В “купе” №1

Не знаю, как вам, а мне никогда не нравилось собирать белое золото. Не путайте с американским золотишком, господа. Так на моей малой родине звался хлопок.

Не думаю, что собирать картошку, свеклу и т.п. многим лучше, особенно если это вместо учебы и без учета твоих пожеланий.

Итак, на последнем вираже моей филфаковской хлопко-осени мы отбывали свой срок в традиционном деревянном бараке. Три ряда двухэтажных нар, перегородки между секциями из байковых одеял; спартанцы могли бы позавидовать нашей выживаемости в условиях тотальной антисанитарии. Но молодые организмы выдерживали и антисанитарию, и безумные дозы дешевого вина, и даже любовные коллизии, которые случаются, как известно, везде, где оказываются без надзора молодые парни и девушки.

Итак, в среднем ряду, нижняя полка (так сказать, “купе” №1, ближнее к выходу из барака), была занята мной и двумя братьями-погодками, волей судеб оказавшихся на одном курсе. Более разных людей трудно было себе представить, что, как правило, и случается в этом мире. Флегматик Андрей и холерик Леха были частью моей университетской жизни, и, конечно, задумай я эпос, то нарисовал бы их портреты со всеми, даже самыми незначительными чертами. Но я, будто пазлы, складываю на экране монитора эпизоды и лишь ненароком останавливаюсь на деталях. Классикам было проще — их кирпичи-романы читались с чувством, толком, расстановкой, а ныне есть на десятке страниц краткое изложение “Дон Кихота”. Зачем утруждать себя?

Ну да я отвлекся. Итак, мы влезали с Андреем в свое “купе” на исходе дня. В нас бродило вино, которое помогало переварить т.н. ужин, на языке были фразы, более подходящие грузчикам, а не филологам, да еще из приличных семей.

“Весь мир бардак”, — говорил один из нас. “Все люди — бл..и”, — подхватывал другой”. Проникнутые юношеским максимализмом, мы ругали все вокруг, не забывая и про советскую власть и про наше счастливое детство в отечестве, “которое славим”. В общем, хлопковые будни не добавляли оптимизма, а радость тогдашнего возраста, естественно, была неведома.

Леху при этом еще где-то черти носили.

Но начиная с какого-то из вечеров, к нам в “купе” тихой мышкой прошмыгивала, открывая импровизированную занавеску, девица с одного из младших курсов. Вряд ли бы я узнал ее сейчас… Впрочем, спустя годы внешне меняются не только женщины. Кажется, у нее были светлые глаза и красноватые от ринита ноздри. Хотя это не имеет значения, равно как и имя ночной гостьи. Она устраивалась чуть правей наших ног и сидела, чуть дыша, глядя на вход в наш Сим-Сим… Ждала, короче. В ушах у нее явно не было берушей и потому ей приходилось выслушивать наш ленивый треп о превратностях жизни.

Наконец, очередной раз произносилось коронное про мир, бардак и людей (вместо спокойной ночи), и мы с Андреем умолкали, отдаваясь в лапы Морфея.

Уже в полудреме я слышал, как возвращался Леха. Несколько минут он бубнил вполголоса, обсуждая что-то со своей пассией, после чего начинался акт. Написать “любви” было бы чересчур громко, а просто “половой” — чересчур пошло. Просто акт. Чье-то колено упиралось в мой бок, а сдвигаться в сторону Андрея, который лежал по левую руку, было некуда. “Купе” было даже не плацкартным. Благо, что все когда-то кончается. Но, увы, возобновляется через некоторое время снова. И вот опять чье-то колено, скрип досок, всхлипы и шепот… Где-то в другом конце барака, хотя и не в унисон, нечто схожее. В общем, жизнь, она везде имеет место быть, ежели вы готовы смириться с заданными условиями.

Не помню, сколь долго продолжались эти жаркие ночи. Но как-то за ужином, ели мы, кстати, в своих “купе”; сколотить столы, под стать бараку, почему-то в голову никому не пришло. Но тогда начались бы заморочки с приемом горячительных напитков.

Так вот, сидя по-узбекски и попивая чай из пиалы, я заговорил с Лехой о его гостье.

— Послушай, братан, сделай одолжение, — начал я изложение нашей с Андреем коллективной просьбы.

— В чем? — мгновенно сморщил лоб Леха, чувствуя некий подвох.

— Не мог бы ты попросить свою подругу говорить нам, когда она приходит, “добрый вечер”? “Мальчики”, она может и не говорить, но “добрый вечер” желательно.

— Чувак, да она же стесняется! — проговорил Леха, поднимая кверху ладони.

Все, что он говорил дальше, мы с Андреем не слышали. Благо, не окочурились со смеху…

Нет, не нравилось мне собирать белое золото в Сырдарьинской области. Но зато я перестал с тех пор удивляться, когда кто-то из знакомых приводил в оправдание своих дел неблаговидных сомнительные аргументы. А в по-настоящему взрослой жизни они куда более обидны, нежели в той, что происходит в двадцать с какими-то копейками лет…

Игорь Цесарский
Из цикла “Привал на обочине”
Эпизод двадцать девятый.