В городе современного искусства художник смотрится как никогда непринужденно, актуально, живо и блистательно
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
В 1865 году, возвращаясь из Мадрида, Мане спросил Бодлера, почему вообще люди берутся писать картины — ведь рядом с Веласкесом, «величайшим из всех существовавших когда-либо художников», все остальные «кажутся мошенниками и притворщиками».
Сейчас работы Веласкеса прибыли в Париж, где будут выставлены в рамках своего рода полномасштабной, блистательной и убедительной ретроспективы, которую Большой дворец может организовать и представить гораздо эффектнее, чем любой другой музей мира. Гран-пале не смог получить на время выставки «Фрейлин (Менин)» (картина также известна под названием «Семья Филиппа IV», — прим. перев.), но те картины, которые были предоставлены — и редкие, и великолепные. Среди них и знаменитая работа из римской Галереи Дориа-Памфили «Папа Иннокентий X», на которой изображен человек из плоти и крови, сочетающий в себе своенравие и безжалостность, и которую прототип назвал «слишком правдивой». В экспозиции будет представлена и картина из музея «Прадо» «Пабло де Вальядолид», изображающей во весь рост придворного шута, застывшего в театральной позе декламатора или актера. Это была любимая картина Мане, который всегда обращал внимание на то, как «уплывает фон за изображенной фигурой. Виден тот воздух, который окружает человека, одетого во все черное и полного жизни».
Лишь ради этих двух оказавшихся рядом портретов, в которых поразительным образом раскрыты образы персонажей и характер художника — ни один из которых не выставлялся на Выставке Веласкеса в Национальной галерее в Лондоне в 2006 году — стоит приехать в Париж. В этом городе современного искусства его работы смотрятся как никогда непринужденно, актуально, живо, блистательно, сочетая в себе и мягкость, и беспощадность. Вряд ли в живописи найдется нечто такое, чего художник не испробовал и не довел до совершенства.
В качестве рекламного постера к выставке выбрана «Инфанта Маргарита Тереза в голубом платье», изображающая ту же самую бледную маленькую девочку с трогательным взглядом, которая стоит в центре картины «Менины». Только там это был пятилетний веселый ребенок, а здесь мы видим уже серьезную восьмилетнюю девочку. На этом великолепном портрете (предоставленном Венским музеем истории искусств), заказанном Веласкесу для ее жениха императора Леопольда I, отражена ее двойная жизнь — она и драгоценная маленькая девочка (дети, рожденные от состоящих в родстве Габсбургов, часто умирали в раннем возрасте), и пешка в дипломатической игре. Она внимательно изучает нас с невинной непосредственностью и наивностью, но ее тело заковано в изысканную броню впечатляющего своим великолепием пышного синего кринолина, который придает ей величественный и царственный вид.
При этом картина создает ощущение удивительной раскрепощенности и свободы. Короткие лаконичные линии и мазки кремово-золотистого цвета на заднем плане — плавно переходящие в золотистый цвет волос инфанты — затем сливаются с мерцающей лентой на платье, отблесками отражаясь в широком кружевном воротнике и пышных присборенных рукавах. При более близком рассмотрении можно увидеть, что это отдельные точки, нанесенные красками разных цветов и выполненные короткими отточенными огненными мазками.
За несколько столетий до появления импрессионизма Веласкес, зная, каким образом глаз воспринимает изображение, смешивая и завершая цветовой эффект, считал детали второстепенными, ставя на первое место целостность восприятия. В 1989 году, рассматривая в очередной раз картины Веласкеса на выставке в нью-йоркском художественном музее Metropolitan Museum, американский художник-минималист Фрэнк Стелла понял, насколько «живыми и исполненными смысла были краски до того, как их стали использовать для создания иллюзий». И при этом вряд ли есть художник, который был бы более бескомпромиссным реалистом, чем Веласкес — еще один урок, который вынес Мане из своей поездки в Испанию.
С самого начала Веласкес оказался проникновенным знатоком человеческой души. В 1620 году в возрасте 21 года еще никому не известный в Севилье, он написал «Мать Иерониму» — портрет суровой монахини с морщинистым лицом, держащей крест как оружие, исполненной фанатизма и жизненной силы, которые подвигли ее — в 60 с лишним лет — отправиться в Филиппины, чтобы открывать там монастыри. Таким же монументальным стал и «Луис де Гонгора» — портрет пожилого поэта, написанный двумя годами позже после переезда Веласкеса в Мадрид. Портрет испанского поэта — талантливого, но с неудавшейся творческой судьбой — написан в тонкой манере широкими мазками смешанными красками и искусным переходом от светлого к темному. Одна половина его лица с печатью озлобленности и раздражения освещена, а другая затемнена.
В 1629 году Веласкес отправился в Рим. Пробуя освоить знаменитый итальянский стиль, он выбирал библейские и классические сюжеты — «Окровавленный плащ Иосифа приносят Иакову», «Аполлон в кузнице Вулкана», в которых сочетаются и исполненное риторикой повествование, и заблуждения, и коварство. В обоих исторических полотнах появляются новые черты — яркость света, прозрачность, композиционная гармоничность и элементы барокко, от которых Веласкес после возвращения в Мадрид не отказался и которые начал использовать в сочетании с жесткой, почти утрированной натуралистической манерой, преобладавшей в испанской портретной живописи от Эль Греко до Пикассо.
Такое динамичное сочетание сразу же стало заметным в непохожем на другие придворном портрете «Инфант Балтазар Карлос с карликом» (1631–1632), который предоставил для выставки Бостонский музей изобразительных искусств. На фоне венецианского бордового занавеса в окружении подушек и ковров двухлетний наследник испанского престола в одеянии, богато вышитом золотом, стоит прямо и неподвижно рядом с карликом, который пытается обернуться, чтобы увидеть своего товарища по играм, и своей непосредственностью и динамизмом резко отличается от царственной скованности наследника. Неугомонный карлик, держащий в руках погремушку и яблоко — словно скипетр и державу — является полной противоположностью безупречному, безразличному и отстраненному принцу — сцена одновременно и абсурдная, и трогательная.
Следующий портрет принца «Инфант Балтазар Карлос на коне» воплотил в себе саму сущность барочного портрета. Подобно полководцу в миниатюре шестилетний наследник сдерживает горячего вздыбленного коня. Мальчик и животное символизируют молодость и энергию, нашедшие отражение и в живой манере, в которой написана картина. Золотисто-голубой костюм Балтазара и розовая лента на груди написаны густым и рельефным импасто, а проступающий сквозь дымку ландшафт выписан полупрозрачным слоем разбавленных красок.
Балтазар умер в возрасте 16 лет, оставив своего отца Филиппа IV без наследника. На протяжении многих лет король отказывался позировать, потому что «не был намерен терпеть медлительность Веласкеса и не желал наблюдать за тем, как стареет». Но после того как он женился на 14-летней племяннице Мариане, все изменилось. Тем не менее, выставленный в музее «Прадо» протрет «Филипп IV», написанный в 1654 году, ознаменовал конец империи: на нас смотрит утомленный и измученный проблемами монарх без соответствующих его положению парадных атрибутов — в ярких лучах света, что сразу же создает эффект мгновенного и почти священного присутствия.
Мрачным предзнаменованием стало великолепное размытое сочетание света и красок, недуга и здоровья «Инфанта Фелипе Просперо» (1659). В компании веселой декоративной собачки новый маленький наследник-эпилептик, надежда нации, слабеет и увядает, обвешанный амулетами и оберегами, которые так и не смогли спасти его от смерти, наступившей вскоре после того, как была закончена картина.
Веласкес умер в 1660 году — через пять лет после Фелипе, а процесс вырождения испанской ветви Габсбургов превратился в фарс и трагедию, запечатленные последователями Веласкеса, использовавшими его язык и манеру для изображения напыщенного и показного процветания. Работы его последователей не просто позволяют проанализировать манеру гения во всех деталях — они подготовили почву для эволюции эстетических принципов Веласкеса и обеспечили их господствующее влияние. Многие представители «школы Веласкеса» стали серьезными и хорошими художниками — Хуан Батиста Мартинес дель Масо (Juan Bautista Martínez del Mazo) и особенно Хуан Карреньо де Миранда (Juan Carreño de Miranda) рисовали вдову Филиппа и их младшего умственно неполноценного сына-инвалида Карла II в гиперреалистической манере, отражая все чаще наблюдаемое при дворе сочетание безумия, иллюзий и таланта управлять государством.
Открыть своего Веласкеса могут представители каждого поколения. Жителям Нью-Йорка 1980-х годов Стелла предлагал такой вариант: «он быстро взлетел и стал великим среди великих. Он начал как гений и гением остался». В 2015 году он — «спин-доктор» (специалист в области PR-технологий, — прим. перев.). Во всеобъемлющем комментарии к парижской выставке, представляющем интерес и как иллюстративный материал, и как социальная история, рассказано, как Веласкес нарушил непоколебимые условности портретной живописи XVII века и ввел в моду новое представление об элите. Рисуя, как сказал поэт Рафаэль Альберти (Rafael Alberti), «мимолетным прикосновением прозрачного крыла», художник ввел в практику понятие условности власти, что произвело широкий резонанс, поскольку художник запечатлевал скоротечную жизнь каждого — будь то король или шут, ребенок или карлик — как нечто очень личное и очень важное, превращая искусные уловки двора Габсбургов в не имеющую себе равных живописную панораму истинной жизни людей.
Джеки Вулшлагер (Jackie Wullschlager)
(“The Financial Times”, Великобритания)
inosmi.ru
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.