вернулся в Баграм 23 декабря, когда штурм дворца был неотвратим. Все детали разработаны и согласованы, на стадионе развернут пункт боевого управления «Микрон». А в самом Кабуле к полудню 27 декабря подразделения 103-й гв. воздушно-десантной дивизии, прибывшие из Витебска, взяли под контроль все стратегически важные пункты. Советские офицеры и солдаты были переодеты в афганскую униформу и отличались лишь белой повязкой на левом рукаве. Для опознатия своих был назначен пароль «Яша» и отзыв «Миша». Все изготовились к штурму, который должен был начаться по радиосигналу «Шторм-333».

Впрочем, была попытка избежать его, отравив Амина. Ему и его гостям во время обеда подсыпали яд в еду, им стало плохо, но жена Амина вызвала врачей из советского посольства. Они прибыли во главе с полковником медслужбы В.Кузнеченковым и откачали диктатора и его гостей, чем обрекли их на гибель в ходе штурма.

Сигнал «Шторм-333» прозвучал в 19.30. Все огневые средства «мусульманского»  батальона открыли огонь по окнам Тадж-Бека и по расположению подразделений афганской гвардейской бригады, отсекая их от дворца. А по серпантину на бронетранспортерах к Тадж-Беку устремились бойцы групп «Гром» и «Зенит», которыми командовал полковник  Бояринов. Несмотря на ураганный огонь счетверенных установок на «Шилках» и автоматических гранатометов «мусульман», засевшие во дворце гвардейцы отстреливались. Они подбили головной БТР «Грома» и его столкнули в пропасть, чтобы проехать остальным.

Добравшись до дворца, спецназовцы подорвали парадный подъезд и ворвались внутрь. Пошла «зачистка» по всем правилам: сначала в комнату летела граната, потом — автоматные очереди. И так — с первого до третьего этажей. Кстати, когда начался штурм, Амин приказал адъютанту сообщить в советское посольство. Но тот доложил, что атакуют советские и Амин в ярости швырнул в него пепельницу. Впрочем, он сам вскоре был убит очередью из автомата. Как и два его малолетних сына. Даже советский военврач полковник Кузнеченков не уцелел. В общем, пали почти все, кто оказался в Тадж-Беке во время штурма — более 200 человек. Чудом уцелела жена Амина и его дочь.

Потери штурмовавших несопоставимы: 5 спецназовцев, 6 «мусульман» и 9 десантников. Погиб и полковник Бояринов. Но через 9 лет безвозвратные потери 40 армии в Афгане приближались к 17 тыс. А операцию «Шторм-333» московская «Правда» изобразила так: «… В результате поднявшейся волны народного гнева кровавый диктатор Амин предстал перед справедливым народным судом в Кабуле и был казнен».

Году, примерно, в 1981-м написал я стихотворение о штурме и назвал его «Чертог». Нет, конечно же, записал его лишь через 10 лет, не поздоровилось бы, найди кто-либо такую запись раньше. Итак,

ЧЕРТОГ

Как демон красив этот дом,

Царящий над пыльным Кабулом.

Иду по подъему с трудом

В кольце вертолетного гула.

Парят боевые орлы,

Грозя смертоносной подвеской,

Над склонами серой скалы

Наш довод – неправый, но веский!

А дом – королевский дворец.

Эмир был низложен и изгнан.

А дом, потерявший венец,

«Малиной» бандитскою избран.

Последний хозяин дворца,

Известный кровавой рукою,

Не ждал рокового конца

В своих королевских покоях.

Декабрьская ночка темна,

А люди Спецназа – умелы.

И рвут перепонки окна

Гранат реактивные стрелы.

Подорван  парадный подъезд,

Под корень побита охрана,

И кровью сочится дворец

Как свежая рваная рана.

Смешалася кровь, запеклась,

Покрыла Амина палаты

И долго кровавую грязь

Скребли молодые солдаты.

От пуль затирая следы,

Осколки из стен выдирая.

А все же Спецназа труды –

Вовеки в покоях Сарая.

Дворец по-персидски – Сарай.

В нем штаб легионов армейских,

Что в древний причудливый край

Заброшены волей злодейской.

Ползут по карнизам полки

В «зеленку» врываются танки.

И гибнут в огне кишлаки,

Мечети горят и землянки.

А штаб из кабульских высот –

Толпа генералов убогих,

Приказ за приказом кует,

Засев в королевском чертоге.

Марк Штейнберг

.
.
.