Виктор Бердник. Рассказы

СКУПЕРДЯЙ

Традиция ходить в гости с бутылкой в Америке распространена, пожалуй, не менее, чем в России. И несут здесь люди в подарок либо напитки, которые употребляют сами, либо, прочий хмельной продукт, выбранный по каким-то личным соображениям. Ну, а соображения, естественно, у каждого человека разные…

Посиделки с друзьями за столом Веня предпочитал многим иным удовольствиям. Особенно, он любил бывать у давних друзей-земляков Раечки и Андрюши. Раечка умела порадовать кулинарными шедеврами кухонь народов мира, а Андрюша, помимо того, что знал толк в изысканных винах, никогда не жадничал ими потчевать гостей. И так это у него ладно получалось: лёгкий аперитив в преддверии трапезы, выдержанный коньячок после неё, текила к мексиканским закускам, водочка к русским… А, главное, вино! Подобранное со вкусом к соответствующему блюду и непременно декантированное загодя — не хуже, чем хорошем ресторане.

Веня настолько привык к высокому классу угощения, что даже не пытался перещеголять своих разлюбезных товарищей. А купить, отправляясь к милой и радушной супружеской паре, не дрянной бренди, а тот же настоящий французский коньяк или текилу известной торговой марки его останавливала неприемлемая дороговизна приличной выпивки. Но поскольку с пустыми руками появляться у Андрюши и у Раечки было неловко, Веня приносил что-нибудь, как ему казалось, нейтральное. Ну и, разумеется, сэкономить при этом старался на презенте.

— Говорят, очень неплохая, — невозмутимо комментировал он, вручая хозяину дома дешёвую американскую водку, не нашедшую желающих её отведать ни на одной из его торжественных оказий, — я, правда, не пробовал…

Венино подношение с благодарностью принимали, но на стол, к его облегчению, не ставили.

— Давненько мы не баловались советским шампанским, — бормотал в очередной раз Веня, пряча глаза и протягивая пойло неведомого качества, со сбитым рисунком на полинявшей этикетке. Судя по смазанному и перекошенному шрифту, этот волшебное зелье прибыло в Америку случайно или по недосмотру, ну а к Вене то, очевидно, неоднократно передаренное, попало из рук таких же как и он смышленых родственников.

Однажды Веня превзошёл себя и пожаловал на ужин и с вовсе уникальной посудой. Где он её раздобыл оставалось только догадываться. Особенно впечатляла потёртая золотая фольга с серебряными залысинами по краю горлышка бутылки и мутный осадок на дне, напоминавший густой прибрежный ил в стоялой воде.

И на этот раз Андрюша потчевал товарища с низменным вниманием. Свежепосоленного лосося на столе сменила жареная утка с яблоками, за охлаждённым шабли последовал благородный херес. На десерт Андрюша решил откупорить преподнесённый Веней ликёр. Однако пробка с треснутым пластмассовым верхом — высохшая от старости пионерка химии в виноделии, не поддавалась. После очередного усилия она предательски хрустнула, как гнилой зуб, и уже окончательно обломилась. Лишь осадок всколыхнулся на дне бутылки, медленно поднявшись тяжёлым облаком. Веня, не ожидавший такого подлого конфуза, впервые за много лет знакомства смутился и покраснел. Андрюша же, не подав виду, собрался принести портвейн. А заодно захотел показать Вене свой импровизированный винный погребок, разместившийся в поставце в гостиной. И злосчастный ликёр с собой прихватил зачем-то.

— Мои запасы, увы, скромны и невелики. Опорожняем алкогольные закорма быстрее, чем пополняем. Но кое-что всё же приберегли, — загадочным тоном заметил Андрюша и широко распахнул дверцы шкафчика. На полке поставца стояли нетронутые Венины подарки: паршивая водка, артельное шампанское, уценённые вина — пять уникальных бутылок. В стройном рядке не хватало разве что, легендарного “Солнцедара” — незабвенной бормотухи времён его молодости. Теперь к ним присоединился ещё один заветный экземпляр — шестая бутылка, занявшая достойное место среди себе подобных. Больше Веню в гости не звали.

ВЫКРЕСТ

Антон и не помнил толком, когда захотел покреститься. Однажды в двенадцатилетнем возрасте, попав в городской кафедральный собор, он ощутил там странное волнение. Забрёл туда из детского любопытства и потом его уже влекло вновь и вновь под гулкие своды храма. Что? Долгое время Антон и сам не мог понять. Ещё долго без какой-либо конкретной цели он частенько заворачивал в христианскую святыню, где ему правнуку религиозного иудея бывать, вроде бы и не пристало. Стоял в сторонке, недалеко от алтаря, с наслаждением вдыхая запах восковых свечей, перемешанный с курящимся ладаном, и пытался разобраться в причинах душевного смятения. На него подозрительно зыркали из-под платков немолодые женщины со строгими лицами, похожими на скорбные иконописные лики, и словно удивлённо вопрошали:

— Зачем ты здесь, парень? Шёл бы лучше к своим, в синагогу.

В Америке на появление новичка в местной церкви прихожане особо и не отреагировали. Ограда дома Господня всегда открыта для каждого. А когда Антон обратился к тамошнему священнику с давним намерением принять православие, тот не стал выпытывать, что именно его подтолкнуло к этому решению. Предателем веры праотцев Антон себя не чувствовал. Ведь крестился не в силу сложившихся обстоятельств, а по велению сердца. Да и не отрекался от Моисеева Закона, завещанного ему предками.

Нательный крестик Антон не снимает. Надетый во время таинства обряда, совсем простенький, он с ним всегда. Его то и заприметил с один из прежних знакомых Антона, с которым когда-то оба вместе снимали квартиру в Ладисполе, а теперь вдруг столкнулись друг с другом на автомобильной заправке. По случаю встречи заехали в близлежащий ресторанчик, как водиться, пропустить по рюмке и перекинуться парой слов. Там за столиком тот и впёрся глазами Антону в грудь.

— Уж не покрестился ли ты? — бывший сосед по кухне и по санузлу иронично кивнул на скромный крестик, выглядывавший из-под распахнутого ворота рубашки. Неожиданное открытие его явно шокировало — еврей, и с крестом?!

— Да, — не желая продолжения расспросов, односложно ответил Антон. Застегнул на рубашке пуговицу и перевёл тему. Разговор не затянулся. Опрокинули по стопке текилы, обменялись последними новостями и поспешили по своим делам, каждый занятый собственными мыслями:

«…Господи, прости ему, как и мне, грешному, пробелы в воспитании, — вздохнул Антон, смущённый посторонним вниманием к глубоко личному поступку.

«…Похоже, человек не бедствует, судя по машине. Ну, а чего тогда крест такой вшивенький на шнурочке носит? Прикупил бы какой поприличнее, раз уж в бога поверил. Золотой, и цепочку, — недоумевал его знакомый.

Чем меряем смысл жизни, тем и живём.

ЦЕНИТЕЛЬНИЦА ПРЕКРАСНОГО

Разбираться в художественном фарфоре Аллочка стала сравнительно недавно. И хоть в её домашней коллекции всего лишь один экспонат, этот факт Аллочку не смущает. Единственный, но какой! Начало увлечению положил, по сути дела, сущий пустяк…

Однажды Аллочку — в прошлом киевлянку, учительницу младших классов средней школы, а ныне домработницу в американской семье, её нанимательница попросила убрать разбитую по неосторожности фарфоровую статуэтку. А заодно, выкинуть теперь уже ненужную от той коробку. Статуэтка очевидно была дорогая, потому как хозяйка дома очень расстроилась досадной оплошности. Аллочка немедленно замела разлетевшиеся по паркету осколки, сложила их пустую коробку, но решила их пока не выбрасывать.

— Всегда успею, — практично рассуждала она потом, перебирая куски некогда изящной фигуры уже у себя в квартире, — пусть полежат, на всякий случай.

Случай не заставил себя ждать, послав Аллочке участие в автомобильной аварии в качестве потерпевшей. На удачу, какая-то зазевавшаяся на перекрёстке старушка, не успела вовремя нажать на тормоз и въехала в задний бампер её машины, обеспечив Аллочке будущие выплаты от страховой компании. С возмещением убытков в Америке полный порядок. Главное, чтобы подрихтовали автомобиль постарее, который не жалко…

Страховой агент не замедлил появиться у Аллочки уже на следующий день. Любезный и обходительный, он приехал оценить размер необходимого ремонта машины. Когда тот закончил фотографировать помятый бампер и треснутый задний фонарь, Аллочка решительно открыла багажник, куда предварительно поставила ту самую коробку.

— Вот, полюбуйтесь, чего мне стоило лихачество этой леди, — произнесла она скорбно, демонстрируя кучку осколков, — Хотела подарить сестре на именины редкий экземпляр «Лядро», а привезла рожки да ножки.

Агент не возразил ни слова. И коробочку аккуратно щёлкнул портативной камерой, и её содержимое тоже, а через две недели к Аллочке по почте пришёл чек на кругленькую сумму, включающую, помимо оплаты услуг автомастерской, стоимость статуэтки, фатально пострадавшей якобы во время аварии. Успех Аллочку вдохновил, и не попользоваться ещё раз фарфоровым боем она считала непростительным расточительством.

На многострадальную фигуру вскоре упал «казённый» оконный карниз. Ни с того, ни с сего рухнул вместе со шторами. Во всяком случае, именно так Аллочка объяснила хозяину арендованной ею квартиры печальный инцидент.

— Мамина память, — убивалась она, указывая на разбитую статуэтку и смахивая слёзы, — ничего-то теперь у меня от неё осталось.

Хозяин квартиры, не без подозрения отнёсшийся к странному происшествию, но спорить не стал — уж слишком его жиличка горевала. Заплатил и извинился за плохо установленный карниз.

Сейчас у Аллочки зреет новый план. Ей надоело мелочиться. Захотелось чего-то масштабнее. Она даже обзвонила своих знакомых с предложением купить у тех битый фарфор, желательно старинный.

Изобретательность чаще всего не от бедности, а от меркантильности.

Публикация подготовлена Семёном Каминским