Воплощенная неприязнь

Надо не просто не любить прошедшее, не столь бесславное, как сейчас, и, к тому же, легендарное время, а буквально ненавидеть шестидесятые и последующие годы и все, что связано с неравной борьбой редакции журнала «Новый мир» за настоящую отечественную литературу, чтобы в память о ее мужественном редакторе, Александре Твардовском, установить такой память в его честь, который появился в центре Москвы буквально на днях.

Внешне он напоминает солдатское надгробие, которых устанавливали много по России. Это, возможно, и имело бы смысл, но в другом месте и по другому поводу. А скульптура, внешне напоминающая раскрашенный под металл гипс, в центре Москвы выглядит ужасно и банально.

Да и сама фигура Твардовского — кургузая, тяжеловесная, расхристанная и с опущенной головой — показывает человека подавленного, сломленного, проигравшего и побежденного. Внешнее сходство при этом есть не с Твардовским, а с Юрием Олешей, для образа которого подошло все, что есть в данной скульптуре, но что никак не может быть относимо к Твардовскому, человеку сильному, мужественному и талантливому.

При этом вспоминается еще один «шедевр» вроде бы того же автора — скульптура Анны Ахматовой.

Скульптурой назвать это творение достаточно сложно — автор просто перевел в материал известный рисунок Модильяни. На нем Анна Ахматова изображена с гениальным минимализмом лежащей на постели. Это фрагмент серии рисунков, который был сделан Модильяни тогда, когда Ахматова была в Париже в начале прошлого века и между поэтессой и художником возникли, как известно, некие романтические отношения.

Овеществлять рисунок, доводя его до скульптуры, тем более, единственной в Москве и по сути своей должной быть торжественной и скорбной — пошлость и безвкусица. А, если учесть, что постамент памятника Ахматовой настолько несоразмерен, что убивает все впечатление от отлитого в металле, то можно сказать, что подарок скульптора городу получился специфическим, если не сказать — лишним и ненужным.

Да и памятник Твардовскому скульптор Суровцев подарил городу.

Но уж тут однозначно — проще обойтись без таких подарков, чем иметь несчастье смотреть на него при прогулках по центру города.

И ведь все это убожество кто-то принимал, одобрял.

Из чего следует, что так, как изображен Твардовский, так, как в его образе скульптурном передано отношение к прошлым взлетам отечественной культуры, так внедряется в теперешнее общественное сознание представление к шестидесятым годам со всем хорошим и честным, что с ними связано.

Понятно, что только открытый памятник Твардовскому не уберут, не спрячут во двор, чтобы никто его не видел. И совершенно напрасно, если уже нет возможности отказаться от подобных даров, напоминающих подтекстом своим античную поговорку.

Илья Абель