Елена Цвелик | Узкий круг

Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?
Борис Пастернак

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки.
О. Э. Мандельштам

Мой троюродный дед Ефим Вениаминович Радбиль был блестящим эрудитом, человеком двух культур – еврейской и русской. Он принадлежал к тому кругу еврейской интеллигенции, который был перемолот двадцатым веком, и чей потенциал так и остался нереализованным. Выпускник Императорского Новороссийского университета, видный адвокат, который мог бы быть министром юстиции в правительстве УНР, он лишился работы в разгар сталинской антисемитской кампании и умер в нищете. Это эссе – рассказ о людях, составлявших ближайшее окружение Радбиля. Надеюсь, что сведения о них, которые я отыскала совсем недавно, сделают его образ более рельефным.

В архиве наследников Радбиля хранится тетрадь стихотворений, принадлежащих перу поэтессы Мирры Рапопорт. В печати имя Мирры промелькнуло в воспоминаниях ленинградского филолога Кены Видре, опубликованных в шестом номере журнала ”Нева” за 1989 год. После начала войны Кена оказалась в Ташкенте, куда она эвакуировалась из Москвы осенью 1941 года. Однажды старшая подруга Кены Фрида Вигдорова попросила ее зайти к Анне Ахматовой вернуть ей стихи поэтессы Ксении Некрасовой. Вот что вспоминает К.Видре: ”Я была свободна. Заодно прихватила, не поставив Фриду в известность, свою подругу, поэтессу Мирру Рапопорт, моего тогдашнего кумира, она была на несколько лет старше меня и уже с кое-каким жизненным опытом…Терпеливо выслушала Анна Андреевна длинную поэму, и сейчас представляющуюся мне не лишенной достоинств. Речь в ней шла о судьбе Мирриного любимого, у которого был арестован брат”.

Имя Мирры встречается и в книге А. Б. Гребнева “Дневник последнего сценариста”, но в ином контексте: “Знаменитый поэт, страшно назвать имя, много лет публиковавший – под своим именем, – переводы, которые делала за него, получая 50%, Мирра Рапопорт”… Кене Видре в 1941-ом году было 17 лет, значит, Мирра родилась в конце десятых или в начале двадцатых годов. Радбиль дружил с родителями девочки, ребенком Мирра называла его ”дядя Сим”. Именно он привил Мирре любовь к русской поэзии, о чем поэтесса с благодарностью пишет своему наставнику:

”Свой первый стих, волнуясь и краснея, я подала тебе, назвав ‘учитель мой”’. На обложке тетради четверостишие, посвященное адресату:

”Благодарю за нежность и за шутку,
И за любви целебное тепло.
За веру в жизнь, и за такую чуткость,
Что лучше, слаще и дороже слов”.

Обложка сборникa ташкентских стихов Мирры Рапопорт. Из коллекции Павла Коваленко.

В архиве Ефима Вениаминовича Радбиля сохранился очерк Анны Рапопорт “Преамбула”, проливающий свет на события, касающиеся жизни Радбиля и его друзей в Виннице в двадцатые годы.

Анна Рапопорт, принадлежавшая к ближнему кругу Радбиля, характеризует Ефима Вениаминовича как человека кипучего темперамента, разносторонне одаренного и блистательно остроумного. Вот что она пишет: ”Наряду с профессиональной деятельностью – Радбиль был одним из ведущих адвокатов сначала в Виннице, потом, с начала тридцатых годов в Ленинграде, – большое место в его жизни занимала литература. Знал он ее великолепно. В юбилейном 1937 году он выучил на пари все без изъятия написанные в стихах сочинения Пушкина (курсив мой, ЕЦ). Помнил огромное количество стихов самых разных поэтов русских и еврейских и постоянно их декламировал. Сам писал стихи и сказки в стихах, в основном для семейного и дружеского обихода. Переводил с языка идиш еврейских поэтов, в частности, в его переводе вышел сборник стихов Давида Гофштейна, а также Маркиша, Гальперина и Квитко”.

Далее автор раскрывает нам доселе неизвестную деталь биографии Е. В. Радбиля: в детстве ”он обучался в хедере и русского языка не знал, чему трудно было поверить, слушая его блестящие выступления в суде, искрометную речь в общении или читая его стихотворные опыты (курсив мой, Е.Ц). Такое сочетание укорененности в еврейской традиции – Ефим Вениаминович всегда и во всем ощущал свою сопричастность еврейской судьбе и культуре – увлеченным, я бы сказала страстным впитыванием культуры русской – феномен знаменательный для еврейско-русской интеллигенции того поколения.” Анна Рапопорт упоминает о сохранившейся в ее семейном архиве пьесе Радбиля ”Собачий налог” – сатире на заседание Винницкой городской Думы. Пьеса эта разыгрывалась в Винницком театре, после чего некоторые выражения из нее долгие годы бытовали в Виннице в виде поговорок.

В эссе ”Преамбула” рассказывается о трагической судьбе близкого друга Е.В. Радбиля адвоката Израиля Яковлевича Слуцкого (1889/90–1948), который, как и Радбиль, в 1917 году был кандидатом в Депутаты Учредительного Собрания. Во время Кронштадтского мятежа Радбиля, Слуцкого и еще шестнадцать винницких ”представителей интеллигенции” арестовали и держали в ЧК в качестве заложников. Им грозил расстрел, но все обошлось.

”Неизбывный еврейский юмор спасал заложников и в застенках, и они развлекались, издавая стенную газету ”Чрезвычай-смех”, немалое место в которой занимали стихи Радбиля. Рассказывали, что чекисты, изъявшие эту газету, очень веселились, читая ее”.

Слуцкий был лидером винницких меньшевиков и должен был покинуть город, чтобы избежать дальнейших репрессий. “Переехав в Москву в двадцатых годах, – пишет Рапопорт, – Слуцкий жил тихо и незаметно, стараясь не привлекать к себе внимания. Однако его не миновала ни “золотуха”, – он побывал в застенках ГПУ, – ни террор тридцатых годов, когда был арестован и обвинен в заговоре против Сталина его сын Владимир. После войны он все же решил вступить в Мoсковскую коллегию адвокатов, за что вскоре поплатился жизнью. В ходе проверки адвокатуры его не просто “отвели”, как Е. В. Радбиля, но весной 1948 года арестовали и приговорили к восьми годам лишения свободы. Он умер в потьменской тюрьме от воспаления легких, как о том сообщалось в выданной семье справке”.

Неизвестный, предположительно Израиль Яковлевич Слуцкий. Начало 1920-х годов, Винница. Из архива Павла Коваленко.

Будущая жена Е.В.Радбиля Рашель (Ревекка) Сапир родилась 17 июля 1888 году в Виннице в семье Виленского 2-ой гильдии купца и подрядчика Леона Исаевича Сапира. Помимо Рашели, у Леона и его жены Розы были две дочери – Амалия и Анна – и три сына: Исаак (умерший рано), Яков и Иосиф. В конце девяностых годов XIX века Леон Сапир арендовал у графа Гейдена винокуренный завод и был владельцем винницкой мельницы и магазина «Вино виноградное». Согласно семейному преданию, о котором мне поведал внук Якова, профессор Жак Сапир, Леон был помещиком и имел усадьбу. Всеобщая Российская перепись 1897 года позволяет нам внести некоторые уточнения в эту версию. Леон Исаевич числился Виленским 2-ой гильдии купцом, но проживал не в поместье, а в доме Якубoвского на Торговой улице Винницы, где семья Сапира занимала целый этаж. В одной из квартир вместе с хозяевами проживали гувернантка Цецилия Хазанович, кухарка Этель Поляк и горничная Дарья Мельник, а в другой – приказчики Идель Квенцель и Хаим Кержнес и кучер Хвыщенко. Леон Сапир был прихожанином Немировской синагоги, которая располагалась в центре Винницы, и со временем переехал в дом на Театральной. Немировская синагога считалась элитной: помимо многих состоятельных людей ее членом был влиятельный банкир, меценат и гласный винницкой Думы Иосиф Борисович Бернштейн, а председателем общины – Бенюмин Шмулевич Радбиль. И Сапир, и Радбиль, и Бернштейн были в числе избранных от Немировской синагоги делегатов, принимавших участие в выборах казенного раввина Винницы в 1911 году.

Хотя образование главы семьи, его супруги и их старшей дочери Амалии было домашним, сыновья купца Сапира Яков и Иосиф закончили Винницкое реальное училище, а младшая дочь Рашель – гимназию.

Яков Сапир (1886–1936) и его брат Иосиф (1890-?) – выпускники Винницкого реального училища. Из архива Павла Коваленко.

Неизвестная, предположительно Амалия Крейс (1881–1971), старшая дочь Леона Сапира. Ателье Ставского, Винница, начало 1900-х годов.

Гимназистка Рашель Сапир. Из архива Павла Коваленко.

Амалия Сапир вышла замуж за доктора медицины Анри Крейса, уроженца Брод, и в 1907 году уехала с ним во Францию, где молодые поселились в Исси-Ле-Мулино (Issy-les-Moulineaux, Seine). У Анри и Амалии было два сына, Борис и Александр, один из которых, Борис (1907–1984) пошел по стопам отца и стал профессором медицины и заведующим кафедрой Пастеровского Института в Париже.

Младшие братья Амалии Яков и Иосиф учились сначала в России, а затем в Германии: Иосиф в Политехникуме в Карлсруэ, а Яков в Берлинском университете. Их сестра Рашель получила высшее юридическое образование, и в 30-е годы работала юрисконсультом и арбитром в Ленинграде. У нас не осталось никаких свидетельств адвокатской практики Рашели при старом режиме. Женщины в Российской империи были лишены официального доступа в адвокатское сословие до выхода в свет постановления Временного правительства от 1 июня 1917 года о разрешении женской адвокатуры. Даже знаменитой Екатерине Флейшиц, современнице Рашели, одной из первых в России женщин-адвокатов, окончившей Сорбонну, было отказано в 1909 году праве на адвокатскую деятельность, в результате чего ей пришлось заняться преподаванием в Петроградском университете.

Рашель Сапир была умна, обаятельна и хороша собой; в семье Ефима Радбиля о ней остались самые теплые воспоминания: Надя, дочь Ефима Вениаминовича от первого брака, дружила с Рашелью и всегда отзывалась о ней с большим пиететом.

Ефим (Хаим) Радбиль с дочерью Надей. 1924 год, Винница. Из архива Павла Коваленко.

Ефим (он же Хаим Дов) Радбиль женился на одесситке Доре Левковой в студенческие годы, и старшая дочь Надя родилась, когда ему было двадцать два. Закончив Винницкое реальное училище в 1906 году, молодой человек уехал в Одессу изучать юриспруденцию; каким-то образом ему удалось получить свидетельство о благонадежнoсти, необходимое при поступлении в университет, хотя полиции было известно о его подрывной деятельности.

Студент Винницкого реального училища Хаим (Ефим) Радбиль, 1905 год. Из архива Павла Коваленко.

Оказывается, Хаим Радбиль был не только членом местного отделения партии Поалей Цион, но и одним из организаторов студенческой демонстрации, взбудоражившей Винницу 18 октября 1905 года. Благодаря усилиям митингующих прекратились занятия во всех учебных заведениях города. Студенты требовали свободы собраний, уничтожения школьного надзора и арестов, вежливого обращения администрации с учащимися; права репетиторства без контроля начальства и различия вероисповедания. Неслыханной дерзостью для руководства казались требования об уничтожения свидетельств о благонадежности, отмены процентной нормы для евреев и ограничений для поляков, а также введения преподавания закона Божьего для евреев и изучения польского языка для поляков. Местные полицейские чины растерялись и дали возможность толпе митингующих спокойно разойтись, но через три дня взяли реванш, расстреляв практически безоружную еврейскую самооборону.

За участие в студенческой демонстрации и работу в штабе Винницкой еврейской самообороны Хаима Радбиля дважды арестовывали. Тем не менее, после успешной сдачи выпускных экзаменов в Винницком реальном училище, он был зачислен слушателем на юридический факультет Новороссийского Университета, который закончил в 1910 году. Через год после окончания университета помощник присяжного поверенного округа Одесской судебной палаты Х.Б. Радбиль возвращается в родной город, где начинает успешную карьеру в конторе адвоката Розенберга.

Итак, Радбиль в Виннице. В далеком прошлом, как писал он двадцать лет спустя, остались милые друзья и «ясные тени» безвозвратной юности. Так ли это? Совершенно очевидно, что через некоторое время начинается его роман с Рашелью Сапир, перипетии и коллизии которого отражаются в его стихах…

С винничанкой Рашелью Хаим Радбиль был знаком с детства: родители их были прихожанами Немировской синагоги, а сыновья Сапира и Радбиль-младший закончили Винницкое реальное училище.

Рашель. Середина 1910-х годов.  Из архива Павла Коваленко

В альбоме Радбиля есть фото, подписанное так: “Дорогой Рашели в память золотой осени 1913 года. Ра.”

…За круглым тем столом доныне
Сидим без жеста и без слова.
Кто расколдует нас? Кто вырвет
Из рук беспамятства немого?
Ещё из глаз слеза сбегает
И привкус на губах солёный.
А ты ни слова не промолвишь –
Ты виноград жуёшь зелёный.
А в сердце – муки. И надо ехать…

В архиве Радбиля бережно хранится его дар Рашели: блокнот в тисненом кожаном переплете со стихами, посвященными возлюбленной. На обложке, в верхнем углу – буквы Р и С (Рашели Сапир).

Подарок Радбиля ко дню рождения Рашели. Из архива Павла Коваленко.

Есть что-то необычайно притягательное в старых фотографиях. Что манит нас: прикосновение к тайне, неуловимый аромат эпохи, шум времени? На первой странице блокнота шоколадного цвета на фоне изящного букета – признание в любви: “Обычай древний я разрушу, послав, как дар – лишь мозг и душу. День рождения. 24.11.15”.

Хаим Радбиль. 1913 год. Из архива Павла Коваленко.

Золотая осень 1913 года, последняя предвоенная осень. Рашель в лучшей поре, она увлечена. Радбиль, молодой успешный адвокат, в элегантном пиджаке с неброским, необычной расцветки галстуком. Он влюблен. На сохранившемся фото Рашели тех лет на девушке изысканный вечерний туалет, на плечи ее наброшены меха; в глазах – застывшая грусть…

3 июля 1915-го в возрасте шестидесяти двух лет умирает от инсульта Леон Сапир; финансовые дела семьи расстроены. Последние годы дела Леона шли не блестяще: Сапира подозревали в финансовых нарушениях, имя его упоминалось в сенатских слушаниях. Все это так или иначе сказалось на благосостоянии семьи.

Старший сын Леона Яков, успев при жизни отца получить диплом инженера Берлинского университета и вернуться в Россию, женится на Людмиле Эпштейн и открывает в Москве инженерно-строительную контору. Проживает Яков с семейством в центре города в доходном доме в Гусятниковом переулке, принадлежащем его тестю Максиму Осиповичу Эпштейну. Согласно семейному преданию, жена Максима Эпштейна Феодосия происходила из рода именитого маскила Абрама Дов-Бера Левенсона; и Максим Осипович и его супруга числились зарегистрированными лютеранами. Оба были большими поклонниками русской оперы и своих детей назвали в честь героев ”Руслана и Людмилы”, ”Бориса Годунова” и ”Евгения Онегина”: Людмилой, Борисом и Евгением.

Как и апартаменты остальных жильцов, квартира Якова занимала весь этаж; там же располагалась контора. Адвокат М.О. Эпштейн владел в Москве еще одним доходным домом и был членом Московского отделения Российского Технического общества и правления торгового дома ”Г.Волкъ и К”. Реклама бизнеса поставщика военной амуниции Герша Шабшевича Волка выглядела весьма презентабельно:

Приехав в Винницу на похороны отца, Яков Сапир отказался от своей доли наследства в пользу малолетнего сына Мишеля. Младший брат Якова Иосиф не успел закончить обучение в Политехникуме в Карлсруе, поскольку началась Первая мировая война, поэтому, вернувшись в Россию, он продолжил учебу в Московском Коммерческом институте, который оставил в феврале 1917 года за ”невзнос” платы за обучение.

Обложка студенческого дела Леона Сапира и его фото с печатью Московского Коммерческого Института.

В годы учебы Иосиф проживал в Мыльниковом переулке 7, неподалеку от старшего брата. Возможно, Яков даже снял для него эту квартиру, поскольку в московской адресной книге она записана на его имя. В студенческом деле Иосифа сохранился его паспорт и другие документы, в том числе зачетные ведомости за два последних семестра, но на этом все записи обрываются. Что могло случиться с молодым человеком в Москве зимой семнадцатого года? Неизвестно, и, похоже, некому дать ответ.

После смерти отца Рашель обращается в винницкий Сиротский суд с просьбой назначить себе опекуна, и представляет ее интересы в суде помощник присяжного поверенного Ефим Радбиль. В материалах дела об опекунстве над несовершеннолетней (?) Рашелью есть упоминание о ее метрике, которой никто не видел. Согласно этому документу, Рашель родилась в 1897 году, но на самом деле это не так: по данным переписи 1897 года подлинный год ее рождения –1888-ой! В заявлении о назначении опекуна Рашель упоминает о том, что окончила юридический факультет. С какой целью ей, совершеннолетней, понадобился опекун, до сих пор остается загадкой.

В 1916 году Радбиль успешно проводит в Одесской судебной палате дело немца Мариуса Шора, что не проходит незамеченным столичным альманахом ”Русская старина”, посвятившим этой истории репортаж следующего содержания:

Популярность молодого адвоката растет: в октябре 1917 года будучи присяжным поверенным, гласный винницкой Думы Радбиль принимает участие в работе Учредительного съезда представителей Всероссийского Союза городов в Москве, а в ноябре того же года он подписывает в Виннице резолюцию по Третьему Универсалу. Украина идет семимильными шагами к обретению независимости, и Радбиля избирают депутатом Центральной Рады по еврейскому списку. В семнадцатом году он разводится с Дорой Левковой и женится на Рашели Сапир.

Семья по-прежнему живет в Виннице, хотя время от времени Ефим Вениаминович бывает по депутатским делам в Киеве.

Тем временем, спасаясь после октябрьского переворота от большевиков, бегут из Москвы в Одессу Яков Сапир с женой Людмилой и крошкой Мишелем; оттуда они через некоторое время вместе с Розой Сапир уезжают в Варшаву. В солнечную Италию из Одессы морским путем отправляются родители Людмилы Феодосия и Максим и ее братья Борис и Евгений. Пройдет время, и в середине тридцатых сестра Якова Амалия с радостью примет в Париже варшавского племянника Мишеля, а через два года во Францию переберется и его овдовевшая мать. Когда в начале семидесятых в Россию соберется сын Мишеля юный Жак Сапир, Амалия напомнит ему, что в Ленинграде его ждет тетушка по имени Рашель, но Жак уже не застанет ее в живых…

***

Будучи гласным Винницкой Думы, Радбиль курирует культуру (в частности театр) и через некоторое время становится заместителем председателя Думы Слуцкого; Радбиль и Слуцкий, опытные юристы, пытаются помочь жителям Винницы, защищая их от грабежа и произвола властей. В 1920 году правительство УНР предлагает адвокату Радбилю портфель товарища министра юстиции, но он не принимает предложения. Несмотря на все превратности судьбы, Радбиль счастлив; с ним любимая жена, друзья и единомышленники. Он много пишет, издает газету, публикует памфлет ”Думские эскизы”.

Атмосфера, царящая на заседаниях Думы, тонко подмечена Радбилем в одном из его очерков: ”Последнее время я сделал привычку: собираясь на заседание нашей городской Думы, я беру с собой книжку «Праздные мысли лентяя» К. Джерома… На заседания наша публика яв­ляется разодетая в пух и прах… Эти люди спят до 12 часов, потом пьют кофе со сливками, несмотря на страшную дороговизну, затем обедают, после чего опять спят, и наконец, напив­шись чаю с сухарями, отправляются на заседание, как на некое зрелище. …Вы думаете, что их интересует то, что происходит на «заседа­ниях»? Все эти вопросы городского хозяйства? Школьные, финансовые, культурные, просвещения? Им даровые зрелища нужны, спектакли, бесплатные представления… Вот почему я совершенно серьёзно предлагаю установить сбор с «посетителей» заседаний в размере 50 копе­ек для устройства бесплатной читальной библиотеки на Иерусалимке и в Старом городе”.

При советской власти Ефим Радбиль имеет адвокатскую практику в Виннице, и годы НЭПа кажутся едва ли не самыми благополучными в его жизни. Благодаря директору музея истории Винницы Александру Федоришену мы знаем, что в 1925 году Ефим Радбиль проживал в центре города по адресу улица Козицкого,13. Сохранилось несколько фотографий, запечатлевших то относительно беззаботное для Радбилей время. Вот лучшие из них:

На фото слева направо: Хаим Радбиль, Луиза Слуцкая, Рашель Радбиль и, предположительно, Израиль Слуцкий. Из архива Павла Коваленко.

Хаим и Рашель. ”Счастливые часов не наблюдают”. Середина двадцатых годов. Из архива Павла Коваленко.

В нашем семейном альбоме осталось фото, подписанное Радбилю на идиш моим дедом в подарок к Новому, 5686 Году по еврейскому календарю (1926 по григорианскому), где есть и такие строки:

Дорогой Хаим Дов Радбиль,
К Новому году желаем мы
Вам хорошей записи и печати,
того же желаем мы Вашим
детям. Привет каждому
в отдельности.

Нохум Вайсман.

Были ли у Радбиля дети, о которых мы не знаем? Увы, об этом уже не у кого спросить. Как бы то ни было, благодаря дарственной на фото нам известно полное имя адресата – Хаим Дов. Родители Ефима Вениаминовича умирают в конце двадцатых, и в 1931-ом году они с Рашелью переезжает в Ленинград, где осенью тридцать третьего у них рождается долгожданное дитя, названное в честь матери Радбиля Эллой.

Эллочка Радбиль. Фото из aрхива Александра Швальбаума.

Довольно скоро Радбили ощущают на себе внимание правоохранительных органов, особенно в ходе компании по изъятию золота, так называемой ”Золотой лихорадки”. Анна Рапопорт в ”Преамбуле” подтверждает, что Ефима Вениаминовича арестовывали несколько раз, и лишь много лет спустя он рассказал жене и друзьям о перенесенных в застенках ГПУ издевательствах. Что пережила Рашель за все эти годы, представить невозможно, ведь Радбиля не только арестовывали, он при этом терял и работу; из двух трестов, где Ефим Вениаминович состоял консультантом с 1931 года, его быстро уволили. В личном деле Радбиля сохранились его заявление в Ленинградскую коллегию адвокатов, датированное июлем 1937-го, с просьбой назначить на любую работу, при каком-либо коллективе города Ленинграда. Помимо этого, ближайшие родственники Рашели проживали за границей: мама в Варшаве, а сестра Амалия в Париже. Каким-то образом Амалии и ее семье удалось пережить Холокост, но чаша сия не миновала их престарелую мать, которая осталась в Польше и погибла. Быть может, Амалии Крейс помог ”комендант Д’Артуа”? Именно под таким псевдонимом работал ее племянник – один из лидеров Сопротивления в Приморских Альпах Мишель Сапир.

В России в местах не столь отдаленных в те времена находились опальные кузены Рашели, сыновья младшего брата ее покойного отца – докторa медицины, титулярного советника и кавалера ордена Святой Aнны, Давида Исаевича Сапира, доживавшего свой век в Могилеве. Доктор Виталий Сапир был членом РСДРП, меньшевиком, за что при советской власти с 1921 года по 1956 годами находился в тюрьмах, ссылках и лагерях: география мест его заточения простиралась от Соликамска и Чердыни до Нарыма и Каргопольлага. В 1937 году Виталий Давидович был арестован и приговорен к восьми годам ИТЛ, и срок начал отбывать в Беломоро-Балтийском исправительно-трудовом лагере. Последнюю ссылку с 1952 года Виталий Сапир отбывал в Коми АССР, в Сыктывкаре, где работал заведующим отделением в местном тубдиспансере.

Его брат Исай Сапир, профессор психиатрии, практиковал после окончания института в Москве в клинике 1-го Московского Мединститута у таких видных неврологов, как Россолини и Сепп, а в 1925 году специализировался в Берлине в Институте Оскара Фогта. В середине тридцатых Исай Сапир был руководителем группы вопросов психологии Института философии в Москве. После разгрома института его исключили из партии, а в 1940 году он был осужден к пяти годам ссылки, которую отбывал в Якутске, где с 1950 года служил профессором неврологии в Красноярской медицинской академии.

Рашель Радбиль, тридцатые годы. Ленинград. Фото из архива Павла Коваленко.

Когда началась война, Радбиль и его семья находились в блокадном Ленинграде, откуда зимой 1942 года их эвакуировали в Ташкент. Там Ефиму Вениаминовичу удалось найти работу по специальности, благодаря чему семья не голодала. Рашель в эвакуации тяжело болела, но выздоровела, и в 1944 году они вернулись в Ленинград. О житье-бытье в Ташкенте рассказывают стихи Радбиля, написанные им для дочери Эллочки и собранные в подарочный альбом с превосходными иллюстрациями. В небольших по объему зарисовках Радбиль со свойственным ему мягким юмором описывает реалии быта беженцев.

Одна из страниц альбома, подаренного Элле Радбиль к дню рождения родителями. Из архива Павла Коваленко.

После изгнания из Коллегии адвокатов в 1948 году и увольнения с работы, Ефим Вениаминович тяжело заболел. Последние годы жизни он подрабатывал мелкими консультациями, тосковал по любимой профессии, и болезненно переживал все, происходившее в те годы в стране. Умирал Радбиль в дни, когда в Москве шел XX съезд КПСС. Говорить он уже не мог, но все воспринимал и понимал… В семейном архиве остался рисунок, выполненный художником Петруновичем, где изображен Е.В. Радбиль за два года до кончины, зимой 1954-го.

Портрет Е.В.Радбиля (1888–1956) работы П.В. Петруновича. Из коллекции Павла Коваленко.

В конце пятидесятых, в период оттепели, возобновилась переписка Рашели и Амалии, но увидеться сестрам так и не привелось. Рашель Радбиль скончалась в 1970 году, а в декабре 1971-го ушла в мир иной Мари Амели Крейс. Потомки Якова Сапира и его сестры Амалии проживают во Франции, Рашели – в Санкт-Петербурге; и все же, когда я думаю об узком круге родных и друзей Радбиля, мне вспоминаются не блистательные Петербург или Париж, не дворец, построенный маркграфом Карлом Вильгельмом в Карлсруэ, а дом в Москве на Чистых прудах, который и по сей день охраняет верный каменный рыцарь.