Вот и сбылось

В этом (2021) году в Берлине вышла монография немецкого историка Кристиана Рорера «Чемпион мира по шахматам и фаворит Ганса Франка. Оценка близости Александра Алехина к режиму национал-социализма». А уже летом в Сети появился английский перевод книги (Эмили Пикерилл, университет Штутгарта).

Основанная как на уже известных материалах и свидетельствах, так и на впервые привлеченных к делу документах канцелярии генерал-губернатора Польши Ганса Франка, эта объемная и доказательная работа ставит точку на многолетнем споре о характере, деталях и самом факте сотрудничества Алехина с нацистами.

Что, без сомнения, отрадно, поскольку на эту тему высказывались многие – начиная от самодеятельных историков и кончая Гарри Каспаровым. О последнем, кстати, Рорер пишет, что тот являет собой яркий пример того, что выдающийся шахматист вовсе необязательно может быть хорошим шахматным историком: «Его книги высоко оценены за качество шахматного анализа, но их историческая часть подвергнута уничтожающей критике и должна быть дисквалифицирована с историографической точки зрения». Добавлю от себя, что примерно то же самое можно сказать и о политических талантах Гарри Кимовича.

Но вернемся к Алехину. Трудно говорить о каком-либо определенном идеологическом стержне политических симпатий и антипатий великого шахматиста. Скорее всего, он, подобно хамелеону, мимикрировал в соответствии с фоном. Богемный круг первой жены-художницы (до Первой мировой); работа в Коминтерне в послереволюционной Москве и третья жена – швейцарская коммунистка; бегство в Берлин и, соответственно, перекрашивание в цвета белой эмиграции; получение французского гражданства в 1927-ом и последующий переход в солидный буржуазный статус – вплоть до женитьбы на весьма обеспеченной (замок в Нормандии) британской матроне (старше его на 16 лет); и, наконец, что и вовсе поразительно – вступление в масонскую ложу и десятилетнее в ней членство. Таким образом, исходя из нацистского списка главных политических врагов (евреи, коммунисты, масоны, иезуиты) Александр Александрович Алехин подлежал уничтожению как минимум по двум параметрам своего многоцветного прошлого.

Однако, переехав в оккупированный Париж осенью 1940-го, чемпион мира привычно перекрасился под красно-бело-черные знамена новых хозяев Европы. Для начала он отметился участием в спортивных проектах Вермахта, которые, помимо футбольных и гандбольных матчей, включали и выставочные шахматные состязания под эгидой GSB (Великогерманского Шахматного Союза). Спорт вообще чрезвычайно важен для тоталитарных режимов, а шахматы почему-то в особенности (взять хоть советский режим), и гитлеровская Германия не стала в этом смысле исключением – судя хотя бы по тому, что почетным президентом GSB стал сам Йозеф Геббельс – рейхсминистр пропаганды.

В нацистском рейхе шахматы, без сомнения, играли (как и в СССР) особую роль – конечно, после соответствующей реорганизации и переименования шахматного Союза (до прихода Гитлера к власти Союз именовался просто Германским, но изгнание еврейских шахматистов мигом превратило его в Великогерманский). Так, президент GSB Пауль Вольфрум вступил в нацистскую партию еще в 1932 году, затем стал эсэсовцем, а позже еще и воевал в составе Ваффен СС (тут тоже трудно не усмотреть аналогию с руководящей ролью МГБ-КГБ в советских шахматах).

Чемпион мира Александр Алехин стал заметным подспорьем на этом направлении нацистской пропаганды. И, конечно, это не могло ограничиться лишь профессиональным разбором шахматных партий – в конце концов, НСДАП тоже была партией и нуждалась в соответствующей поддержке. И Алехин охотно предоставил таковую. В марте 1941 года издаваемая в Париже (на немецком языке) оккупационная газета «Паризер Цайтунг» опубликовала серию его статей под рубрикой «Арийские и еврейские шахматы».

Не так давно, говоря о «метафизическом», то есть идейном, глобальном антисемитизме (в отличие от низового, народного, местного, ксенофобского), я приводил в пример Рихарда Вагнера (с его статьями о «еврействе в музыке») и Федора Достоевского (с его противопоставлением «еврейской безжалостности» православному милосердию). Статьи Алехина, перепечатанные другими – в том числе, шахматными газетами – представляют собой еще один образец метафизического антисемитизма. Как шахматы могут быть еврейскими, спросите вы. С легкостью – достаточно лишь вспомнить об одном из главных обвинений в адрес евреев вообще – как нации, как идеи: «приземленном», «стяжательском» характере их религии, быта, образа мысли и самого существования – в противовес высокодуховному, устремленному в небеса арийскому/христианскому/языческому/православному (нужное подчеркнуть) духу их благородных антиподов.

Алехин идет в точности по той же дорожке, хорошо утоптанной до него Кантом, Гегелем, Марксом, Вагнером, Достоевским, Вейнингером и др. По его утверждению, арийские шахматы характеризуются ярким атакующим стилем, нацеленным на красивую победу в атмосфере благородного рыцарского риска и стремительного напора. А вот «приземленное» еврейство, напротив, огораживает себя защитой – цепкой, как крючковатые пальцы ростовщика – и коварно выжидает малейшую оплошность несчастного противника, дабы «безжалостно наброситься» (привет Достоевскому!) на какую-нибудь беззащитную пешечку. Наброситься – и так, мало-помалу, пешка за пешкой, квадрат за квадратом, в отвратительном стяжательском стиле накопить достаточное преимущество для победы – низменной и уродливой, как и сам еврейский шахматист.

«Обладают ли евреи как раса шахматными способностями? – спрашивает Алехин и тут же дает ответ: – После 30 лет шахматного опыта я ответил бы на этот вопрос следующим образом: да, евреи обладают исключительным талантом ЭКСПЛУАТИРОВАТЬ шахматы, шахматные идеи и вытекающие из этого практические возможности. Но не было доселе ни одного еврея, которого можно назвать шахматным художником».

После войны, столкнувшись с бойкотом со стороны шахматного мира, Алехин безуспешно пытался отмежеваться от своих нацистских статей. Сначала он утверждал, что не писал их вовсе, затем – что его текст был сильно изменен редакцией. Рорер решительно отвергает эти неуклюжие попытки: «Нет причин освободить Алехина от ответственности за серию этих статей». В подтверждение историк ссылается на интервью, которые чемпион мира дал полгода спустя испанским и германским газетам. Там Алехин – уже в своей прямой речи – не только не отказывается от вышеупомянутых тезисов, но, напротив, выражает гордость, что «стал первым, кто взглянул на шахматы с расовой точки зрения». Рорер заключает: «Алехин, не в последнюю очередь в кооперации с Альфредом Линдером [Линдер – специалист по пропаганде, посланный в Париж специально с этой целью – АТ] был проводником пропаганды национал-социалистического режима».

В сентябре 1941 года после нескольких недель, проведенных в Португалии и Испании, где Алехин продолжал попытки организовать прибыльный матч с Капабланкой, он вернулся в пределы Третьего Рейха, чтобы участвовать в мюнхенском турнире. Рорер подчеркивает, что это было свободным решением чемпиона мира: он намеренно предпочел нацистскую Европу заморской Америке, хотя имел все возможности уехать. Немецкая «Шахматная газета» радостно известила читателей, что чемпион «с энтузиазмом откликнулся на предложение посвятить себя новым целям и задачам Великогерманского Шахматного Союза».

О каких «целях и задачах» шла речь? Особая важность шахмат для нацистской пропаганды требовала воспрепятствовать намеченному переводу штаб-квартиры ФИДЕ (Международной федерации шахмат) из Нидерландов в Аргентину. Немцам (помимо Шахматного Союза (GSB), этим вопросом занималось, ни больше ни меньше, берлинское Министерство иностранных дел) требовалась совсем другая ФИДЕ – работающая из Европы и послушная их воле (тут опять же на ум приходят неизбежные аналогии). Они уже сколотили группу поддержки, говорящую от имени европейских стран, и личная поддержка чемпиона мира, безусловно, выглядела отнюдь не лишней.

Турнир в Мюнхене – первое крупное соревнование после шахматной Олимпиады 1939 года – был, таким образом, заявкой GSB на мировое лидерстве – европейское считалось уже обеспеченным. Помимо шахматистов и шахматных функционеров, в Мюнхен съехались важные партийные боссы – в том числе, доктор юстиции Ганс Франк, лично пригласивший гроссмейстеров Алехина и Боголюбова на следующий турнир, который планировался в оккупированной Варшаве. Пока же доктор Франк предложил чемпиону погостить в его ставке в Кракове, в пятидесяти километрах от неприметной станции под названием Аушвиц, где уже полным ходом шло создание системы концентрационных лагерей – как рабочих, так и иных, чье назначение еще не афишировалось.

Доктор юстиции Ганс Франк был ближайшим сподвижником Гитлера еще со времен мюнхенских пивных. В НСДАП он отвечал за юриспруденцию и подготовку нового арийского законодательства, а затем перешел от партийного строительства к строительству концлагерей в должности генерал-губернатора Польши. Франк был подотчетен непосредственно фюреру. Людоед из породы просвещенных интеллектуальных эсэсовцев, он интересовался шахматами, неплохо играл и гордился своей обширной библиотекой шахматной литературы. Тесно связанный с немецкими шахматными кругами, он выступал спонсором и организатором турниров и лично знал большинство сильнейших гроссмейстеров Европы (Алехина, Эйве, Боголюбова, Кереса и других). По версии Рорера, именно Ганс Франк, впоследствии осужденный Нюрнбергским трибуналом и повешенный в 1946 году за преступления против человечества, был инициатором привлечения Алехина к обслуживанию нацистской пропагандистской машины.

Чемпион мира принял предложение Франка; да и как откажешь столь могущественному покровителю – хозяину огромной территории, неограниченному властителю судеб 18 миллионов человек – и это еще до того, как в Польшу стали приходить эшелоны со всей Европы с дополнительными миллионами. Отныне Алехин играл в варшавских дворцах, жил в роскошном краковском отеле, приглашался на великосветские (читай: эсэсовские) приемы, получал премии и подарки. Приз за лучшую партию выигранного им Варшавского турнира он принимал в октябре, когда Бабий Яр уже был наполнен еврейскими трупами. «Приземленную» расу в те месяцы еще смешивали с землей; отправлять ее в арийские небеса – дымом из труб крематориев – стали несколько позже, по окончании строительства высокопроизводительных печей.

Но и это еще не все: Франк позаботился создать для своего протеже специальную штатную единицу в IDO – учреждении, занимавшемся подготовкой расширения «жизненного пространства» Германии на восток. Там от чемпиона мира по шахматам требовалось – уже в качестве официального чиновника нацистского ведомства – давать консультации «по русским вопросам: лингвистике, истории, законодательству и литературе». На эту должность с довольно жирной зарплатой старшего советника (1000 рейхсмарок в месяц – в чиновной сетке тогдашней Германии это высшие два процента) Александр Алехин должен был заступить с 1 января 1942 года. Учитывая, что во французскую армию (на несколько месяцев 1940-го года) его как гражданина Франции мобилизовали тоже в статусе переводчика и консультанта по русским (эмигрантам), наш хамелеон продемонстрировал поистине редкую способность к перекрашиванию: в течение всего лишь полутора календарных лет он ухитрился послужить обеим воюющим сторонам. Правда, в отличие от Боголюбова, члена НСДАП с апреля 1941-го, он не вступил в партию – вернее, неизвестно, вступил ли.

Но тут что-то не срослось – по-видимому, с проверкой благонадежности: в гестапо не слишком уважали хамелеонов. К тому же, должность старшего советника, хотя и предоставляла высокую степень финансовой независимости, входила в досадное противоречие с расписанием турниров, участия в которых требовали функционеры Шахматного Союза (GSB). Поэтому Франк придумал для Алехина другую, практическую фиктивную должность – правда, со столь же высоким окладом. Это устроило всех – и Алехина, и GSB, и Франка, и гестапо. В первую половину 1942 года чемпион мира исправно демонстрировал верность Рейху, давая бесплатные сеансы одновременной игры солдатам Вермахта.

Следующие 14 месяцев (с июня 1942 по октябрь 1943) Рорер определяет как период официальной службы Александра Алехина национал-социалистическому режиму в качестве наемного шахматного мастера. За это время он принял участие в шести крупных турнирах, дал множество сеансов одновременной игры и, главное, послушно играл роль свадебного генерала в усилиях GSB и германского МИДа по реорганизации ФИДЕ в духе арийских шахмат. После победы на сентябрьском турнире 1942 года в Мюнхене его провозгласили «Первым в истории чемпионом Европы». Правильней было бы сказать: нацистским чемпионом нацистской Европы…

В октябре 1943 года Германия была еще далека от окончательного поражения, но чуткая кожа хамелеона уже ощутила приближение иных цветов. Алехин предпринял очередную поездку на Пиренейский полуостров. На первый взгляд, в этом не было ничего из ряда вон выходящего: он и прежде не раз покидал пределы Рейха, пытаясь устроить матч с Капабланкой. Но только на первый взгляд: теперь великий Капабланка был уже год как мертв, а Рейх на пороге краха. Теперь Алехин не собирался возвращаться ни к щедрому Гансу Франку, ни к нацистам из GSB, так и не сумевшим подчинить себе ФИДЕ. Он планировал выждать и посмотреть, кто кого, а уже потом перекраситься.

51 год – не слишком подходящий возраст для шахматного профессионала. Тем не менее, пока еще действующий чемпион мира и «Первый в истории чемпион Европы» был на тот момент, без сомнения, сильнейшим шахматистом «сферы германского влияния», высшим номером мирового рейтинга. Он не собирался уступать свои титулы без боя. Только вот мало кто интересовался намерениями отставного нациста. Двумя с половиной годами позже, 24 марта 1946 года, он издох, подавившись куском мяса в гостиничном номере португальского города Эшторил. Не знаю как вам, а мне это кажется символическим. Наверняка многие из его бывших знакомых и партнеров по шахматной доске (например, некогда близкий друг, «низменный» еврей, гроссмейстер Осип Бернштейн) не раз говорили или думали что-нибудь вроде: «Чтоб ты подавился своими кровавыми деньгами, нацистская сволочь». Вот и сбылось – подавился.

Алекс Тарн