Впечатления москвича о Санкт-Петербурге

8-11 февраля 2018 г. я побывал в Санкт-Петербурге. Поехал поддержать и навестить в больнице замечательного человека, свою знакомую из Грозного (с которой познакомился во время войны России с Чечней, когда Музей и общественный центр имени Андрея Сахарова помогал членам созданного в Грозном общественного центра популяризации и сохранения чеченской культуры «ЛАМ» /«Вершина»/) и посмотреть город, в котором не был уже, наверное, лет 12 или 15.

В первый день ездил в загородную больницу, а еще три дня ходил по Питеру и его музеям часов по десять ежедневно. Ночевал в хостеле на набережной Мойки в доме 40 (всем его рекомендую). В хостел ко мне в гости пришел известный питерский публицист и общественный деятель Александр Скобов, которого я пригласил познакомиться, а раньше знал только по фейсбуку (Саша Скобов, историк, диссидент и политзаключенный советского времени, автор очень интересного двухтомного «диссидентского» учебника советской истории, который был им написан и опубликован в перестройку, одно время этот учебник был допущен для преподавания в школах и произвел на меня большое впечатление).

Вот мой отчет о том, что я успел увидеть в Петербурге. Пять часов был в Русском музее («метод» моего осмотра был незамысловат: «Ах, вот оказывается где эта известная мне картина известного мне художника находится!» или «Ах, я эту картину известного мне художника раньше не видел! Ах, вот о таком художнике я раньше не знал!»). Неожиданно встретил и долго рассматривал огромного размера, на мой взгляд, гениальную картину Репина «Торжественное заседание Государственного совета 7 марта 1901 года». А больше всего по настоящему и неожиданно для меня согрели душу и показались самыми-самыми интересными экспонаты отдела народного искусства – резные наличники поволжских изб 19 века, утварь и изделия из дерева, глиняная посуда и игрушка из разных мест и разных промыслов, архангелогородские изделия из кости, вышивка, плетеные скатерти, народный костюм, ковка и т.д., а также – уже в другом отделе – собрание знаменитого агитационного фарфора и мелкой фарфоровой пластики 20-х годов Ломоносовского завода (об одном из ее авторов знаменитой художнице Данько у меня дома есть хорошая книжица). Не хочу врать и потому говорю то, что чувствовал, бродя по залам.

Конечно, сходил в музей-квартиру Пушкина, которая находится в 200 метрах от хостела, в котором я остановился. Неожиданно для себя встретил в сквере на площади у Петропавловской крепости, т.к. не знал, что он находится в этом месте Соловецкий камень с великолепной и недвусмысленной надписью на одной из граней постамента «Жертвам коммунистического террора». Раньше видел его только на фотографиях. Увидел на карте и сходил посмотреть, а раньше не знал об ее существовании, хорошо сохранившуюся избу Петра I из деревянных брусьев 1703 года постройки, которая находится внутри каменного павильона построенного специально для ее сохранения в 19 веке (эти изба единственная из сохранившихся до наших дней постройка времени закладки Санкт-Петербурга). Недалеко от нее стоит знаменитый крейсер «Аврора», мимо которого тоже прошел. Хотя на «Авроре» оказалось по бортам много пушек, сам крейсер выглядит неожиданно не таким большим, как я раньше считал. Затем, идя по Кронверкской набережной, наткнулся на обелиск, установленный на месте казни пяти декабристов (где находится это место «на кронверке Петропавловской крепости», как писали в школьных учебниках, раньше не знал). Обелиск стоит почти рядом с бровкой довольно большого оврага, что выглядело совершенно неожиданно. Во дворе самого Кронверкского цейхгауза – попросту бывших артиллерийских складов (наверное, я неправильно его называю), построенном при Николае I в 1850-х годах сейчас оказывается находится один из крупнейших артиллерийских и танковых музеев нашей страны, а может быть и мира. Но внутрь двора и здания цейхгауза я уже не заходил.

Сходил в музей-квартиру Некрасова на Литейном проспекте, в которой была когда-то и редакция знаменитого журнала «Современник». В музее много мемориальных вещей, собранных и поступивших от частных лиц и из Пушкинского дома, когда этот музей создавался в 1946 году. Неподалеку на одном из больших зданий 19 века увидел памятную доску с профилем Иосифа Бродского, он в нем жил.

Сходил посмотреть и увидеть своими глазами Таврический дворец, в котором состоялось единственное заседание разогнанного большевиками 6 января 1918 Учредительного собрания. Сейчас в него не войдешь и зал, в котором проходило Учредительное собрание не посмотришь. Дворец отдан под какую-то межпарламентскую ассамблею стран СНГ. От Таврического дворца пошел пешком смотреть красивейший и изящнейший Смольный монастырь со знаменитым, всем известным по фотографиями собором (после революции в нем устроили склад), в начале двухтысячных в нем хотели сделать концертный зал и установили орган, а сейчас этот собор вновь, и слава Богу, передан РПЦ, а лучший в городе орган передали, если не ошибаюсь, в Лютеранскую церковь на Невском. Но хотя картину «Ленин в Смольном» все помнят с детства сам «Смольный» я не увидел, он, оказывается, находится где-то сбоку от монастыря, а я не догадался где. Глядя в перспективе на собор и на вход в Смольный монастырь ленинский «Смольный» не видать. Зато по дороге из монастыря случайно наткнулся и увидел Дом с Башней, где в 1910 годы в квартире Вячеслава Иванова собирались поэты и философы Серебряного века (сейчас эта башня в лесах и ремонтируется).

Специально пошел поклониться и увидеть Пискаревское мемориальное кладбище, куда свозили и где хоронили тела умерших и погибших в блокаду ленинградцев (по считающимися официальными данным, в блокаду умерло 764 тысячи ленинградцев, а по данным современных исследователей в Ленинграде в блокаду умерло и погибло 1 млн. 53 тысяч человек и еще 360 тысяч эвакуированных, т.е. около 53% жителей города). Пискаревское кладбище величиной с футбольное поле и ощущение, что число похороненных здесь и умерших в блокаду людей это «too much». К сожалению, для меня, на кладбище постоянно звучит тихая траурная музыка, она мешала сосредоточиться и побыть в тишине, наедине с мыслями. Видел новый, недавно поставленный в сквере на пл. Мужества (откуда начинается из города дорога на Пискаревское кладбище), невзрачный и небольшой, попросту говоря довольно-таки “фиговый”, недавно уставленный памятник жертвам блокады (столбик с фигурами истощенных и безликих блокадников на четырех его гранях), поставленный как бы «на отделку», к тому же с невозможной и совершенно советской по духу надписью, что-то вроде – «мужеству отстоявших город ленинградцев». Ощущение, что он поставлен, чтобы не говорили, что в городе нет памятника жертвам блокады. Но лучше бы такой памятник вообще не ставили.

В скверике у Военно-медицинской академии на ул. Лебедева случайно наткнулся на обтесанный с одной стороны камень (размером с не очень большой холодильник) с еле прочитываемой на нем, а на фотографии вообще неразличимой, надписью, что-то вроде – воинам Красной армии, погибшим в советско-финскую войну 1939-1940. А погибло на той начатой и спровоцированной СССР войне минимум 264 тысячи советских военнослужащих – такова цифра «санитарных потерь». Ни облик памятника, ни место его установки этой войне и масштабу потерь абсолютно не соответствуют.

Конечно же, прошел «туда и обратно» весь Летний сад, в котором многое изменилось за то время, что я в нем не был. В 2010 и 2011 года в Летнем саду построено и появились несколько новых павильонов, существовавших там лет 200 назад.

Был на Марсовом поле с главным в Питере памятником жертвам и борцам революции и гражданской войны – каменными кубами с выразительными, выражающими веру в окончательную победу над эксплуататорским строем и ненапрасность принесенных жертв надписями и вечным огнем.

Сходил, конечно, в Исакиевский собор. Его интерьер произвел на меня огромное впечатление. Как будто все в этом соборе делалось и сделано сверх человеческих сил и сверх человеческих возможностей – необыкновенная роскошь позолоты, колонны с облицовкой из малахита, лазурита и мрамора, огромные, высоченные металлические двери со сложнейшими и интереснейшими скульптурными сценами (работы и отливки скульптора Виталли). Мотив строительства царями и архитекторами собора превышающего человеческие силы и возможности и тем не менее все-таки созданного – можно только угадывать. То ли это действительно выражение веры создателей собора в Бога и искреннее приношение ему, то ли самоутверждение власти и ее гордость своими возможностями и ее желание поразить этим собором «подлунный мир». Посетителей-экскурсантов в соборе днем было довольно много, но поскольку собор огромный, его пространство было пустынным. Один из боковых приделов – часть алтарного и заалтарного пространства – отведен РПЦ, когда я был в этом соборе-музее, в приделе шла служба и на ней присутствовало человек 10-15.

Ну и бесконечно долго, хотя все равно этого было мало, ходил по целым дням по улицам с немыслимым количеством дворцов и зданий 18 века (в одном трехэтажном дворце на набережной Фонтанки близ Невского проспекта я вечером с другого берега Фонтанки посчитал окна – их было по фасаду 49!), огромными зданиями 19 века. В городе множество архитектурных ансамблей 18 века размерами в квартал и несколько кварталов и т.д. О числе памятных досок на зданиях не говорю. Только на одном здании Военно-медицинской академии, на фасаде выходящем на набережную Пирогова встретил памятные доски, сообщающие что здесь работали такие всему миру известные русские ученые как Пирогов, Сеченов, Зинин, химик и композитор Бородин, знаменитый физик конца 18 века Петров, химик Лебедев (создатель советского синтетического каучука, муж замечательной художницы Остроумовой-Лебедевой) и, точно не помню, но кажется и Бутлеров и несколько других, незнакомых мне лиц.

Был на концерте в Капелле, в здании на набережной Мойки екатерининского или может быть более раннего времени (билет на балкон стоил 300 рублей), где услышал в концертном исполнении шуточную сатирическую вещь Шостаковича «Раек» о «реализме» и «формализме» в музыке. Никогда раньше о ней даже не читал. Исполнение гениальное – концертный хор Санкт-Петербурга под управлением Владимира Беглецова и феноменальный солист Петр Мигунов (бас). Если кто-нибудь когда-нибудь увидит в афише эту вещь и это имя – идите! Хотя зал был не полон, но публику это исполнение и эта вещь завели так, что вместе со многими слушателями я кричал «Браво!» так громко и так много раз, что, наверное, слышно было и на набережной.

Хотел побывать, но не успел, пришел туда, когда она уже закрылась, в музее-квартире художника Куинджи в великолепном доме 19 века на Васильевском острове. В этом же доме жил в одно время с Куинджи глава и душа передвижников художник Крамской и еще несколько известных художников. Ну и под конец прошел по Биржевой улице вдоль институтов с памятными досками нескольким знаменитым физикам – Сергею Вавилову, Рождественскому и другим – на площадь Сахарова с замечательным и необычайным памятником Андрею Сахарова (работы Левона Лазарева), утверждающим одновременно и хрупкость и духовную силу этого человека. Затем вдоль кружевного, радостного здания «Двенадцати коллегий» петровского времени, ныне одного из зданий Университета (в котором до перехода в палату Мер и весов жил и преподавал Менделеев, соответствующая памятная доска ему находится у входа в Университет) вышел к мосту через Неву. Посмотрел с моста в последний раз на Адмиралтейство, прошел еще раз по Дворцовой площади и вернулся в хостел за вещами, чтобы идти на поезд в Москву. Хотел еще посмотреть в свой последний день в Питере в Большом Детском Театре Кукол спектакль «Бармалей», но не хватило денег на билет (стоимость билетов 350 и 500 рублей).

В конце пребывания в Питере у меня и появилось то неясное ощущение, ради которого я и взялся написать эту заметку впечатлений москвича о Питере.

Суть этого ощущения следующая. Мне кажется, что отзвуки происходивших в Питере в течение его сравнительно недолгой истории – всего 300 лет с небольшим – событий до сих пор каким-то образом определяют напряженное и скорее трагическое, а не оптимистическое восприятие времени и истории и сам склад «ментальности» жителей Питера, и что этот склад другой и более столичный, чем «ментальный» склад жителей Москвы или, скажем, жителей Ярославля.

В ментальном складе жителей Петербурга по необходимости отложились и сосуществуют отзвуки следующих событий:

– Само основание города сравнительно недавно, всего 300 лет назад и на пустом месте хорошо известным и «живым» в памяти всех человеком – Петром I. Его личность уникальна – действовал он варварски и был чрезвычайно жесток (об этом убедительно написал питерец-ленинградец писатель Михаил Кураев в своей книжечке «Путешествие из Ленинграда в Санкт-Петербург» опубликованной в 1996 г.). С другой стороны я не знаю среди своих знакомых никого, кто своими руками может сделать хорошую весельную лодку. А Петр I мог и умел это и сделанная им собственноручно лодка находится под каменным «чехлом» над его деревянным домиком 1703 года, где все могут ее увидеть;

– Затем все время шедшее в 18 и 19 веках строительство в Петербурге вельможами и частными лицами – т.е. имевших индивидуальных хозяев огромного числа дворцов такого масштаба который сегодня для индивидуальных владельцев невозможен. И эти дворцы, построенные и принадлежавшие людям с именами и биографиями, создавшими Российскую империю в т.ч. в ее «архитектурном» выражении – определяют сегодня лицо города;

– Затем убийство (казнь) царевича Алексея, сына Петра I, убийство гвардейскими офицерами императоров Петра III и Павла I и убийство народовольцами императора Александра II;

– Затем неудачное выступление и восстание декабристов на Сенатской площади в декабре 1825 года;

– Затем расстрел на Дворцовой площади мирной демонстрации в январе 1905 года;

– Затем февральская революция 1917 года, государственный переворот и большевистская октябрьская революция октября 1917 года;

– Затем созыв и разгон Учредительного собрания в январе 1918 года;

– Затем неудачное и подавленное с большими жертвами и среди восставших и среди красных Кронштадтское восстание в марте 1921года;

– Затем не очень известная, но очень жестокая финская война зимы 1939-1940 гг. шедшая почти что в пригородах Ленинграда;

– Затем блокада осени 1941 – зимы 1943 гг, когда в городе умерло и погибло 53% его жителей;

Как это не удивительно, но я не встретил (наверное, просто не знаю о них) в Питере памятников и памятных знаков, визуально увековечивающих память о совершенных здесь убийствах трех царей, о выступлении и участникам восстания декабристов, жертвам расстрела демонстрации на Дворцовой площади в 1905 года, участникам и жертвам Кронштадтского восстания и тем, кто его подавлял и погиб, памятного знака в честь Февральской революции, памятного знака в память о созыве Учредительного собрания, а также памятного знака о разгоне Учредительного собрания большевиками и жертвах этого разгона. По сути нет в Питере и приличных памятников жертвам блокады Ленинграда (огромное мемориальное Пискаревское кладбище с монументом и надписями на стене – все же скорее не просто памятник жертвам блокады, а место их захоронения) и участникам и жертвам советско-финской войны 1939-1940 гг.

Все эти в основном страшные и «незаконные» события, происходившие сравнительно недавно, так что память о них как реально происходивших здесь и «теперь», в общем-то, жива до сих пор, по-моему, присутствуют в общественном сознании ленинградцев-петербуржцев с той или иной степенью «яркости». Думаю, эти исторические события и наглядное сохранение городской, архитектурной, ландшафтной обстановки, в которой эти события происходили, и ее ежедневное созерцание и рождают в сознании жителей Петербурга иное ощущение хода времени и содержания истории, чем у москвичей. У петербуржцев восприятие истории и исторического времени, как мне представляется, более трагическое, более исторически насыщенное и, я думаю, по сути и по смыслу более столичное чем у москвичей или, допустим, у ярославцев.

Если говорить о сознании и восприятии исторического времени столичными жителями как времени исторически насыщенного и трагически неподвластного людям, но «сохраняющего себя» и о себе память в виде облика городских кварталах, домов, площадей, дворцов, имен и фамилий людей, которые этими дворцами владели и в этих событиях участвовали, то столицей России в плане столичного общественного сознания его жителей и сегодня является «имперский» Петербург и петербуржцы, а не москвичи и не расползшаяся и не сохранившая себя во времени и пространстве Москва (сейчас официальная граница Москвы ради земельных спекуляций достигает почти до Калужской области, а остатки исторической застройки в самой Москве сохраняются лишь «точечно» и постоянно уничтожаются).

Ю.Самодуров, москвич

14 февраля 2018 года