Воспоминания о кафедре гидробиологии МГУ

к 80-летию зав. кафедрой гидробиологии МГУ
профессора В.Д.Федорова и 90-летию кафедры гидробиологии

В 2014 году заведующему кафедрой гидробиологии биологического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова исполнилось 80 лет. В этом же году кафедре гидробиологии исполняется 90 лет. Время идет, одни люди уходят, молодежь приходит. События со временем забываются, поэтому решил вспомнить кое-что из студенческой жизни. Возможно, эти события вряд ли затронут душу читателя, но, для пишущего эти строки, они многое значат, ведь эти воспоминания о молодости, студенческой жизни.

Я попытаюсь рассказать о кафедре, Вадиме Дмитриевиче и событиях, которые происходили при моем непосредственном участии. Ведь вся моя жизнь на кафедре прошла на глазах В.Д. и, можно сказать, при непосредственном его влиянии.

Я знаю В.Д. уже несколько десятилетий, с середины 70-х годов прошлого столетия. Он, молодой заведующий кафедрой, читал нам студентам третьего курса «Общую гидробиологию». Это, наверное, первый его лекционный курс в качестве заведующего кафедрой. До этого на каникулах я успел прочитать учебник А.С.Константинова «Общая гидробиология» и уже имел некоторое представление о гидробиологии. Мог сравнивать лекции В.Д. с текстом классического учебника Александра Степановича.

Лекции В.Д. меня поразили. До этого я слушал прекрасные лекции Я.А.Бирштейна, Д.А.Транковского, С.Е.Северина, лекции профессоров в Главном здании МГУ (я жил в общежитии и часто посещал лекторий). Лекции В.Д. были необычные, с одной стороны они были логичные, с другой – эмоциональные. Он говорил так складно и последовательно, что можно без редакторской правки их издавать. Они сильно отличались от лекций многих профессоров. Те читали лекции спокойно, так, чтобы каждое слово доходило до потаенных уголков мозга студентов. Лекции В.Д. были противоположны тому, что приходилось слушать до этого. Кроме того, их содержание сильно отличалось от учебника А.С.Константинова.

Они были необычные, они воодушевляли слушателя. В каждой теме было нечто новое. После каждой лекции хотелось заняться именно той темой, о которой он только что говорил. Новая тема, и новое желание. Итак, в течение всего годового курса. Я аккуратно записывал их в толстую тетрадь, которую и сейчас бережно храню. Бывает, достаю ее, листаю, перед глазами проплывают студенческие годы, молодой и энергичный лектор, наша кафедральная аудитория.

Настала пора сдавать экзамен. Я был старостой группы и меня отправили в «разведку», чтобы договорился о «билетах», времени сдачи экзамена. Увидев меня, В.Д. спросил, а где зачетки. Я стал объяснять, что пришел за «билетами», чтобы лучше подготовиться к экзамену. Он поставил всем нам пятерки, и сказал, что студентам во время экзаменационной сессии очень трудно (на себе испытал это), поэтому надо беречь их психику. Я, также как и В.Д., тоже стараюсь на экзаменах беречь студентов, ведь оценка по сути ничего не значит. Главное, чтобы у студентов на лекциях горели глаза, а они являются показателем отношения к учебному предмету. Даже если он чего-то не знает, потом уже самостоятельно «доберет» недостающее.

С большой симпатией вспоминаю не только лекции В.Д., но и других наших преподавателей. Нам читал лекции В.А.Яшнов. Это были его последние лекции, которые он читал на кафедре. Он был стар, плохо видел, поэтому раздавал нам листочки с таблицами, рисунками, схемами и по памяти рассказывал, что там изображено. Все это ему заранее готовила дочь. Нам оставалось только вклеивать листики в тетрадь. Я и сейчас использую этот метод на своих лекциях. Тем более множительная техника позволяет это делать. Это очень удобно. Презентации, плакаты – это одно, а рисунок, таблица в тетрадке, намного удобнее. При необходимости к ним всегда можно обратиться в домашних условиях. Владимир Андреевич был очень стар, читал лекцию и качался. Мне казалось, что он вот-вот упадет, я сидел за первым столом, готовый при необходимости подхватить его.

Лекции В.И.Зацепина, К.А.Кокина, Л.Д.Гапочки, Н.С.Строганова, М.М.Телитченко, В.Н.Максимова, Ю.И.Сорокина также оставили яркий след в моей жизни. Л.Д.Гапочка (она только начинала себя в качестве лектора) очень волновалась, когда читала лекции. Мы это видели, старались внимательно слушать ее, задавали доброжелательные вопросы, чтобы поддержать ее. Ее лекции тоже храню. О водорослях она всегда говорила с искренней любовью, не только об их огромной роли в природе, но и потому, что очень красивые.

Большое событие в моей жизни произошло на третьем курсе. Было очередное заседание кафедры, где должны были обсуждать какие-то научные дела. Кто-то из сотрудников сказал, чтобы я обязательно пришел на это заседание, якобы, пригласил сам В.Д. Обсуждали вопросы, связанные с участием сотрудников кафедры в комплексной экспедиции по изучению Учинского водохранилища. Обсуждали, спорили, кто, чем должен заниматься. Очередь дошла до прибрежно-водной растительности. Оказалось, некому поручить разработку этой темы. Тогда В.Д. сказал, как это некому! У нас есть студент, которому мы и поручим заниматься этой проблемой. Так я стал «макрофитчиком», хотя не имел ни малейшего представления о предмете исследования. Здесь же моим научным руководителем назначили В.М.Хромова, совсем еще молодого научного сотрудника. Он занимался продукцией фитопланктона, и эта тема для нас обоих была новая. После защиты курсовой и дипломной работы мне пришлось, будучи в аспирантуре, заниматься другой темой, но «макрофиты» надолго остались в памяти. В 2005 г. мы вместе с М.А.Кудряшовым опубликовали учебное пособие по экологии прибрежно-водной растительности.

Я своего научного руководителя всегда уважительно называл «Виктор Михайлович», хотя разница в возрасте была незначительная. Прошло много лет, Виктор Михайлович многократно предлагал перейти на «ты», даже соответствующие поводы для этого были. Но я долго почему-то не мог переступить эту черты. Сейчас мы с ним на «ты», но я всегда помню, что он был моим наставником. Расскажу, как он сделал мне большой комплимент (это я пишу для того, чтобы показать, что В.Д. недаром поручил мне тему, связанную с изучением макрофитов). Виктор Михайлович наконец-то завершил свою докторскую диссертацию (до этого всякого рода мелкие дела не позволяли сделать значительно раньше). Он позвонил мне и попросил разрешения вставить некоторые материалы из дипломной работы к себе в диссертацию (тем более он имел на это право, т.к. был моим официальным руководителем). Он меня этим очень растрогал. Теперь я всем рассказываю об этом, чтобы знали «каким я парнем (т.е. студентом) тогда был!»

Как-то мы пришли домой к В.Д. по каким-то кафедральным делам. Он только что закончил править текст гимна МГУ. Сказал, что гимн смотрел ректор Виктор Антонович, одобрил его, но сделал ряд замечаний, внес правки. Наконец-то текст гимна закончен, и завтра понесет его ректору для очередного просмотра. Мы пошутили, теперь В.Д. будет настоящим «гимнюком». Я попытался вслух (с выражением) прочитать гимн, нашел пропущенную запятую, показал автору. Он согласился. После чего я с его одобрения собственноручно поставил эту запятую. Так что я этой запятой «примазался» к гимну МГУ, как говорится «мы пахали…». Пустячок, но приятно.

Я в студенческие годы был руководителем студенческого кружка и часто приглашал для выступления с лекциями В.Д. и В.Н.Максимова. Несмотря на занятость, ни кто из них, ни разу не отказал в моей просьбе. На лекции В.Д. набивалась полная аудитория, такой большой популярностью он пользовался. Причем приходили не только студенты и сотрудники нашей кафедры, но и других подразделений факультета и университета. Кстати, в те времена прием на нашу кафедру проходил по конкурсу. Вот такие были времена! Чтобы молодежь знала и училась, как надо работать со студентами, мы часто приходили на малые практикумы первого и второго курсов и рассказывали «байки» об экспедициях, научных проблемах гидробиологии, о кафедре. Кстати, молодежь тогда была доброжелательная, внимательно слушали нас, таких же студентов (только немного старше), задавала серьезные вопросы.

Виктор Николаевич Максимов читал нам статистику. Запомнил его слова, суть которых был приблизительно таков, статистика беспристрастная наука, что в ее формулы внесешь, тот результат и получишь. Но почему-то при большом желании получить положительный результат, ты его и получаешь. Конечно, это был своеобразный каламбур, однако Виктор Николаевич этим хотел показать, что биология, наука о жизни сильно отличается от других наук. Жизнь – есть жизнь и субъективный фактор из нее нельзя исключить.

Нам очень повезло. Благодаря активному участию В.Д. летняя практика студентов третьего курса кафедры гидробиологии МГУ проходила на Черном море, на корабле «Московский университет-2» (это было очень давно, в середине 70-х годов ХХ века). В Москве мы прошли медосмотр, и всем нам выдали «книжку моряка». Она позволяла находиться на самом настоящем морском судне.

Это был очень хороший корабль. Когда-то он был рыболовецким сейнером, бороздил моря, а может быть и океаны, ловил рыбу где-то на Дальнем Востоке, а потом его переделали в научное судно. Утверждали, судно разрезали пополам, что-то вытащили из него, что-то добавили, потом опять «заварили», в результате появились несколько научных лабораторий и просторных кают для научных сотрудников. У команды каюты остались прежние, маленькие, на несколько человек. После этого судно назвали «Московский университет-2» (так как первый уже существовал) и перегнали в Севастополь. Потом оно стало называться «Академиком Петровским». Капитан корабля должен был осуществить какие-то бюрократические формальности по «прописке» корабля в порту, только после этого на самом корабле, шлюпках, спасательных кругах и пр. должно появиться название порта, т.е. города-героя. А пока на нем красовалось название «Владивосток».

Хотя работа на корабле называлась «студенческая практика», но мы должны были выполнять полноценные научные исследования, отбирать пробы планктона, бентоса и пр. У нас были опытные преподаватели МГУ, а также научные сотрудники из Института биологии южных морей г. Севастополя, поэтому такая работа была нам по плечу. Научные работы нам надо было выполнять, несмотря на качку, плохое самочувствие, усталость и пр.

Судно было отличное, только какое-то уж оно было неустойчивое. Когда плавали вдоль берега, все было нормально, а стоило ему выйти в открытое море, как начиналась качка, соответственно всех укачивало. Она была в зависимости от ветра, то килевая, то бортовая. Бывалые моряки утверждали, одних людей укачивает бортовая качка, других – килевая. Но нас укачивала и та, и другая. Студентов и преподавателей и сотрудников Института биологии южных морей было 14 человек, и только четверо чувствовали себя нормально, остальные лежали в «лежку». Они ходили зеленые, ничего не ели, один только вид еды и ее запах вызывал у них страшные приступы рвоты.

Из-за этого случился казус, который с одной стороны был комичный, с другой – заставил нас и всю команду корабля сильно поволноваться. У нас была студентка Валентина, которую сильно укачало. Кому-то было плохо на палубе, а в каюте было вроде бы легче, у других – наоборот. Ее, бедную, мутило как в каюте, так и на палубе. Просыпаемся как-то утром, студентки нет. Начинаем поиски. В каюте ее нет, на палубе нет, в лаборатории тоже нет. К поискам подключилась команда корабля. Нигде ее не было, началась паника. Потерялся человек. Начали вспоминать, поздно вечером видели, как она буквально висела на борту. Вдруг ей стало плохо, и она упала за борт. Начали требовать у капитана, чтобы повернул судно обратно, может, найдем. Все бегали, суетились, причитали. Кто-то наступил на брезент, кучей сваленный у лебедки. Оттуда раздался крик, и из-под брезента выползла наша пропавшая студентка. Оказалось, ей было очень плохо, она, бедная, две ночи не спала, вышла на палубу и прилегла на брезент. Потом стало прохладно, она укрылась им и заснула мертвецким сном. Ничего не слышала, как мы бегали по судну, искали ее.

Команда корабля постоянно подшучивала над нами. По громкой связи раздавалась команда старпома «Команде срочно задраить иллюминаторы, а студентам и научным сотрудникам закрыть «форточки». Команду приглашали на обед в «кают-компанию», а научных сотрудников – в «столовую». Матросов сзывали на «ют» или «бак», а нас – на носовую, или кормовую часть корабля. Так команда корабля развлекалась.

Ранним утром корабль подошел к Ялте, стал на якоре достаточно далеко от берега. Не успели мы проснуться, как он был облеплен отдыхающими. Нас окружили всевозможные плавсредства, лодки, в том числе надувные. Одни приплыли на катамаранах, другие на надувных матрацах, кто-то даже приплыл на надувном дельфине. Все фотографировали корабль, в том числе и нас, предполагая, что он приплыл из далекого Владивостока. Мы ходили важные, довольные таким вниманием публики.

Повариха на корабле была отменная. Таких обедов давно не пробовал, тем более после общепита (я тогда жил в общежитии и, соответственно, питался в столовой). Первое время и меня немного укачивало, однако благодаря «жадности» я поборол ее. Еды нам давали на 14 человек, а ели только четверо. Представьте, сколько можно было съесть за один раз. Борщ был такой, что половник стоял стоймя. Сливочное масло было настолько вкусным, что ел его просто так, намазав на хлеб. Вкус жареной морской рыбы помню до сих пор. Матросы «бунтовали», требовали у поварихи мясо, а мне почему-то нравилась именно жареная рыба.

На корабле закончилась мука, из которой повариха выпекала хлеб. Закончилась рыба. Что делать? Кто-то в шутку посоветовал отправить в эфир «sos». Уже поздно вечером мимо нас, притом достаточно далеко, проходило какое-то судно. Повариха затребовала у радиста узнать, как оно называется. Потом от ее имени была отправлена радиограмма о помощи. Оказалось, нашу повариху знала команда проходящего судна, когда-то работала на нем. К нам была отправлена лодка набитая мукой, другими продуктами и мороженой рыбой.

Это было рыболовецкое судно, которое ловило рыбу где-то в Атлантике и возвращалось домой, в Севастополь. Рыба называлась «капитан», была большого размера, без мелких костей, мясо белого цвета, и очень вкусная. Что удивительно, такая рыба совершенно не приедалось. Мы ее ели утром, в обед и вечером. Мы ели, а те, кого укачало, смотрели на нас с ужасом и отвращением, так как не могли смотреть на наше обжорство.

Когда меня начинало мутить, я строго делал внушение своему организму. Если он будет поддаваться укачиванию, то, соответственно, не видать ему ни жареной рыбы, ни борща, ни компота, ни масла и пр. После такой перспективы все симптомы укачивания сразу же проходили. Работали мы можно сказать круглосуточно, в том числе и за тех ребят, которых укачало. Приходилось отрабатывать наше «обжорство».

У меня была каюта на одного человека, большая и просторная. Иллюминатор находился всего в полуметре над водой. Когда были волны, они неистово хлестали по стеклу. С непривычки ночью было не по себе.

Иллюминатор у меня был почему-то большой, при необходимости можно было выбраться через него наружу. Утром я открывал иллюминатор, высовывал голову и умывался чистейшей морской водой. Есть, что вспомнить!

Один раз по утверждению старпома, я чуть не «потопил корабль» (конечно, это была морская шутка). Корабль остановился где-то в середине Черного моря, был полный штиль, и капитан разрешил поплавать. В результате была дана команда «купаться». Я прыгнул за борт и поплыл вдаль. Несравнимое ни с чем чувство, корабль был где-то далеко, совсем маленький, а под тобой километр глубины. Матросы, многие из которых были весом за центнер, начали прыгать с верхней палубы «бомбочкой» и, соответственно, раскачали корабль. Некоторые взбирались даже на мачту. Вода начала хлестать в мой открытый иллюминатор. Дверной порожек был высокий, поэтому в каюте набралось очень много воды, пришлось потом ведрами выносить ее на палубу и выливать обратно в родное море.

После этого случая команда потешалась над нами. Рассказывали «байки», случаи из морской жизни, когда вот таким способом был потоплен большой корабль. Стоило нам появиться в кают-компании, как сразу же матросы переключали разговор, начинали рассказывать случаи из морской жизни и все многозначительно смотрели на меня, который чуть не «потопил» их корабль. Конечно, эти шутки были не злые, надо же было как-то развлекаться.

***

Наступили 90-е годы ХХ века, разгул суверенитетов стран, когда-то входивших в состав СССР. Украина приватизировала все корабли, которые находились в ее портах, в том числе и корабль, на котором проходила наша практика. Корабль приватизировали, а средств на его содержание, видимо, не было. Бедный корабль «мыкался» по чужим портам, потом Болгария отобрала его на долги и, как утверждают, пустила его на металлолом. Вот так и закончилась славная история нашего корабля.

А.П. Садчиков, профессор,
выпускник кафедры гидробиологии