Владимир СОЛОВЬЕВ-АМЕРИКАНСКИЙ | Антисемитизм под лупой психоанализа

Как Гюнтер ГРАСС испортил себе некролог

К десятилетию со дня смерти

Вот уж, точно – испортил себе некролог.

Старый-престарый писа­тель, нобелевский лауреат с мировой и скандальной славой незадолго до смерти опу­бликовал на разных языках в нескольких газетах – включая наш «Нью-Йорк таймс» – стишок в жанре «Не могу молчать», как у Толстого, или «Я обвиняю», как у Золя. У Гюнтера Грасса – а речь именно о нем – название не такое вызывающее, поскромнее: «О чем необходимо сказать». Но обозначенная цель та же – ре­зать правду-матку, несмотря на общественное противодействие. В ответ врезали ему – ты этого хотел, Жорж Данден? Наступил на собственные грабли? В том смысле, что получил нечто противопо­ложное тому, что желал. И да, и нет.

Почему я молчу, почему замалчиваю то,
Что вполне очевидно и уже отрабатывается
На штабных учениях, в итоге которых мы,
Если выживем, останемся только сноской.

Дрожь по коже, волосы дыбом от таких апокалиптических пророчеств, но, как говорил помянутый граф Лев Толстой, «он меня пугает, а мне не страшно». Тем более, из текста этой страшил­ки вовсе не следует, что мы накануне мировой катастрофы. Это, мягко говоря, поэтическая гипербола. Однако, если честно, я не уверен, что этот опус можно отнести к высокой поэзии, хотя при­поминаю прежние образчики подобной стиховой публицистики у тех же немцев – к примеру, у Бертольта Брехта. Стихотворение Гюнтера Грасса ничего бы не потеряло, будь изложено «низкой» прозой. Автор сочинил не стихотворение, а выдал за стихотворе­ние нечто типа манифеста. Точнее назвать листовкой.

Листовка и есть. Начинаю с формы, потому что она, может быть, важнее содержания. Многие восприняли эту листовку, как антиизраильскую, а некоторые так даже – как антисемитскую. Из­раиль разорвал с писателем отношения – объявил его персона нон грата, что за всю его историю делал только пару раз и только с евре­ями, которые слишком рьяно выступали на стороне палестинцев.

К примеру, с американским лингвистом и публицистом левого тол­ка Ноамом Чомски. Так что, хочет того или нет, гой Гюнтер Грасс попал в теплую компанию аидов, которые придерживаются ради­кальных пропалестинских взглядов (в семье не без уродов). Не ду­маю, что для нашего немца такая уж трагедия грозное предупреж­дение – если бы он  прилетел в Израиль, его бы тут же посадили на другой самолет и отправили обратно. Велика беда! Да ему это по барабану.

Однако Гюнтер Грасс не был бы Гюнтером Грассом, если бы в ответ не сравнил израильское правительство с восточногерман­ской спецслужбой «Штази», которая не пускала его в ГДР, а заод­но с военным режимом Мьянмы-Бирмы, который тоже не пустил его в страну. Сравнение со «Штази» – натяжка, ложь, инсинуа­ция, а что касается Бирмы, то по собственному опыту знаю, что это не личный против писателя выпад, пусть не брешет. По тогдашним неписанным правилам этой тоталитарной страны, в нее не пускали ни политиков, ни писателей, ни журналистов, и знающие люди по­советовали мне написать в соответствующей графе «историк ис­кусства», что тоже верно, и все равно визу мне дали со скрипом, в последний день, я уже хотел сдавать авиабилеты и проклинал день, когда решил лететь в Рангун. Хотя поездка была обалденной и сто­ила предотъездных нервов. Тут, я думаю, Гюнтер Грасс просто под­брасывал поленья в тлеющий, затухающий костер скандала вокруг его стиха-листовки.

В чем, собственно, сыр-бор? Немецкий писатель-провокаци­онист решил защитить от Израиля на этот раз не палестинцев, а иранцев. Не подземные ядерные устройства с центрифугами, по которым Израиль собирался (и собирается до сих пор, но теперь на пару с Америкой) превентивно вдарить, если экономи­ческое давление на исламскую республику не возымеет своего дей­ствия, а весь иранский народ от полного уничтожения Израилем. Так и написал, старый хрен:

Заявлено право на превентивный удар,

который способен уничтожить иранский народ…

В этом, собственно, вся фишка – Израиль хочет уничтожить целый народ и на штабных учениях отрабатывает «окончательное решение». Потом, правда, писатель заявил на пресс-конференции, что если бы писал это стихотворение наново, изменил бы «Изра­иль» на «израильское правительство».

И на том, конечно, спасибо, но не в этом суть. А суть в неиз­бежных психоаналитических реминисценциях и аналогиях. В но­вейшей истории только один народ пытался уничтожить другой народ и частично в этом, увы, преуспел: немцы – евреев. Ладно, не немцы, а Гитлер и его приспешники. Немцы здесь ни при чем, да? По принципу, чур-чур, не играем? Нет понятия коллективной ответственности? Критики Гюнтера Грасса припомнили, что в молодости он сам, согласно его собственному, пусть и запо­здалому признанию в мемуарах «Луковица памяти», состоял в ря­дах Ваффен-СС, не видя ничего предосудительного даже в двой­ных рунах в петлицах униформы этой преступной по определению Нюрнбергского суда организации, которая участвовала в геноциде. Вот откуда есть пошел его антисемитизм, ликовали зоилы не­мецкого писателя.

Лично я воздержался бы от подобных упреков, тем более Гюн­тер сам во всем сознался, добавив, что во время службы в Ваффен-СС военных преступлений не совершал и не сделал ни одного выстрела. Вполне возможно. Другое дело, что если бы сознался в своих эсэсовских грехах раньше, фиг бы он получил «нобельку».

Скажу больше, я не считал Гюнтера Грасса зоологическим анти­семитом, вроде бывшего модельера и креативного директора «Ди­ора» Джон Гальяно, который, находясь в подпитии, признался в любви к Гитлеру и пожелал парочке за соседним столиком в кафе умереть, как их предки, в газовой камере, за что его из «Диора» с позором и турнули.

Больше того, не считал Гюнтера Грасса и интеллектуальным антисемитом, типа великого французского ки­норежиссера Жана-Люка Годара, который утверждал, что евреи специально шли в газовые камеры, чтобы оправдать основание го­сударства Израиль, или отнюдь не великого американского кино­режиссера Мела Гибсона, считающего евреев первопричиной всех мировых войн – во дает! Пусть этот род антисемитизма сейчас в моде, и даже некоторые евреи к нему примазываются, а один мой бывший знакомец из здешних эмигрэ (потому и бывший – разбежались) пытался доказать мне, что бывает антисемитизм высокой пробы, хотя антисемитизм низкопробен по определению. Нет, у Гюнтера Грасса нечто другое. Почему мне и придется продолжить психоа­налитический анализ.

Понятно, окончательное решение иранского вопроса воз­никло у Гюнтера на бессознательном уровне, путем трансфера, то есть переноса того, что немцы хотели сделать с евреями, на евре­ев (Израиль), который пытается то же самое сделать с персами – уничтожить иранский народ. Эта система «переноса» применя­лась Гюнтером Грассом – не им одним – не впервые. Назовем это «виктимизацией» немцев во время Второй мировой войны.

К примеру, двойная бомбежка Дрездена – американцами и британ­цами – называется «настоящим Холокостом». В том смысле, что истребление евреев было не настоящим Холокостом? А утвержде­ние Гюнтера Грасса – путем нехитрого сравнения числа немцев, попавших в советский плен, с числом вернувшихся – что немцев в советских лагерях погибло ровно столько же, сколько евреев в не­мецких: 6 миллионов? И дело опять-таки не в том, что академиче­ская статистика выдает совсем иные цифры, пусть даже исчисляе­мые сотнями тысяч. Почему Гюнтеру Грассу не давало покоя именно это злосчастное число – 6 миллионов?

Даже если Гюнтер Грасс не был антисемитом в традиционном понимании этого слова, но евреи и Израиль были его пунктик, идефикс, навяз­чивая идея. Опять-таки по Фрейду: чувство вины и стыда может вызвать защитно-агрессивную реакцию. Не помню, кому принад­лежит этот горький парадокс: «Немцы никогда не простят евреям Освенцим». Яркий тому пример – Гюнтер Грасс, который не от­рицал Холокост, но уравнивал жертв и служителей нацизма. А дошел до утверждения, что «Израиль, ядерная держава, угрожает и без того хрупкому миру на земле», а своих соотечественников обви­нял в пособничестве преступлению за то, что Германия поставила Израилю подводную лодку. Там много еще абсурда и лажи в этом стишке-листовке, но что-то мне постыло его квотить. Пусть чита­тель сам в него вникает, если не лень, хотя там всё на поверхности. Да и дела давно минувших дней.

Не исключаю и других причин появления этого мерзопакост­ного стишка. От идеологических – старческая болезнь левизны, до меркантильных – почему не попиариться на горячей теме? А негативное паблисити всегда в большей цене, чем позитивное. Так и вертится у меня на языке наша поговорка «подлецу всё к лицу», по­нимать которую, однако, не следует буквально.

Гюнтер Грасс всегда добирал славы за счет скандалов. Не обязательно на еврейско-изра­ильских сюжетах. К примеру, выступал против вос­соединения двух Германий, полагая, что объединенная Германия возродится как воинственное, реваншистское государство. Это его заявление, помню, вызвало фурор – его книги стали раскупаться еще лучше. Однако в данном случае он просчитался, и маразматиче­ский стишок не принес ему литературных дивидендов.

И то хорошо.

А эту заметку в десятую годовщину его смерти я пишу в опровержение латинской поговорки De mortuis nihil nisi bonum.

А как же Гитлер со Сталиным?

О мертвых, как и о живых, следуют судить по их деяниям.

Вот я и говорю, что хороший писатель Гюнтер Грасс испортил себе некролог.