Война в Чечне. Как это было и как это будет. Беседа конца прошлого тысячелетия

Интервью с майором Измайловым. Часть 2.

Продолжение. Начало см. –  https://kontinentusa.com/vojna-v-chechne-kak-eto-bylo-i-kak-eto-budet-beseda-konca-proshlogo-tysyacheletiya/

Видимо, стоит напомнить основные вехи событий.

С началом распада СССР чеченскими националистами был образован “Общенациональный Конгресс чеченского народа”, который был как бы параллельным органом власти в Чечне, являвшейся автономной республикой в составе РСФСР. В июне 1991 года его председателем был избран генерал стратегической авиации Советской Армии Джохар Дудаев. Конгресс фактически взял республику под свой полный контроль и 1 ноября 1991 года Дудаев объявил о независимости “Чеченской республики”. В течение трех лет Москва не признавала эту независимость официально, но и не делала ничего, что бы восстановить свой контроль над страной. Более того, российская армия была выведена с территории Чечни, а большая часть ее вооружения передана сепаратистам. Фактически, при молчаливом согласии Кремля, Чечня стала полностью независимым государством. Статус-кво был нарушен, когда 10 декабря 1994 г. российские войска вошли на территорию республики, и началась война. В январе-марте 1995 г. велись бои за Грозный. 11 марта 1995 г. город был взят штурмом, в чем ведущую роль сыграл генерал Лев Рохлин. В течение марта-июня под контроль федеральных сил перешли все основные центры и крупные населенные пункты Чечни. Чеченские войска укрылись в горах.14 июня 1995 боевики под командованием Шамиля Басаева захватили российский город Буденновск в Ставрополье и засели в здании больницы вместе с пятьюстами заложников. 19 июня 1995, после неудачного штурма здания и последовавших за тем переговоров, боевики освободили часть заложников, вышли из города и на чеченской границе освободили остальных. В результате этой акции погибло 105 гражданских лиц и около 30 российских военнослужащих.

9 января 1996 г. отряд боевиков под командованием Салмана Радуева совершил нападение на город Кизляр в Дагестане. Они захватили здание больницы и согнали туда около 2-х тыс. заложников. 11 января после переговоров отряд на предоставленных автобусах, используя в качестве живого щита несколько десятков заложников, отступил в Чечню. Однако у самой границы, в селе Первомайское, федеральные силы, вопреки договоренности, остановили колонну и начали операцию по ее уничтожению. Часть боевиков и заложников были убиты, село вместе со многими жителями полностью сметено с лица земли, а большая часть отряда, уведя с собой заложников, смогла 18 января прорваться на территорию Чечни. В результате акции погиб 41 мирный житель.

В ночь с 21 на 22 января 1996 г. в горах, в р-не села Гохи-чу ракетой воздух-земля был убит Джохор Дудаев. И.о. президента Чечни стал писатель, член Союза писателей СССР Зелимхан Яндарбиев. Командующим чеченской армией являлся полковник-артеллерист СА Аслан Масхадов.

5-6 августа 1996 чеченские войска захватили большую часть Грозного.

12 августа 1996 были начаты переговоры между тогдашним секретарем Совета Безопасности РФ Александром Лебедем и Асланом Масхадовым, однако бои велись до ноября 1996 г. 22 ноября Ельцин подписал указ о выводе войск. 23 ноября 1996 г. Черномырдин и, ставший к тому времени главой правительства Чечни Масхадов, подписали соглашение об основах взаимоотношений, которым республика признавалась де-факто. Были образованы совместные российско-чеченские комендатуры для решения текущих вопросов.

Российские войска были выведены со всей территории страны.

На состоявшихся выборах президентом был избран Аслан Масхадов. Страна получила название Чеченская республика Ичкерия. Основу ее флага составляет зеленое полотнище, а государственный гимн называется “Смерть или свобода!”.

Ряд соглашений между РФ и ЧРИ, последнее из которых – “Договор о мире и принципах взаимопонимания между РФ и Чеченской республикой Ичкерия” от 3 февраля 1997 г., подписанный Ельциным и Масхадовым, ознаменовали фактическое признание независимости республики со стороны России.

В.И. – Во время войны я занимался призывом. Это было очень тяжело. Один из моих призывников, Паша Горенко, погиб 1 января в Грозном. Я его призывал, я его и хоронил, мать у него осталась одна… Мне было стыдно, что я военный, стыдно смотреть в глаза этим ребятам, и я сказал сам себе: “Я больше этим заниматься не буду!”. Я хотел уволиться, но просто уйти из армии было нельзя, иначе потеряешь все, нужно было попасть под сокращение. И я стал писать обо всем, что происходит. Сначала публиковался в местных жуковских газетах. Один из этих материалов попал на глаза Дмитрию Муратову, главному редактору одной из ведущих центральных газет “Новая Газета”. Эту статью они опубликовали под заголовком “Не хочу призывать в эту армию!”. Начались неприятности, стало вызывать начальство, но я стоял на своем: “Заниматься призывом не буду!”. Взысканий у меня не было, сделать ничего особо мне не могли, но я решил: лучше сам пойду в Чечню, но не буду заниматься этим позорным призывом!

А.Ш.– Вам угрожали? Это что, был такой вид наказания – отправить на фронт?

В.И. – Для других – да. Но я ведь уже прошел Афганистан, и меня это не могло коснуться. Поэтому мне просто предложили поехать – я и поехал. Перед самой отправкой я выступил в передаче “Взгляд” на НТВ у Саши Любимова. 24 ноября 1995 г. была передача, где я сказал все, что думал, а 27 ноября был издан приказ главкомом сухопутных войск, нынешним президентом Карачаево-Черкессии генералом Семеновым, о моей отправке. Вот так я и попал туда. В Чечне я был офицером управления 205 мотострелковой бригады.

А.Ш.– Что значит: офицер управления?

В.И. – В мои обязанности входила воспитательная работа с личным составом. С ноября 1995 г. по апрель 1996 г. я находился там, показал себя с лучшей стороны, относились ко мне прекрасно.

А в начале апреля 1996 г. произошло следующее: 31 марта 1996 г. Ельцин объявил: с первого апреля 1996 г. в Чечне наступает мир!

А.Ш.– Именно 1 апреля?

В.И. – Да! Воевали-воевали, и вдруг, ни с того ни с сего, наступает мир! Видимо это было связано с президентской предвыборной кампанией. Ну, объявить-то объявил, но боевые действия продолжались, хотя СМИ писали, что все спокойно. Единственная разница, что командование заставляли подписывать мирные соглашения с населенными пунктами.

А.Ш.– Что это значит?

В.И. – Наша 205 бригада отвечала за 23 населённых пункта вокруг Грозного. Сам город контролировала 101-я бригада внутренних войск. И соглашения заключались в том, что со стороны военных требовалось не стрелять по этим селам и проводить разминирование, а со стороны жителей – не допускать боевиков. Но, конечно, все эти соглашения были обманом или самообманом – боевики же не спрашивали у мирного населения, а просто входили, куда хотели.

А.Ш.– Самообман или сознательный обман со стороны командования? Есть ведь между этим большая разница!

В.И. – Ну, и то и другое, хотя, в основном, конечно, обман.

Боевые действия тем временем продолжались. В начале апреля наши войска брали селение Гойское.

А.Ш.– Гойское? Так оно и называлось?

В.И. – Да. При штурме применяли установки “Град” и “Ураган”.

А.Ш.– Что это такое?

В.И. – Система реактивного огня. Во время войны была “Катюша” – это 12-ствольный реактивный минамет. А “Град” – это сорокаствольный. “Ураган” – четырехствольный, но очень мощный, снаряд весит тонну.

А.Ш.– То, что “Хизбалла” применяет в Ливане, а в Израиле называют “Катюша” – к какому типу относится?

В.И. – Это оружие типа “Град”, “Ураганов” у них нет. Так вот, произошло следующие: стреляли “Ураганами” по Гойскому, а попали в другое чеченское село – Пригородное, которое находилось всего в четырех километрах от штаба центрального российского командования в пригогроде Грозного Ханкала.

А.Ш.– Какое расстояние между этими селами?

В.И. – Огромное! Несколько десятков километров.

А.Ш.– Как же так?!

В.И. – А вот так! Может снаряд был деформированный, не знаю. Но попали в него. А с этим селом как раз и было подписано “мирное соглашение”. Ну вот, меня и послали успокоить жителей – сказать, что это, мол, не наши снаряды, что они откуда-то из космоса прилетели. Дали взвод автоматчиков, бронетехнику, я и поехал. Но солдат я оставил на подступах к селу, а сам пошел туда.

А.Ш.– Один?

В.И. – Один. Лишь глава администрации села сопровождал меня. На площади меня все окружили, стали претензии предъявлять. Убитых, к счастью, не было, были раненые, скот побит, с десяти домов крыши посрывало. Я посмотрел осколки – “Ураганы” конечно! Я и говорю: “Да, стреляли мы, по ошибке”. Сказал, что примем меры, накажем виновных. Попросил у всех жителей написать заявления на имя командующего.

А.Ш.– Действия очень разумные! Это то, что вам приказали сделать?

В.И. – Нет, установка для меня была – убедить, что это не мы стреляли.

А.Ш.– Но это же совершенно идиотический приказ!

В.И. – Конечно! А я идиотом быть не хотел. Собрал я все объяснительные, успокоил людей. А они мне говорят: “Мы думали, ты нам сказки рассказывать будешь – а ты все признал! Поэтому мы хотим тебе ответить добром на добро”. И приводят ко мне солдатика, звали его Александр Магер, из 101-й бригады внутренних войск.

А.Ш.– Еврейская фамилия, он еврей был?

В.И. – Нет, немец, из Тюменской области. Жители мне и говорят: “Он вчера шел по нашему селу – в одной руке автомат, в другой бутылка водки, – шел, пил, и стрелял! Мы могли бы его закопать – но поскольку ты с нами по-человечески – вот тебе и солдат, и его оружие!”. Это был мой первый освобожденный пленный. Я передал его командованию.

А.Ш.– Это все было правдой? Так вот шел пьяный и стрелял?

В.И. – Да, конечно! Они прямо при нем и говорили.

А.Ш.– Его никто так и не хватился? “Отряд не заметил потери бойца”?

В.И. – Нет, не хватился. Так бывало очень часто, исчез бы, и все.

А дальше случилось следующие: всех журналистов и телевизионщиков, которые приезжали в Чечню, направляли ко мне.

А.Ш.– Почему?

В.И. – Другие боялись говорить с ними, брать ответственность. Так обо мне стало известно начальству в Москве. И вот, в середине апреля мне дается команда прибыть в столицу к замминистра по работе с личным составом генерал-лейтенанту Здорикову. Мне – простому майору! Я до того, как вошел в его кабинет, не знал в чем дело. Встретил он меня, поздоровался, и спрашивает: “Не пойму я тебя – ты пишешь: “не хочу призывать в эту армию”, а в Чечне тобой все довольны!”. Я отвечаю: “У меня свое мнение, я его и высказываю!”. Тогда генерал спрашивает:”Ты за кого?”. Я даже не понял, что он имеет в виду! А он пояснил: “Ты за Ельцина, или нет?”. Я отвечаю, что голосовал бы за Ельцина, если бы не Чечня, а так поддерживаю Явлинского.

А.Ш – Так вот прямо о политических взглядах и спрашивал?

В.И. – Он стал меня убеждать, что Явлинский еще молодой, и что все демократы должны консолидироваться вокруг Ельцина , что если этого не произойдет, к власти придут коммунисты и будет ещё хуже.

А.Ш.– То есть он еще и демократом считался?!

В.И. – И только под конец Здориков сообщил, за чем меня вызывали: оказывается, с апреля по ОРТ пошла еженедельная часовая воскресная программа “Девятнадцать пятьдесят девять”. Она так называлась, поскольку выходила в 19 часов 59 минут. В этой программе была десятиминутная хроника Чечни, и мне нужно к уже отснятым сюжетам написать текст. Я быстро написал все. Но когда вышел первый номер, я увидел, что все там вранье – не так я писал, не так я говорил! Я почувствовал, что меня просто хотят использовать – а я не хотел этого, не хотел! Я вообще никогда ничего не боялся, а к тому времени не боялся вообще ничего! Семья моя уже была в Израиле (я их отправил перед тем, как поехать в Чечню). Выслуга лет у меня уже была, то есть я мог уже отправиться в запас. Чувствовал я себя очень легко и свободно, физическая подготовка тоже прекрасная, я никогда не делал карьеру на чьей-то жизни, в Чечню пошел добровольно – в общем, чувствовал себя вполне независимо!

А.Ш.– Это очень приятное ощущение – не боятся начальства и иметь чистую совесть!

В.И. – И я опубликовал свой рапорт об обстреле села Пригородное в “Новой газете” – все как было – только фамилию солдата не назвал, и о том, что никаких мер не было принято – тоже написал. Выступил у Любимова во “Взгляде” и также рассказал всю правду об этой войне.

А потом, не подписав командировочных, не отбыв положенного срока – отбыл назад в часть. Уезжал я почти героем, все мне завидовали, думали, что иду на повышение, а приехал почти преступником, потому что мой материал, опубликованный в “Новой газете” уже дошел до командующего Северо-кавказским военным округом Квашнина. Но мне было уже все равно. Я видел то, что происходит в Чечне, видел всю эту ложь в Москве, видел, как к нам относится начальство и как наша армия относится к населению – и просто не хотел во всем этом участвовать! Погоны свои я всегда носил честно!

А.Ш.– А что действительно происходило там?

В.И. – Ну, во-первых, наша армия была совершенно неподготовлена. В начале войны в бой посылали вообще восемнадцатилетних мальчишек, которые даже не прошли учебки, их сегодня призвали, а завтра уже на войну! Они даже оружия как следует держать не умели! Впоследствии, впрочем, стали посылать уже после учебки.

А.Ш.– В “учебке” (учебной роте, “тиронут” по-израильски), в России держат полгода?

В.И. – Да. Но он за эти полгода стрелял часто один-два раза, а были такие, которые вообще не стреляли!

А.Ш.– Чем же солдаты там занимались?

В.И. – Да чем угодно! Подметали, убирали, строили для начальства! Контрактники были, как правило, тоже подготовлены не лучше. По идее, контрактник – это человек обученный, с которым воинская часть подписывает контракт. Но через военкоматы приходили люди, которые 15-20 лет назад служили в армии, некоторые вообще в стройбатах, и которые не нашли свое место на гражданке.

И контрактники, и кадровые военные месяцами не получали деньги. Я по пять-шесть месяцев в Чечне не получал оклада.

А.Ш.– А на что же вы жили?

В.И. – Ну, там же кормили бесплатно, а семья моя была здесь.

А.Ш.– А если б она была там?

В.И. – Фактически ничего нельзя было сделать. Офицеры такие письма получали из дома… Одному из моих офицеров, у него четверо детей, пришло, например, письмо такого содержания: “Папа, ты о нас забыл, забыл, что мы существуем!”.

А.Ш.– В случае гибели солдата или офицера семья получает что-то?

В.И. – Да, какую-то сумму, но ее не хватает даже на памятник. Никакой пенсии родителям не полагается. Мать солдата, если оно одинока, может уйти на пенсию с пятидесяти лет, а не с пятидесяти пяти. Если есть дети, впрочем, то они до 18 лет получают пособие – но тоже копейки, на которые прожить невозможно.

А.Ш.– Такой уровень подготовки, о котором Вы говорили, характерен для всех родов войск? Десантники подготовлены лучше?

В.И. – В десанте все немного по-другому. Но десант – это же не все вооруженные силы.

А.Ш.– Немного по-другому или совсем по-другому?

В.И. – Нет, я не могу сказать, что они были подготовлены по-настоящему.

А.Ш.– А элитные части, спецназ?

В.И. – Спецназы тоже бывают разные. Так называемые спецназы МВД вообще ничего из себя не представляли. А части специального назначения Министерства обороны, бывшие в подчинении разведуправления Генштаба, спецназ ГРУ, – да, они были подготовлены, я видел их в действии. Хотя нельзя сказать, что их подготовка была по-настоящему на высоте. Как вообще можно говорить о нормальном состоянии, когда бывали такие случаи, как, например, на нашем участке, где в марте 96 г. сбежало из части 15 человек.

А.Ш.– Зачем? Перешли к чеченцам?

В.И. – Нет. Я этим делом конкретно не занимался, но они просто не выдержали обстановки в части, наркотики и т.п.. Они попали все в плен. Нескольких человек чеченцы расстреляли. Остальных удалось-таки вытащить. И это был не единственный такой случай.

А.Ш.– А тот солдат, которого вы спасли в Пригородном, что с ним стало? Судили его?

В.И. – Нет. Я потом, через Комитет солдатских матерей, слышал о нем, он теперь хвастается, как воевал там.

А.Ш.– Так что, ему ничего не было? Так вот, ушел из части, напился, стрелял, попал в плен – и все? Такие порядки в российской армии, что человеку, совершившему столь серьезные нарушения, все сходит с рук?

В.И. – Да. Как правило, были гораздо более страшные явления в Чечне. И если они были по отношению к мирному населению, то никого за это не судили. Даже если это было по отношению к своим, то тоже проходило.

А.Ш.– Что вы имеете в виду?

В.И. – Были случаи, когда солдат, умышленно или по неосторожности, убивал…

А.Ш.– Убивал местных жителей?

В.И. – Убивал местных жителей – это одно! А другое дело, когда убивал своих, и то же за это фактически ничего не было!

А.Ш.– То есть? Солдат мог застрелить другого солдата, и что? Есть же следствие, прокуратура!

В.И. – Даже если следствие и вели, то закрывали уголовное дело или давали условно. Даже если офицер по пьянке расстреливал солдат…

А.Ш.– Я не понимаю! Как это – офицер по пьянке расстреливал солдат?! Что это значит?

В.И. – Я вам приведу конкретные примеры. В мои обязанности входило, в том числе, вести статистику потерь, поэтому все такие случаи проходили через меня.

Был такой офицер, замкомандира батальона капитан Брежнев.

А.Ш.– Он не имел отношения к “дорогому Леониду Ильичу”?

В.И. – Никакого. Так вот, выпив, он решил пойти в столовую, навести порядок. А там солдаты, после уборки лежали и спали. Он стал кричать: “Всем встать, к стенке!”. Солдаты спросонья, никто ничего не понимает, повскакивали, и одного парнишку, Диму Дмитриева из Нижегородской области, он поставил к стене и расстрелял из автомата. Все это дело хотели представить так, будто бы солдат бросился на него с ножом. Но поскольку предварительным следствием занимался я, то я довел все до суда. Ему дали четыре года условно за непреднамеренное убийство.

А.Ш.– Условно – это значит, что если за четыре года он никого не убьет, то все снимается?

В.И. – Да. Более того, он получил повышение. Другой офицер, который служил в Афганистане, потом уволился из армии, а в Чечне восстановился вновь, в первый же день службы застрелил, по неосторожности нажав на спусковой крючок, молодую девушку – санинструктора, причем это произошло на глазах ее матери! Мать фактически сошла с ума, пила… Он тоже получил три года условно, продолжал служить и даже получил повышение.

Вообще, от половины до двух третей, в разных частях немного по-разному, потерь нашего личного состава происходило не от пуль боевиков, а от своих. Мне ведь официально было приказано вести эту статистику и докладывать.

Гибли по трем основным моментам: в результате неосторожного обращения с оружием, в результате самоубийств

А.Ш.– Их было много?

В.И. – Довольно-таки много. И в результате умышленного убийства друг друга. На почве пьянства, особенно у контрактников, разборок, все это происходило довольно часто.

Например, вот реальный случай. Солдат напился пьяным и решил отомстить чем-то обидевшим его товарищам. Он пошел и забросал свой же блок-пост гранатами. Люди там погибли…

А.Ш.– И что же с ним сделали?

В.И. – Его тоже расстреляли.

А.Ш.– Расстреляли по суду?

В.И. – Да какое! Там же на месте и расстреляли… Или другой случай. Напились контрактники в казарме пьяными. Их посадили в яму, что бы успокоились. А те, кто их охранял, бросили туда гранаты и уничтожили их.

А.Ш.– За что? Зачем?

В.И. – Тоже по пьянке. И ничего им не было! Сказали, что те сами подорвались.

Или по пьянке опять, все, как правило, по пьянке происходило, устроили контрактники стрельбу. Пришел офицер, хотел навести порядок. Так они застрелили этого офицера, старшего лейтенанта Казакова, командира роты. Они, правда, были под следствием. Но когда выводили войска, в декабре 1996 г., а этот случай был в декабре 1995, – по ним никакого решения еще не было. Или, допустим, в военном городке действовал комендантский час.

А.Ш.– Для кого? Для местных жителей?

В.И. – Нет. Это же ВОЕННЫЙ городок. Там только солдаты находятся, это военный лагерь.

А.Ш.– Комендантский час для своих? Зачем?

В.И. – Нельзя было передвигаться по городку, если только не в наряде. За этим следили патрули. Если положено спать, отдыхать – значит, сиди и не передвигайся! А тут несколько солдат полезли водку искать. Они были мотострелки, 205 бригада, моя. А те, кто патрулировал, были десантники. Одного из моих солдат они убили сразу, второго ранили, он пытался бежать, скатывался раненый со склона, так они его преследовали. А третьего захватили, уложили лицом к земле и расстреляли.

А.Ш.– Десантники эти были пьяными?

В.И. – Нет. Их нашли, хотя и не сразу, и должны были судить. Может быть, и судили, в конце концов. Но если они что-то и получили, то долго не просидели – вскоре амнистия была, после войны сразу.

Или вот такой случай. Старший лейтенант Масленников, его полк нашей 205-й бригады находился в г. Шали. Он заболел и приехал на Ханкалу, пригород Грозного, где был госпиталь. Ну, ему дали какие-то таблетки. Он потом взял пива выпил, высокая температура, пиво, таблетки эти – выглядел он, конечно, не лучшим образом. А надо лететь обратно в полк. В Чечне была отдельная авиация у Министерства обороны, и отдельная у МВД. На армейский вертолет он не успел и пошел к стоянке вертолетов внутренних войск. К нему подбежали из охраны: “Кто такой, что делаешь?”. А он: “Я – офицер!”. Он вообще был одним из лучших офицеров, представлен к ордену Мужества, да… Так охрана его скрутила и повела к своему начальнику, полковнику, командиру спецназа внутренних войск. А тот и говорит солдатам, Масленников все слышал: ” Обработать его и расстрелять!”. Избили его зверски, бросили в четырехметровую яму и стали стрелять около ног. Но он успел через кого-то передать нам, что он там находится. И ночью я поднял шум по всей группировке, до командующего дошел, и таким образом вытащил его оттуда. Он был так избит, что ходить не мог, на руках мы его вынесли. Начали следствие. В армии предварительное дознание ведут сами офицеры, в прокуратуру их материалы передаются лишь для утверждения. Поскольку я занимался следствием, то мне удалось добиться возбуждения уголовного дела. Эмведешники забеспокоились, даже пришли в больницу проведать Масленникова.

А.Ш.– Представляю, как он был рад!

В.И. – Ко мне приходили, все эти полковники, говорили, что мы, мол, пошутили, не хотели и т.д., уговаривали закрыть дело. Пошутили, а?! Но когда начальство увидело, что я непримирим, то следствие у меня забрали, передали замкомандующего группировкой и свели, в конце концов, все на нет.

https://www.apn.ru/publications/article29905.htm

.
.
.