В реестре, славой громыхающем

Год назад не стало Станислава РАССАДИНА

Станислав Борисович ушел из жизни 20 марта 2012 года. Он был 16 лет Стародумом «Новой газеты» — и каждая его авторская колонка была окуплена чистым, без примесей, металлом литературной судьбы. Долгой судьбы. Он рано начал.

Рассадин — создатель самого термина «шестидесятники», первый слушатель песен Окуджавы и первый читатель рукописи «Сандро из Чегема», автор первой рецензии на прозу Аксенова. Рассадин — автор трех десятков книг. Его «Драматург Пушкин», «Фонвизин» и «Гений и злодейство, или Дело Сухово-Кобылина» свидетельствуют, что «время застоя» было еще и временем накопления глубины, осмысления наследия. Его поздние «Самоубийцы. Повесть о том, как мы жили и что читали», «Книга прощаний», «Побежденные победители», «Записки Стародума» измеряют той же глубиной литературную жизнь ХХ века. Он был не только и не столько критиком и историком, сколько делателем литературы.

Материалы архива Рассадина еще раз подтвердят и выявят это.

В архиве собраны письма. Многолетняя эпистолярия близких друзей — Юрия Давыдова, Михаила Козакова, Натана Эйдельмана. Россыпь листов от старших современников и сверстников: Каверина и Маршака, К.И. Чуковского и Л.К. Чуковской, Липкина и Самойлова, Льва Разгона и Льва Копелева, Кушнера и Войновича. Письма-рецензии на новые книги Рассадина, письма-свидетельства (В.А.Каверин пишет ему о том, как Павел Антокольский относился к стихам Николая Заболоцкого, переводчица Елена Россельс — о последних днях Цветаевой в Чистополе и Елабуге). Есть письма — наброски к мемуарам. Они уже никогда не будут расширены, но это не уменьшает их обаяния. «Сегодня Булат устраивал прощальный вечер (он завтра уезжает). Гауман <нрзб.> достал ему гитару, и Булат пел для всех. …Погуляли. Мы с Булатом отстали от всех и как-то очень хорошо и сердечно поговорили. Я даже не ожидал. Думал, что у нас с ним уже не будет общего языка», — пишет Рассадин в январе 1965-го из Дома творчества в Дубултах — в Москву, нежно любимой жене Але.

Есть и письмо, дышащее доносом: сверстник из Пушкинского Дома, в будущем заметный советский администратор от науки, поздравляя с Новым, 1964 годом, резвится: «Нужен пример злобной воинствующей предвзятости — да вот же он, Ст. Рассадин! А уж если говорить о демонстративном споре с марксистской методологией — тут уже и искать не надо. Ст. Рассадин сам идет навстречу с проповедью «возлюби писателя и не тронь его за формалистический транс, за натурализм, за оскорбление национального достоинства».

Споткнувшись об это, понимаешь, чего стоила «оттепельная свобода».

Кстати: эта черная меточка послана человеку 28 лет.

Одни угрожали ему всерьез. А другие — совершенно другие! — всерьез разговаривали с ним.

Сегодня мы публикуем материалы 1960-х из архива Рассадина. Станиславу Борисовичу (он родился 4 марта 1935 года в Москве) — тридцать два. К 1967 году он — автор шести книг. (Седьмая, сборник пародий «Липовые аллеи» (1966), была написана в соавторстве с Бенедиктом Сарновым и Лазарем Лазаревым.)

Письмо К.И. Чуковского Рассадину посвящено книге Станислава Борисовича «Так начинают жить стихом. Книга о поэзии для детей» (М., 1967). Письмо Надежды Яковлевны Мандельштам имеет анамнез более сложный: первое издание стихов Мандельштама на родине еще не вышло в свет. Анонсированный еще в 1958 году — «мандельштамовский» том «Библиотеки поэта» выйдет лишь в 1973-м. Рассадин, видимо, анализирует «списки» стихов, ходящие по литературной Москве. Но именно его Надежда Яковлевна явно хочет видеть автором книги о поэте.

Рассадин напишет книгу «Очень простой Мандельштам». Много позже. В 1994-м.

Четырнадцать стихотворных строк написаны 13 ноября 1967 года в ответ на предложение Корнея Ивановича Чуковского оставить запись в его «Чукоккале» (1914—1969) — альбоме-альманахе, сохранившем строки, автографы, рисунки Бунина, Блока, Горького, Куприна, Леонида Андреева, Гиппиус, Гумилева, Репина, Юрия Анненкова, Шаляпина… Стихи Рассадина вошли в полное издание «Чукоккалы» (М.: Русский путь, 2006, 2008. — Предисл. И. Андроникова; Коммент. К. Чуковского; Сост., подгот. текста, примеч. Е. Чуковской). Мы публикуем машинописный автограф. (Последняя строка, «От Чехова до наших дней», — название сборника статей К.И. Чуковского 1908 года.)

…Это важный текст. Что думает молодой Рассадин о своем времени — видно по строкам. Сорок лет спустя, в «Самоубийцах», «Книге прощаний», «Побежденных победителях», Станислав Борисович скажет об этом внятной и страшной прозой. Но твердая рука 85-летнего Чуковского вводит 32-летнего критика в такой контекст, ставит в такой реестр… что ничего не остается, кроме как тянуть, катить, волочь русскую словесность дальше.

Этим Станислав Борисович Рассадин и занимался всю жизнь.

«Новая газета» благодарит Елену Цезаревну Чуковскую за помощь в подготовке публикации.

Отдел Культуры

К.И. Чуковский — С.Б. Рассадину

Дорогой Станислав Борисович! Спасибо за книгу. В ней больше всего растрогала меня Ваша беседа с умирающим Маршаком. Я тоже беседовал с ним в эти дни. Мы жили тогда в санатории. Слепой, оглохший, отравленный антибиотиками, изможденный бессонницами, исцарапавший себя до крови из-за лютой чесотки, он в полной мере сохранил свою могучую литературную потенцию. Случилось так, что в один и тот же день мы получили от нашего английского друга, проф. Peter’а Opie  его сборник тех  «Nursery Rhymes»*, к-рые отклоняются от канонических текстов. За ночь я едва успел познакомиться с этим сборником. Прихожу рано утром к С.Я. Он сидит у стола полумертвый, на столе груда свежих рукописей. «Чтобы забыться от смертельной тоски, — говорит он, — я за ночь перевел 7 стихотворений из этой книжки». И прочитал мне написанные красивым круглым почерком очень крепкие, мускулистые — подлинно маршаковские — строки.

Это показалось мне чудом: такая невероятная интенсивность духовной жизни! Вообще страницы о нем в Вашей книге полюбились мне более всего.

Чудесная черта Вашей книги — самостоятельность литературных суждений. Эта самостоятельность может быть установлена цифрами: на первых 19 страницах я зарегистрировал 6 оригинальных высказываний, которые принадлежат лично Вам, носят на себе Вашу печать. Особенно драгоценна (для меня) мысль о предварительном опошлении жанров (стр.10—11). Опровергая ходячие мнения, Вы приводите такие веские доводы, что нельзя не покориться Вашей логике. Когда Вы защищаете от меня английский перевод «Крокодила» (119—120) или оспариваете мое слишком категорическое утверждение, что стихи для детей должны строиться на глаголах (186—187), мне остается лишь смиренно согласиться с Вами, так как Ваша аргументация, всегда опирающаяся на факты, на конкретику, для меня неотразима. Конечно, я мог бы сказать, что знаменитые строки Михалкова: «Нам купили синий, синий, презеленый, красный шар» показывают, как мало содержания вкладывает ребенок в прилагательные; этот пример можно повернуть против Вас, ибо он показывает, что для ребенка все эти «красный», «синий», «зеленый« (в данном случае) пустые звуки, не имеющие определенного смысла. Но я не встану на этот путь, ибо в основном Вы правы.

Эрудиция Ваша очень велика, и порой она мешает Вам: у Вас слишком много ассоциаций по смежности, из-за чего книга вышла раскидистой, многопланной, несобранной. Например, говоря о «Мойдодыре», о том мальчишке, от которого убежали все вещи, Вы вспоминаете и «Зависть» Олеши, и его лучший рассказ «Лиомпа», где тоже говорится о сопротивлении и бегстве вещей (стр. 207). Все это, конечно, обогащает читателя, но порою тормозит повествование и уводит его далеко от Вашей темы. Конечно, читателю квалифицированному такой метод по душе, но ведь мы пишем не только для sophisticated readers**. Зато меня радует Ваш смелый и тонкий вкус, Ваше умение подмечать такие стороны предмета, каких до Вас не подмечал никто (например, о моих писаниях Вы сказали много такого, чего я не видел в них, хоть и всматривался много лет); Вы умеете убедительно хулить и хвалить (труднейшее искусство). И еще меня радует, что Вы сказали столько приветливых слов о Квитко, о Заходере и что на каждой странице незримо присутствует Пушкин.

С одним я (простите!) не могу согласиться, что стихи:

Сало вынули из туши и т.д.

«не плохие стихи». Стихи эти плохи, т.к. невдохновенны, антипоэтичны, физически противны. Я отмечаю это несогласие с Вами, так как оно единственное (в отношении вкусовых оценок).

Конечно мне, как автору, очень дорого Ваше глубокое проникновение в книгу «От двух до пяти». Для большинства читателей она исчерпывается словами «Я намакаронился».

Напрасно Вы назвали себя незнакомцем. Я хорошо запомнил «необщее выражение» Вашего лица. Очень хотелось бы встретиться с Вами в Переделкине, где я и надеюсь поселиться на будущей неделе. Мой телефон: Г.- 9.60.00 доб.105

Ваш Корней Чуковский
23.06.67

P.S. На стр.137 опечатка: вместо «стиха» — «страха».

P.P.S. Никогда еще детскую литературу не судили с таких высоких позиций, с таких вершин психологии и эстетики. После Вашей книги уже невозможна обывательская фельетонная болтовня вокруг этого «разряда словесности». Для высшего интеллигентного слоя читателей Ваша раскидистость (в сущности, мнимая) — является немалым достоинством. Она вводит Вашу тему в атмосферу, насыщенную большими идеями.

*Стихи, песни, колыбельные, считалочки для малышей (англ.).
**Искушенных читателей (англ.).

Н.Я. Мандельштам — С.Б. Рассадину

сентябрь 1967 года (Коктебель)

Дорогой Стасик!

Борис Георгиевич (художник Биргер. — «Новая») передал мне вашу статью. Я ее прочла и очень за нее благодарю. Статья мне понравилась не только потому, что она дружественная, но по мысли. Мне хотелось бы, чтобы вы продолжали и углубляли работу.

Вначале вы старались «снять обвинения», то есть отвечали на обычные мелкотравчатые суждения. Они уже давно принадлежат прошлому (хотя продолжают бытовать). Дело не в них, а во второй части, когда вы говорите о связи времен.

К концу статья крепнет, вы обретаете голос. Начинается настоящее общение и с читателем, и с тем, о ком вы пишете. Думаю, что с этой темы начинается почти книга. Это начало историософского исследования, богатое темами, растущими из основной мысли. Ее вы ухватили очень прямо и глубоко, хотя статью задумали публицистическую. (Я очень ценю публицистику, и «я—он», как говорила Анна Андреевна.)

То, что я называю потенциальной книгой, может быть публицистической, может быть большой или короче куриного носа, но главное, что уже есть хребет — ведущая мысль.

Жду встречи.

Н. Мандельштам

Если бы вам удалось напечатать эту статью, было бы хорошо. Но не огорчайтесь, если — нет. Надо к этому относиться спокойно. Привыкайте…

Н. М.