Виртуальное зрение и провидческая слепота

Сезонная страда кинокритиков – оскаровские обзоры. Моя делянка, как водится, анимация, причем по преимуществу короткометражная (она же и есть собственно ‘художественная’, хоть в какой-то мере представляющая этот особый вид кино).

За общими и постоянными, из года в год, оговорками – как-что-зачем в этом цеху и его бытовании-восприятии (или отсутствии такового) – отсылаю к прошлогодней публикации по тому же поводу, чтобы не повторяться. Хотя все эти посылки и необходимость оговорок для широкой и невовлеченной публики остаются теми же, однако что-то в ситуации меняется. Посмотреть номинантов легче – похоже, расширяется охват обязательным по регламенту, пусть и очень выборочным кинотеатральным прокатом (ну, хоть в некоторых больших городах, они же культурные центры; на первом же таком сеансе в Чикаго я с удивлением обнаружил полный зал), и на сети, хотя бы трейлеры; наконец, пресса – по не очень научной выборке, впечатление, что о короткометражной анимации стали вспоминать-писать много больше-чаще, пусть и не очень осмысленно-аналитично.

Ну и сам состав финальной пульки – от года к году очень различается репрезентативностью; и в этом году, в отличие от прошлого, как раз пересечений с фаворитами фестивального круга-сезона (то есть – в основном, специализированных фестивалей, на которые профессионалы и, главное, ‘независимые художники’ и ориентируются, и на которых все репутации и определяются) – просто минимум, практически только один фильм, «Слепая Вайша» (Blind Vaysha) болгарского канадца Тео Ушева (производства, что характерно, канадского государственного агентства-студии, National Film Board of Canada). Он же, на мой вкус, и единственно всерьез интересный и достойный награды, хотя реальные предпочтительные шансы, боюсь, скорее у других. Например, у пиксаровского «Песочника» (Piper), демонстрирующего (прям-таки почти как на показательной-выставочной презентации товара) весь блеск дорогостоящего программирования и прочей компьютерной оснастки, но при этом, по мне, и всю нищету того же самого: чтоб каждое перышко топорщилось и песочек пересыпался, и капельки воды сверкали. Технически это впрямь дорогого стоит (больше в прямом, чем в переносном смысле), и возможно, прокладывает широкую столбовую дорогу… только не очень ясно, куда именно. Если во все более гладко-глазированный условно-сентиментальный пост-натурализм нынешнего же коммерческого канона, то тем печальней. Нет, смотрится это милая, ей-ей, история пугливого птенчика, становящегося смелым инноватором процесса добывания пищи (и вообще – видовой специализации!), вполне живо, и юмором не обделена, и чувством ритма – но только не чувством меры в сусальности самой своей милоты; и, главное, ни на какие вторые смыслы и уж тем более на принадлежность к высокому искусству как виду познания не претендует по определению, вроде как и по рангу не положено (вечное проклятие жанра… – или благословение? – были же в истоках и великие парадоксы нестеснительной комики, в ретроспекции читающиеся куда как многосмысленной классикой).

«Слепая Вайша» (Blind Vaysha)

Чуть более амбициозны в этом отношении другие вещи, скажем, как «Жемчужина» (Pearl) – как бы растянутый музыкальный клип, с претензией или потенцией на упрятанный в нем лирический сюжет о взрослении, отношениях с отцом, и вообще о взаимоотношениях (суб)культур и образов жизни, поколенческих раздорах и примирениях. Но и здесь технические задачи-амбиции, кажется, первичны и все перевешивают: это ведь по сути, как признаются творцы и комментируют специалисты, пробный проект Гугла, по технологии виртуальной реальности на мобильных платформах – ну и решили, почему бы не попробовать прям вот и в фильме. Что ж, блин не комом, и смотрят уже, и будут, видимо, дальше, и снова тропа пробивается, наверное… только вот кино покуда получается хоть и славное, но все же слабоватое и довольно тривиальное по добрым старым смысловым и эстетическим меркам.

И уж совсем в этом проигрывает другой пиксаровский фильм «Время взaймы» (Borrowed Time), как бы и ‘независимый’ при этом – в рамках программы самостоятельных работ, которые компания позволяет работникам-энтузиастам в своих цехах делать в свободное время. Грешно сказать, но не очень понятно, зачем было в поте лица несколько лет отрабатывать по две смены (если бы еще и на это намекало название, но увы, нет), чтобы выдать компьютерный симулякр вестерна, старательный и не без маленьких профессиональных радостей по части оживления персонажей, но при том и почти что совсем бессодержательный по мало-мальски серьезному счету, а главное – мало чем отличающийся в эстетике и подходе от собственно ‘зарплатной’, то есть коммерческой студийной продукции.

Еще один номинант: «Грушевый сидр и сигареты» (Pear Cider and Cigarettes), канадский и действительно независимый, к тому же 35-минутный – редкий случай и рисковое-отважное предприятие, – ставит перед иной проблемой, или даже несколькими. История жизни друга детства повествователя, со всеми подробностями бурной-трудной биографии (на что заголовок намекает стыдливо-неполно), рассказанная в картинках, почти неизбежно оборачивается этаким анимированным комиксом; и такие примеры современная анимация знает, и среди них известные и по-своему яркие, но все-таки когда это принципиальный выбор, и стилевой жест: да, вот такое, именно что комиксовое кино, перенос на экран того, что называется теперь графическим романом. Здесь этого нет, но есть другое: манифестация, на всех уровнях, от музыки до рисунка и чуть ли не самого сюжета, меток определенной субкультуры – и верю, что тем, кто с ней вырастал и сжился, здесь многое понятней, чем мне, и, главное, роднее. Однако, предполагаю, и это не спасает, или спасает не до конца, от стилевой и содержательной вторичности и, опять же, тривиальности. Слишком много от ‘аниме’ в рисунке, рок-драматичных акцентов саундтреке, да и типажного в герое.

И тут для меня возникает вопрос (старые жалобы турка…); а как быть с правами других, тоже, получается, суб-суб-культур – например, собственно арт-кино? – сосланное в свою нишу, имеет право хотя бы на политкорректную видимость уважения в большом (не сказать сразу попсовом) социуме? Не есть ли ‘арт-кино’ – тоже своего рода суб-культурный заповедник? – но тогда она, эта именно суб-культура несколько поражена в правах…

Отчасти таковой выглядит коллизия с ушевской «Вайшей» в этом контексте.

Тем более, что в случае Ушева это несколько зыбкое определение становится более и по-особому отчетливо. Во многих прошлых своих работах, за десяток лет, он занимался открытой – и блистательной, и умной – стилизацией, цитируя целые направления в истории искусства, монтирую узнаваемую иконографию в динамичные и драматичнейшие как бы гипер-клипы: Tower Bawher (переводить бы надо как Башня Татлина – именно это тут ключевой образ; или Баухауса) – мозаика русского (в основном) конструктивизма под свиридовское ‘Время, вперед!’; или «Глория Виктория» – антивоенный коллаж образности уже скорее экспрессионистской под Ленинградскую симфонию Шостаковича. Сходные эстетические влияния можно увидеть и в сегодняшнем фильме, но уже в совсем другой структуре: повествование по канве притчевого рассказа болгарского писателя Господинова – о девочке, родившейся со странным ‘дефектом зрения’: одном глазом она видит прошлое, другим будущее, но лишена взгляда в настоящее – дробится как бы на серию линогравюр, сложного и изощренного исполнения, разделяет экран, сдвигает перспективу, строит уже визуальную притчу о (про)зрении или провидческой слепоте. И для меня тут еще особо любопытно, как – через примерно год после завершения – фильм такого рода начинает жить как будто другой жизнью: с меняющимся контекстом восприятия словно меняется смысловой фокус, сдвигаясь почти что в аллегорию эпохи ‘пост-правды’, не только что ускользающего настоящего, но и чуть ли не реальности как таковой, ничем не огражденной от фейка и симулякра.

Занятно, кстати, что и тут весьма ощутим момент технического эксперимента: конечно, ‘гравирует’ художник-режиссер поневоле уже виртуально, и чуть ли не собственноручно придумывая-подгоняя уникальную программную оснастку, затачивая ею свой резец, как должно. Однако это совсем иная ‘технологичность’ – как и в традиционной ‘высокой анимации’ прямо завязанная на выбор стиля и (по)рождение смысла, ибо здесь часто именно что чисто, казалось бы, технический ход прямо оборачивается ‘художественным’, содержательным, чреватым мыслью и чувством; иначе говоря – переводится в метафору. В том-то и сила, по моему глубокому убеждению, этого вида кино – ‘формалистского’ по определению, но при том и, хотя бы иногда, провидческого.

Михаил Гуревич

(P.S.: Эти заметки писались до раздачи наград, публикуются, скорее всего, позже – что ж, не о прогнозах, в общем-то, и речь была; об остальном можно размышлять и независимо от спортивных результатов.)