Из архивов «Континента». ПОДОПЛЕКА МИССИИ МИХОЭЛСА

Автор Евгений ЮРЬЕВИЧ

(ЧАСТЬ I)

29 ноября 1947 года Генеральная Ассамблея ООН приняла постановление об образовании на территории подмандатной Палестины еврейского государства.

12 января 1948 года, всего через полтора месяца после этого, в Минске был убит Соломон Михоэлс.

По-фейхтвангеровски трагическая судьба Михоэлса — отражение страшной эпохи, многие черты которой проглядывают сквозь время в наши дни.

Сначала общая канва.

В разгар войны, весной 1943 года, сразу после завершения Сталинградской битвы, председатель Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) народный артист СССР, главный режиссёр Государственного еврейского театра (ГОСЕТ), профессор Соломон Михоэлс и известный украинский еврейский поэт, подполковник Ицик Фефер отправляются в командировку в США с целью привлечь внимание американской еврейской общественности к борьбе СССР с фашистским агрессором и стимулировать организацию экономической помощи. Сначала их миссия держалась от народа втайне, но впоследствии была широко, хотя и неполно освещена в публицистике.

В Нью-Йорке их встречал и в дальнейшем сопровождал, осуществляя организацию поездки, зять Шолом-Алейхема, заместитель главного редактора газеты The Day Бенцион Гольдберг. В течение двух с лишним месяцев они совершают пропагандистское турне по городам США, Мексики и Канады. В США они посетили Нью-Йорк, Филадельфию, Питтсбург, Чикаго, Детройт и Бостон. Они встречаются с ведущими деятелями американской и мировой науки и культуры, в том числе с Эйнштейном, Чаплином, Шагалом, Манном, Фейхтвангером и Драйзером.

Питтсбургская газета The Jewish Criterion от 9 июля 1943 года сообщает, что в Нью-Йорке на стадионе Polo Grounds состоялся митинг c участием 47 тысяч человек, открывшийся исполнением гимнов The Star Spangled Banner, Хатиквы и “Интернационала”. Фефер и Михоэлс выступили на идиш с зажигательными речами, рассказывая об участии советских евреев в войне. В ходе митинга более ста тысяч долларов, в то время огромные деньги, были пожертвованы на строительство госпиталя в Ленинграде.

По завершении турне, в середине сентября 1943 года Михоэлс и Фефер в Нью-Йорке встретились с руководителями крупнейшей еврейской благотворительной организации The American Jewish Joint Distribution Committee, в свое время известной в СССР под своим сокращенным наименованием Joint (“Джойнт”). На всякий случай напомню, что “врачи-вредители” были обвинены в том, что являлись “агентами Джойнта”.

Хотя Михоэлс и Фефер уже три месяца находились в США, выступая на многочисленных митингах, и даже после упомянутого выше митинга в Нью-Йорке встретились c одним из руководителей “Джойнта” Розенбергом, их обращение в “Джойнт” для его руководства оказалось неожиданностью, и было воспринято как-то странно: их визит оценивался как исключительно важный, но информация о нем, включая ленч, поначалу считалась сугубо конфиденциальной (стеснялось, что ли, связей с коммунистами?).

Наряду с обсуждением порядка предоставления помощи продуктами и одеждой, Розенбергом высказывается идея предоставления всяческой, в том числе сельскохозяйственной, помощи для восстановления Крыма и последующего переселения туда еврейского населения из других оккупированных областей. Он упоминает о существовании обширной сети еврейских поселений в Крыму до войны и о предоставлении им помощи в двадцатых годах. Но вопрос о Крыме на время откладывается.

Уже 29 сентября Михоэлсу и Феферу сообщается о решении выделить 250 тысяч долларов, и обещано через несколько месяцев добавить еще столько же. Действительно, после отъезда советской делегации советский консул был извещен о предоставлении помощи в объеме 500 тысяч долларов.

1 октября Розенберг отправляет прочувствованное рекомендательное письмо в Лондон в Jewish Refugee Committee, а 19 октября 1943 Михоэлс и Фефер посылают из аэропорта в Джойнт прощальную телеграмму, в которой, в частности, говорится: “…Мы верим, что внесли вклад в объединение еврейского народа в борьбе против гитлеризма”, и вылетают в Великобританию для продолжения миссии.

В конце осени Михоэлс и Фефер, блестяще выполнив командировочное задание, возвращаются в Москву. Уже после их возвращения на родину (11.26.43) консул Киселев сообщил “Джойнту” о том, что Советское Правительство согласно с его планом предоставления помощи, освобождает поступления от пошлины и берет на себя оплату расходов по транспортировке.

Вот внешняя канва этого необычайного путешествия.

Теперь несколько слов о ЕАК — Еврейском Антифашистском комитете.

В первые же месяцы Великой Отечественной войны (ВОВ) “Совинформбюро”, понятно, в сотрудничестве с НКВД, начинает организовывать Еврейский Антифашистский Комитет (ЕАК). К середине декабря президиум ЕАК был сформирован и на должность председателя назначен Михоэлс, давно бывший у органов по каким-то причинам на примете.

Полным ходом ЕАК проводит пропагандистские мероприятия. Сначала проходит радиомитинг, потом встреча “представителей еврейского народа”. Публикуется обращение

ЕАК Jews Throughout the World! (“Евреи во всем мире!”), проводится вторая встреча “представителей еврейского народа” и, наконец, летом 1942 года начинается выпуск газеты “Эйникайт” (“Единение”). Во всех мероприятиях просвечивает явная ориентация комитета на заграницу.

Однако большинство членов президиума ЕАК восприняли комитет не как пропагандистский орган, а совершенно всерьез, то есть как орган, предназначенный представлять и защищать интересы еврейского населения. У членов президиума ЕАК стремительно возрастает искренний и чрезмерный энтузиазм. Президиум пытается поставить общественность в известность о реальной роли еврейского народа в войне. Тщетно. Внешняя приближенность к власть имущим создала у членов ЕАК иллюзию реальной возможности влияния. Какое наивное понимание своей роли, но и какая самоотверженность!

Бремя войны — тяжелей трудно себе вообразить — легло на плечи всего советского народа, и попытка получить денежную помощь от американской еврейской общественности, безусловно, была оправданна. Но командировка Михоэлса и Фефера имела второй, перспективный аспект. Зная, в какой последовательности развивалось отношение советской власти к еврейскому населению, трудно представить себе, что этой второй задачей была подготовка контактов с сионистскими организациями. Но именно эта подготовка, по свидетельству бывшего руководителя внешней разведки Судоплатова, была основным звеном командировочного задания Михоэлса и Фефера. Они были направлены в США, наряду с прочим, для установления (вернее возобновления) контактов с сионистским руководством.

Кто, как и зачем инициировал эти контакты?

Как выяснилось, поездку Михоэлса и Фефера организовывали крупнейшие советские разведчики, работавшие в США под дипломатическим прикрытием: секретарь посольства в Вашингтоне В. Зарубин и вице-консул в Сан-Франциско Г. Хейфец, позднее много сделавший в сфере атомного шпионажа. Через Коминтерн (вскоре, в мае1943 года он был распущен) устанавливается контакт с еврейской секцией Международного Рабочего Объединения, через него — с Американским Комитетом Еврейских Писателей и Художников, возглавляемого писателем Шоломом Ашем, и далее с еврейским подкомитетом организованного при участии Эйнштейна Совета Помощи России, который и оформил официальное приглашение Михоэлсу и Феферу. У них был переводчик — студентка Корнева, учившаяся по обмену в Колумбийском университете. Их “менеджер” Бенцион Гольдберг, зять Шолом-Алейхема, “с 20-х годов тесно сотрудничал с советским руководством”. Можно полагать, что эти его отношения были связаны с изданием в СССР произведений тестя.

Видимо, это — ответ на вопрос “как”.

Перед командировкой член политбюро ЦК и нарком Внутренних Дел Лаврентий Берия лично инструктировал Михоэлса и Фефера. Вероятно Наркомат Иностранных Дел, несмотря на прямое, через “Совинформбюро”, подчинение ему ЕАК, был менее заинтересован в их поездке, чем НКВД, да и визит оформлялся как частный. Это закономерно и с протокольной точки зрения. Тот же Берия снова принял их обоих по возвращении из командировки и остался доволен ее результатами.

Публицистика охотно сообщает, что Фефер был агентом НКВД. Питтсбургская газета The Jewish Criterion от 25 июня 1943 года особо рассматривает метаморфозу его воззрений. Фефер ранее был автору заметки известен как атеист и противник не только сионизма, но и социализма. Возможно, именно последнее обстоятельство послужило базой его вербовки органами. Все это укладывается в обычную схему загранкомандировок, когда один из командируемых должен быть хорошо проверенным человеком. В материалах судебного дела ЕАК Фефер ссылается на контакты с резидентом КГБ генералом Зарубиным, а также “с другой стороны”, как написано в протоколе допроса, с послом Громыко и консулом Киселёвым.

Как и в какой степени, Фефер был вовлечён в работу НКВД, почему с 1935 года Михолэлс интересовал органы — вопрос второй. Так или иначе, Михоэлс и Фефер оба выполняли волю стоящего выше НКВД начальства, волю политбюро, то есть волю Сталина. Однако то, что именно Берия и НКВД задумали и организовали их поездку, в условиях советской ведомственной разобщенности и околотронного соперничества, весьма примечательно.

Это — ответ на вопрос “кто”.

Остаётся ответить на вопрос “зачем”.

1925 годом датируется директива Дзержинского о проникновении в сионистские организации. К этому времени существовавшие в РСФСР сионистские партии уже были разгромлены, так что директива касалась международного сионистского движения, естественной и единственной целью которого после седьмого Сионистского конгресса (1905 год) было создание еврейского государства в Палестине. Однако группа, работавшая в сионистских кругах, была почти поголовно арестована в 1938 году. Затем быстротекущие предвоенные изменения политической географии Европы, острые приграничные ситуации отвлекли внимание “партии и правительства” от этого сравнительно отдаленного региона. Тем не менее, включение Палестины в сферу геополитических интересов СССР полностью соответствует экспансионистской сущности его политики, особенно при уже разгоравшемся болезненном внимании к нефти. Было ясно, что через Палестину проходит кратчайший путь в Европу от уже известных тогда нефтяных месторождений, да и вообще, в силу своего географического положения, Палестина с древнейших времён занимала видное место в любых стратегических замыслах и политических кознях (что, впрочем, почти одно и то же).

Одним из важнейших эпизодов предвоенного периода был очередной раздел Польши. Наступление фашизма испугало европейских евреев. Сразу после вторжения немецких войск в Польшу потоки еврейских беженцев хлынули из западных районов Польши в восточную, отходящую к СССР, часть (впоследствии западные области Украины и Белоруссии). В отличие от западных государств СССР принял эмигрантов. Другое дело их дальнейшая судьба, но они не были депортированы, не были выкинуты обратно в Польшу или в Германию, от газовых камер они были спасены. Тем самым в руках СССР оказался, так сказать, козырь, и вот теперь обозначилась возможность этот козырь пустить в ход.

ПОДОПЛЕКА МИССИИ МИХОЭЛСА (ЧАСТЬ II)

В своих мемуарах А.Бовин отмечает, что “в годы войны Москва поддерживала довольно регулярные контакты с сионистским руководством”, и приводит конкретные сведения. Так осенью 1941 года посол СССР в Великобритании Майский дважды встречался с председателем Еврейского агентства и генеральным секретарем Гистардута Давидом Бен-Гурионом. Бовин приводит отправленное Майскому в марте 1942 президентом Всемирной сионистской организации Хаимом Вейцманом письмо об идейной близости сионистских идеалов и социализма в России. В мае 1943 года в Палестине побывал посол СССР в США Литвинов, а в октябре 1943 года снова Майский. Заметим, что через Палестину во время войны пролегал маршрут из СССР в Великобританию и Соединённые штаты и обратно. Майский встретился с Бен-Гурионом и Голдой Меир. Ну и заключительное замечание Бовина: “Очевидно, что ни Литвинов, ни Майский не занимались самодеятельностью. Сталин просчитывал ходы на послевоенное время”.

Нарастающая тенденция к реализации сионистских проектов, желание их использовать для создания ближневосточного плацдарма и расширения того, что тогда включало только Монголию и Туву, а впоследствии было названо “социалистическим лагерем”, объясняет интерес политической верхушки СССР к сионизму. Попутно возникало и вполне понятное желание обратиться за помощью к богатым американским благотворительным еврейским организациям. И вот в разгар военных действий, несмотря на тяжелейшее положение на фронте, на занятость вопросами промышленности, на нехватку средств и продовольствия, надо сказать, не по-советски предусмотрительно, власти (НКВД) затевают комбинацию с использованием “еврейской карты” в геополитическом пасьянсе. С целью, по выражению все того же Судоплатова, “зондажа сионистских кругов”, то есть оценки возможности войти в контакт с социалистическими по духу сионистскими организациями, начинается подготовка визита Михоэлса и Фефера в Соединённые Штаты. При этом, понятно, пренебрегается важным положением ленинизма, признающим злейшими врагами ВКП(б) именно социалистов.

Ранняя публицистика не упоминает не только о том, что Михоэлс по просьбе жены Молотова увиделся с ее братом, живущим в США, но и о том, что помимо упомянутых выше встреч с представителями американской интеллигенции, Михоэлс и Фефер встретились с президентом Всемирной Сионистской Организации Хаимом Вейцманом, с руководителями Всемирного Еврейского Конгресса доктором Нахумом Гольдманом и раввином Стифеном Вайсом, с представителями иудейской общины США во главе с раввином Эпштейном. В целом оба произвели вполне благоприятное впечатление, и, хотя это было еще очень далеко до пробуждения доверия к советскому правительству, с этого момента возобновляются тайные игры советского руководства с сионистскими организациями. Вот ради этой второй цели и были командированы в США Михоэлс и Фефер.

Это ответ на вопрос “зачем”.

Дальнейшая судьба Михоэлса, развитие трагедии ЕАК неразрывно связаны с двумя фантазиями: с утопическим проектом создания в Крыму Еврейской Социалистической Республики, и с желанием политической верхушки СССР использовать сионизм для организации ближневосточного плацдарма.

Если в Америке в печати а, следовательно, в правительственных кругах и в конгрессе активно рассматривались перспективы образования еврейского государства в Палестине, то в СССР, начиная с конца 1943 года, тайно, так сказать, кулуарно, обсуждался Крымский проект. Эта идея хотя и противоречила основному политическому замыслу, породившему специальные цели командировки Михоэлса, но тоже могла пригодиться, скажем, как предлог для получения кредитов.

Как известно, “заговор с целью отторжения Крыма” впоследствии был главным обвинением против членов ЕАК. Но провокационное использование крымского проекта не означает, что от него надо отмахнуться. Вопрос о его возникновении важен для анализа судьбы Михоэлса и ЕАК, для анализа обвинения против всех советских евреев.

Утопичность этой идеи сегодня очевидна, а возникновение загадочно. Но реакция сионистских кругов априори ясна, поскольку основное содержание идеи сионизма — возрождение еврейского государства именно в Палестине. Заселение евреями Крыма подрывало старинный сионистский принцип “чем хуже, тем лучше”, то есть улучшение жизни евреев в пределах СССР отдаляло осуществление идеалов сионизма.

При ознакомлении с материалами архива “Джойнта” я не нашёл прямых свидетельств выдвижения крымского проекта во время переговоров ни советской делегацией, ни руководством “Джойнта”, но косвенные свидетельства, их множество, говорят о том, что именно там, во время визита Михоэлса и Фефера, идея создания в Крыму еврейской республики прозвучала впервые; вернее возродилась, поскольку уже фигурировала и даже осуществлялась в 20-е годы, когда в северной части полуострова были еврейские колхозы.

Пример из переписки руководства “Джойнта”: “в прошлом году (то есть, во время визита Михоэлса и Фефера) советский консул Киселев говорил, что обсуждение вопроса о предоставлении помощи в восстановлении Крыма преждевременно, поскольку Крым оккупирован. Сейчас еврейская жизнь там восстанавливается и можно снова поднимать этот вопрос”. В этом же письме обсуждается работа еврейских колхозов в Крыму до войны. Об обсуждении крымского проекта внутри “Джойнта”, в переговорах с советскими властями, с другими благотворительными организациями говорит множество других документов архива.

И еще одно соображение. Если бы инициатива шла от НКВД, то версия крымского проекта должна была быть выдвинута через Михоэлса и Фефера. В этом случае руководство “Джойнта” непременно упомянуло бы такое заявление в записях. Ничего подобного нет. Руководство “Джойнта” говорило о Крыме, потому что о существовании там еврейских колхозов и даже национальных, то есть тоже еврейских, районов было ему, в частности Розенбергу, руководившему работой “Агроджойнта” в довоенное время, хорошо известно.

Костырченко, проделавший титаническую, на мой взгляд, работу по исследованию сталинской антиеврейской кампании, не нашёл следов возникновения идеи с Крымом в НКВД. Слух о том, что известное “Крымское письмо” (о нем речь ниже) — провокация НКВД, он считает легендой.

В итоге складывается впечатление, что инициатива концентрации оказания помощи в Крыму исходила от “Джойнта”, но это ничего общего не имело с будущими абсурдными обвинениями в “попытке отторжения Крыма”. Вся переписка “Джойнта” полностью отвечает представлениям о работе благотворительной организации и не содержит каких-либо сомнительных предложений. По сути, вполне честная, хотя и излишне оптимистичная и наивная, идея крымского проекта, когда это потребовалось властям, была извращена и жестоко использована НКВД для ложного обвинения ЕАК.

О ходе переговоров Михоэлс и Фефер естественно докладывали выше. Сразу по завершении командировки, полные впечатлений они, имея санкцию Молотова, с участием Эпштейна и под руководством председателя Совинформбюро Лозовского подготовили так называемое “Крымское письмо” на имя Сталина с развитием Крымского проекта. Но еще в процессе подготовки письмо сменило адресат и было, по согласованию с Молотовым, 21 февраля 1944 года отправлено уже не Сталину, а в Совмин и начальнику Политуправления Красной Армии Щербакову, явно настроенному против евреев. В этих инстанциях оно и лежало без каких бы то ни было видимых последствий до 1949 года, до начала разгрома ЕАК, то есть, пока не понадобилось.

По всей видимости, какие-то расчеты в этом ключе существовали, но логичней отыскивать интересы власти в плане экспансии, то есть в заселении Палестины пережившими Холокост евреями. Крымский узел противоречил сталинским планам глобальной перекройки политической карты мира.

Теперь идеологическая фантазия. К концу войны победоносное наступление Красной Армии не только подняло на невиданную высоту престиж Советского государства, но и породило в верхах определённую самоуверенность. Союзники замерли, осознав возможность продвижения советских войск вглубь Европы. Этого не случилось. Потсдамская конференция наметила контуры послевоенной организации мира. Наступило время активизации ближневосточного направления. Заметим, что во время войны для предотвращения выхода немцев к иранской нефти по инициативе Черчилля были вооружены еврейские (заметим, не арабские!) отряды, тогда как в это же время палестинский лидер был даже принят Гитлером. Эти еврейские отряды позднее составили Хагану. Какие-то контакты, в том числе установленные с помощью Михоэлса и Фефера, позволяли усилить попытки проникновения в сионистское движение, восстановить прежние связи. Через Румынию в Палестину забрасываются советские агенты, а из Чехословакии поставляется вооружение. Еврейская армия особенно остро нуждалась в артиллерии. Чехи, не имея необходимого артиллерийского вооружения, организовали специальные закупки для Хаганы в Швейцарии. Эти поставки сыграли значительную роль в войне 1948 года.

Незадолго перед этим, в августе 1945 года президент Трумен потребовал от Англии немедленно впустить в Палестину 100 тысяч евреев, переживших Холокост, после чего, в связи с приближающимся истечением срока британского мандата, был образован Англо-Американский комитет по Палестине. Несмотря на договоренности о послевоенном сотрудничестве, комитет был образован без участия СССР. Это — первое в послевоенной политике выражение противоречий между великими державами по палестинскому вопросу. Несмотря на это, усилия советских органов по созданию в Палестине ближневосточного плацдарма удвоились. В апреле 1946 года заместители Молотова Вышинский и Деканозов, с его согласия, подали в Совет Министров записку по палестинской проблеме. Они предложили “в пику Англии” благоприятно отнестись к образованию еврейского государства. Одновременно в “Новом Времени” Вышинский под псевдонимом публикует статью о целесообразности создания в Палестине демократического еврейского государства.

Странно, что происходит это в апреле 1946 года, потому что месяцем ранее, 5 марта 1946 в Фултоне, штат Миссури, в Westminster College отставной британский премьер-министр Уинстон Черчилль произносит знаменитую речь с планом послевоенного устройства мира. Тогда же он пускает в обращение символ раздела мира “железный занавес”.

Противостояние лагерей приняло глобальный характер, но советское руководство некоторое время как бы не замечает этого. То ли отечественная дипломатия ничего не заподозрила, то ли вышестоящее начальство полагалось на силу и было уверено в возможности добиться перевеса, в том числе и в Палестине. Эта политическая неустойчивость трудно объяснима.

ЕАК (по крайней мере, значительная часть его состава) не осознавал всей глубины коварства “кремлевского горца” и допускал искренность намерений партии и правительства поддержать идею и практические шаги к образованию еврейского государства. Это уже второй вопрос — социалистического или капиталистического, важно, что своего. Приобретает рельефные черты звучавшая еще во время поездки Михоэлса и Фефера в США идея единения еврейского народа.

ПОДОПЛЕКА МИССИИ МИХОЭЛСА (ЧАСТЬ III)

Создается впечатление, что лишь к середине 1946 года руководители государства осознали силу позиции Запада и поняли, что фултонская речь Черчилля — не только декларация, но и уже претворяющаяся в жизнь схема. Начинается новый пересмотр внешней и внутренней политики.

Во второй половине 1946 года начались кадровые перестановки в партии, в МИДе, в Вооруженных силах и госбезопасности. Берия был отстранён от курирования МВД И МГБ. Министром госбезопасности назначается Абакумов, который вскоре по вступлении в должность направляет письмо Сталину с обвинением руководителей ЕАК в националистической пропаганде и в том, что они ставят еврейские интересы выше государственных. Напомню — лейтмотивом материалов допросов бывшего министра КГБ Абакумова в 1953-54 годах было утверждение, что вся его репрессивная работа была продиктована прямыми указаниями членов Политбюро ЦК и лично Сталина. Видимо наступило время разыгрывать еврейскую карту в неустанном стремлении сохранить безраздельную власть, наступило время устранить остатки “старой гвардии”, так или иначе связанной с евреями: Молотова, Микояна, Берию, Кагановича. В параноидальном страхе они казались Сталину опасными.

Берию, как сказано, полностью отстраняют от руководства МВД и МГБ. Жену Молотова, Полину Жемчужину, толкают к возобновлению переписки с проживающим в США братом (в последующем эти контакты стали одним из предлогов для ее ареста). В 5-управлении МГБ (политический сыск) создается 6-й отдел по борьбе с сионизмом.

Вдруг все застопоривается. Уже 2-го февраля 1947 года возвращается архив ЕАК, а назавтра Суслов информирует Фефера о том, что никаких изменений в ЕАК пока не будет, что комитет может продолжать работать. С чего бы это? По времени эти мелкие события совпадают с новым циклом переговоров о Палестине. Эти два мира, мир советских евреев и нарождающийся еврейский национальный очаг, пересекаются лишь в одной точке — в непостижимом отдалении, на острие деятельности тайных ведомств: МГБ, МИД и ЦК. Международные аспекты берут на время верх.

На сессии ООН глава советской делегации Андрей Громыко произносит прекрасно написанную, прочувствованную речь о необходимости для евреев создания своего государства. Он отмечает, что ни одно европейское государство не оказалось в состоянии обеспечить защиту элементарных прав еврейского народа и оградить его от насилий со стороны фашистских палачей, и объясняет этим стремление евреев к созданию своего государства. И соответственно в ЦК положительно отзываются о деятельности ЕАК. К середине 1947 года вздымается новая волна идеологического потопа — начинается борьба с “преклонением перед иностранщиной”. Вскоре Лозовского снимают с поста председателя Совинформбюро, и ЦК готовит новую серию постановлений, “обличающих” ЕАК. Постановления повисают в воздухе, но доводятся до ЕАК в устной форме. Они указывают, что работа среди еврейского населения СССР не входит в его обязанности, что задачей ЕАК является борьба с международной реакцией и ее сионистской агентурой и использование связей (sic! — как помечал Ленин) для сбора полезной советскому государству информации. Стремительно возрастающее политическое напряжение вокруг Палестины, безусловно, в поле внимания ЕАК и Михоэлса. В еврейской среде того времени необычайно возросло самосознание, советские евреи в подавляющем большинстве были захвачены перспективой образования еврейского государства и разгоравшейся на этой почве напряжённостью.

Дебаты в ООН продолжаются с сентября по ноябрь, советская делегация активно в них участвует, гибко поддерживая приемлемый вариант политического устройства Палестины, включающий идею незамедлительного образования еврейского государства. По-видимому, мысль о заселении Палестины спасенными при участии СССР и потому просоветски настроенными европейскими евреями по-прежнему актуальна. СССР противится попытке западных стран отложить решение вопроса для утряски еврейско-арабских отношений. Наконец, субботним вечером 29 ноября 1947 года Генеральная Ассамблея принимает решение об образовании на территории Палестины еврейского государства. Менее чем через шесть месяцев, 15 мая 1948 года, истекает срок британского мандата, и образование еврейского государства практически решено.

В принципе, это — благоприятнейшая ситуация для укрепления позиций СССР на Ближнем Востоке, возможность усиления безопасности южных границ, расширения торгово-промышленных отношений и тому подобное. Но такая ситуация благоприятна для СССР только в том случае, если реально думать о собственной безопасности и восстановлении разрушенного войной хозяйства, а не об организации ближневосточного плацдарма и расширении “социалистического лагеря”. К сожалению, эти здравые соображения приобретут реальные контуры только через полвека. Тогда же идея создания в Палестине “страны народной демократии”, видимо, казалась Сталину вполне осуществимой. Соответствующие шаги предпринимались и позже, вплоть до середины 1949 года. С.Беленький рассказывает о составлении списков добровольцев из военных моряков-евреев для помощи Израилю. Списки поступали в ЕАК (ну, оттуда известно куда). Когда до руководства страны, наконец, дошло, что авантюра терпит крах, все добровольцы, естественно, были арестованы.

Именно в этот момент, когда ООН, явно при активном участии СССР, санкционировало осуществление древней еврейской идеи возвращения, МГБ организует покушение и расправляется в Минске с Михоэлсом, убивая, чтобы замести следы, и его спутника, театроведа и своего агента В.И. Голубова. Никто не связывает эти близкие по времени факты — завершение подготовки к образованию Израиля и расправу с Михоэлсом.

Понимал ли Михоэлс свою обреченность? Думаю, что нет — это противоречило бы человеческой природе. Надежда не покидает нас никогда. Говорят, что он был в отчаянии, не хотел, якобы, жить, потому намеренно шел навстречу опасности. Было письмо с угрозой убийства. Были, понятно, оправданные и неоправданные страхи. Но он ведь в Минск поехал! Потому что надежда жила. Она выглядела, эта надежда, как вера в абсурдность его виновности в чем бы то ни было. Он был деятельным, энергичным человеком, не терявшим веры в возможность для советских евреев занять достойное место в государстве. Не в обществе — в обществе они и так были на виду, — а именно в государстве, тем более что он уже вкусил “всенародной” славы. Он продолжал настаивать, письменно и в возможных для него легальных рамках кулуарных обращений, на признании государством заслуг еврейского народа. Сказал бы, что он цеплялся за иллюзии. Многолетний руководитель театра, член множества политических организаций и, наконец, председатель такой сложной структуры, каким был ЕАК, Михоэлс, конечно, был опытным руководителем, разбирающимся в идеологических извивах, умел ориентироваться в коридорах власти и знал схему управления советским обществом и его идеологической надстройкой. Будучи, несомненно, человеком сильным, с характером и умом, временами он уже не мог продолжать эту дурную игру. Это не сцена, где кратковременность спектакля позволяет все время оставаться “в образе”, а жизнь, когда постоянное напряжение, так сказать “пребывание в образе”, — это уже другая задача, подчас непосильная, а главное, требующая в той обстановке абсолютной беспринципности, беспринципности столь отталкивающей, что она оказывается никому не под силу, кроме крайних подонков.

Но возникает вопрос: почему, по закрытой терминологии, он был “ликвидирован в специальном порядке”, то есть тайно и без всякого, даже фиктивного, суда? Зачем Сталину понадобилась именно такая расправа из-за угла? Ведь были же в его распоряжении привычные и отработанные показательные методы, тем более что эта схема позволяла устранить именно тех руководителей, против которых, как постепенно выяснилось, Сталин намеревался в дальнейшем направить кампанию. Уже вырисовывалась схема организации грядущей внутренней смуты по привычному сценарию. Уже сгущались тучи над Берией, Молотовым и Микояном, уже готовилась почва для очередной политической расправы (стиль сталинского руководства, от которого не отказался и Хрущев, обвинивший впоследствии Берию в шпионаже). Вся закрытая работа Михоэлса и Фефера раньше замыкалась на ставшим опальным Берии. Таким образом, расправа с Михоэлсом могла быть как-то связана и с этим аспектом.

Единственной причиной такой скоропалительной и тайной расправы могла быть необходимость спрятать даже от сотрудников МГБ (а, может быть, особенно от них) какие-то известные лишь Михоэлсу сведения.

Очень правдоподобную схему выводит из изученных им документов Костырченко. Согласно этой схемы, причиной тайной расправы была попытка Михоэлса войти в контакт с зятем Сталина и через него попытаться побудить Сталина принять меры против антисемитизма. Попытка как-то проникнуть в дела державной семьи или осведомленность в них может действительно быть причиной тайной расправы. С другой стороны, учитывая, что многолетняя антиеврейская компания в СССР проходила под флагом борьбы с сионизмом, намерение скрыть связи с сионистами тоже кажется естественным. Но почему, соблюдая тайну, не опасаются, что сионисты разгласят ее? Может быть, понимают, что отношения с СССР, с коммунистами могут скомпрометировать самих сионистских лидеров? Быть может, это и было причиной того, что “Джойнт” пытался скрыть от общественности контакты с Михоэлсом и Фефером.

Главбух нашего учреждения в той далекой жизни учил меня, что бухгалтерские книги таят все загадки и ключи к ним. Ведь не только в Нью-Йорке жертвовали деньги на строительство госпиталя в блокадном Ленинграде. До встречи с руководством Джойнта Михоэлс и Фефер объехали большую часть Соединенных Штатов, Канаду, Мексику и всюду были пожертвования. Но эти побочные обстоятельства политической кухни никогда света не увидят. Ключей к ним нет, это же не времена Парвуса, не восемнадцатый год, и схема проще. Ну и вспоминается тот начальник финансового управления ЦК КПСС, который во времена перестройки “случайно” выпал c десятого этажа из окна собственной квартиры на Кутузовском проспекте.

Сколько еще загадочного (и уголовного!) в нашем прошлом.

Пользуюсь возможностью поблагодарить сотрудника архива “Джойнта” М.Мицеля за внимание и помощь в работе.

2001 г.