Борис Гулько | Убийство романа

В юности я принадлежал к книжной культуре. Жизнь в СССР в те годы была убога. Но описанная в книгах, она приобретала яркость.

Страна стремилась ликвидировать это расхождение, уничтожая всё яркое в литературе, вместе с его авторами, как Бабель и Мандельштам, или врозь, как удостоившиеся в 1946 году личного постановления ЦК ВКП(б) Зощенко и Ахматова. Благосклоннее власть была к западным классикам, особенно умершим, не способным поменять окраску, как нобелевский лауреат Андре Жид.

Запомнились сцены студёных зимних ночей середины 50-х годов: очереди стоящих с вечера у книжных магазинов, в надежде утром оказаться среди счастливцев, на которых хватит подписки на Диккенса или Анатоля Франса. Меня занимало: хоть один среди этих книгочеев одолеет все 30 томов Диккенса?

Хрущёвская оттепель принесла советским людям Ремарка и Хемингуэя. Этих читали все и всё. А с фото на книжной полке в интеллигентских домах Москвы на вас смотрел «Хем» в толстом шерстяном свитере.

Как-то в студенческие годы я попал в такой дом. Хозяйка излагала что-то восторженное по поводу «Хема». Мне трудно долго слушать не споря, и я встрял: «По-моему Хемингуэй – женский писатель». «Хем» за такие слова бил в морду» – строго сказала мне хозяйка. «Это я и имел в виду» – согласился я.

В СССР долго не издавали самый известный роман Хемингуэя: «По ком звонит колокол». Потом издали в изрезанном виде. Что делать: «Пассионария» – коммунистка Долорес Ибаррури, в романе – глупая истеричка, а политический комиссар Коминтерна Андре Марти – бессмысленный палач. Хотя представитель Сталина Карков подан достойным человеком. Прототип его, журналист Кольцов, был Сталиным убил. Ещё наличествовала любовная линия, мало отличимая от бессчётных таких в других романах.

А чтобы что-то понять в смысле Гражданской войны в Испании, нужно было дождаться другой книги – «Памяти Каталонии» Джорджа Оруэлла, попавшей в Москву в виде Тамиздата (изданное за рубежом. А ещё был Самиздат: перепечатанное на пишущей машинке в СССР). Ну, Оруэлл – это иной уровень понимания действительности. Его «1984 год», думаю, главная книга 20 века и, боюсь, не стала бы и этого.

В нашей советской жизни значение книги не всегда было связано с её прочтением. Сама история вокруг романа «Доктор Живаго» Пастернака, получившего за него Нобелевскую премию в 1958 году, изобразила ту жизнь яснее любого бестселлера. Страх, подлость, трусость, составлявшие общественное лицо элиты СССР, ужаснули. Галич пел: «Мы поименно вспомним всех, кто поднял руку» (за исключение провинившегося Пастернака из Союза писателей). Но «всех» слишком много! Проще назвать проголосовавших против: Александр Твардовский и, видимо, чтобы разбавить популярное имя редактора «Нового мира» и автора Василия Тёркина, партийный цербер Николай Грибачев.

Я в 1966 году на студенческой шахматной олимпиаде в Швеции купил «Доктора Живаго», отпечатанного в двух томах на папиросной бумаге. Надеялся узнать великие мысли, из-за которых встала на дыбы могучая страна. Взрослый мужчина растлил девочку. Потом у Живаго вспыхнул с ней, уже подросшей, роман. Жена была где-то далеко. А позже Живаго умер. Из-за этой вялой истории билась в конвульсиях великая страна? Недоумение не оставляло меня.

Больше заслужил на свою голову политическую кампанию, хотя не такую впечатляющую, как у Пастернака, но не менее гнусную, Юлий Даниэль. Он в замечательной повести «Говорит Москва» точно изобразил советских людей. «Кто написал четыре миллиона доносов»? – риторически вопросит о них позже Сергей Довлатов. Даниэль, на мой взгляд, заслуживал за свою прозу Нобеля больше, чем Пастернак. А вместо него получил 5 лет заключения.

В 60-е годы возникла молодая «литература оттепели». Лидером в поколении «писателей оттепели» стал Василий Аксёнов, а первым крупным событием: его «Звёздный билет». Интересную версию лидерства Аксёнова я слышал от Георгия Владимова, с которым общался в начале 80-х, до его эмиграции из СССР: «Вася, зная английский, первым из нас прочёл «Над пропастью во ржи»».

Впрочем, к концу 60-х оттепель закончилась, бывшим «молодым писателям» приходилось либо писать про «пламенных революционеров» (была такая серия, в которой отметились почти все лучшие писатели поколения оттепели), либо публиковаться на Западе и уходить в эмиграцию. В СССР оставалась неплохая переводная литература. Но и тут имелась своя специфика.

Были запретные темы и были запрещённые имена. Не публиковали нобелевских лауреатов Сола Беллоу и Исаака Башевиса-Зингера. Мало того, что те были евреями, но и книги писали про евреев.

Зато в конце 60-х появился еврейский самиздат. Так широко печатавшийся в послевоенном СССР американский коммунист Говард Фаст, лауреат международной Сталинской премии мира за 1953 год, в 1956 году, после знаменитого доклада Хрущёва и кровавого подавления им же Венгерского восстания, порвал с коммунистической партией. Его книги изъяли из библиотек, а имя запретили. Но в самиздате появился роман Фаста «Мои прославленные братья» о восстании Маккавеев, переведённый анонимным энтузиастом. В СССР этот роман не печатался: хотя и о давних делах, да про евреев.

Большую роль в еврейском возрождении в СССР сыграла самиздатская версия романа Леона Юриса «Экcодус». Это история корабля, полного евреями, выжившими в Шоа, которому англичане не дают пристать к подмандатной Палестине. Евреи объявляют, что каждый час один из них будет совершать самоубийство. Через несколько часов англичане дрогнули и пропустили корабль в гавань. В книге много других героических историй о борьбе создателей Израиля. Роман этот стал мировым бестселлером, был переведен на 50 языков, его суммарный тираж превысил 7 млн экземпляров.

Добравшись до Америки, я прочёл полную версию «Экзодуса», толстенного тома, и понял, какую замечательную работу проделал самиздатский переводчик. Он полностью выкинул из своей версии центральную в повествовании на редкость дурацкую любовную историю. И в целом, все его многочисленные сокращения несравненно улучшили книгу.

А оказавшись в Израиле в 1986 году я познакомился с одним из пассажиров «Экзодуса», пожилым человеком, к тому времени одним из руководителей киббуцного движения, и от него услышал реальную историю плаванья этого корабля, куда более героическую, чем у Юриса, и любовную историю моего собеседника, значительно романтичнее книжной. Англичане обстреляли «Экзодус», убили и ранили несколько человек и заставили корабль пристать в Хайфе. Там всех пассажиров пересадили в грузовой корабль, в железные каюты без окон и отправили назад во Францию. Там кораблю пристать не дали, и «Экcодус» вернулся в Гамбург, откуда когда-то отчалил. На корабль проник фотокорреспондент американского журнала Life и сделал репортаж, поразивший публику. Англичанам пришлось постепенно открыть еврейскую эмиграцию в Палестину.

Моего собеседника, в ту пору молодого парня, успевшего пройти через советские и немецкие концлагеря, нашли возможным переправить в Палестину, где началась война с арабами, и ещё один боец был не лишним. А юная девушка, с которой он познакомился на «Экcодусе», добралась до Израиля лишь через 3 года. Они поженились и всё ещё состоят в счастливом браке.

Возникает вопрос: зачем нужны романы, если реальные истории куда интересней и поучительней? История евреев, выживших в Советском Союзе и в Европе периода нацизма столь невероятны, что убили романы о современности. В первой половине 60-х годов вся читающая публика СССР стояла в очереди за очередным номером Нового мира, в котором Твардовский печатал мемуары Ильи Эренбурга «Люди годы жизнь». В 1964-м году Хрущёва заменил Брежнев, Твардовского изгнали, и допечатали эти мемуары лишь после кончины СССР.

Другие важные воспоминания, с неизбежной лагерной темой, приходили к читателям, обычно, через Самиздат и Тамиздат. Парадоксально, воспоминания вдовы поэта Надежды Мандельштам сделали её на Западе более знаменитой, чем её гениальный муж. Проза поддаётся переводу куда лучше, чем поэзия. А «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург поставил её по известности в один ряд с сыном Василием Аксёновым.

Тот же жанр воспоминаний, беллетризованный в «Одном дне Ивана Денисовича», в «Раковом корпусе», в «В круге первом», или, по определению самого автора как «опыт художественного исследования» в «Архипелаге Гулаг», сделал Солженицына крупнейшим писателем своего времени, оказавшим огромное влияние на цивилизацию и на десятилетия отвадившим мир от заразы марксизма.

Параллельно мир поразили книги выживших в Шоа евреев, или не выживших, такие как «Дневник Анны Франк», воспоминания Примо Леви, Эли Визеля. И так же, как к нынешним временам сносился посыл книг Солженицына, предупреждающих мир об опасности коммунизма и тоталитаризма – например в США сейчас появились политзаключённые, получившие зверские тюремные сроки за визит 6 января 2021 года в Капитолий с протестом против подтасовок на выборах президента 2020, так и увял ужас перед антисемитизмом, определившим крупнейший в истории Европы геноцид. Отчасти, эти два идеологических изменения отразились в политической судьбе американского сенатора Берни Сандерса.

Долгое время Сандерс был маргинальной фигурой в США – единственный декларированный социалист в Сенате, антиизраильский еврей. Он соответствует широко принятому определению антисемита, данному IHRA: демонстрирующий неприязнь к еврейскому государству. Но выборы 2016 и 2020 годов показали, что ныне Сандерс – наиболее популярный политик в Демпартии США.

Ещё ярче литературные и идеологические изменения современного общества отразились в выборе Нобелевского лауреата по литературе за 2022 год. Можно было ожидать, что премию этого года присудят индийскому писателю Салману Рушди. Омерзительный террористический акт, недавно покалечивший его, показал, что роман Рушди «Сатанинские стихи» и 34 года после публикации волнует публику. Однако мнение литературного критика аятоллы Хомейни всё ещё довлеет над мнением нобелевского комитета. Премию этого года присудили 82-летней француженке Анни Эрно.

Когда-то я придумал делить писателей на тех, которых читал, которых не читал, но знаю кого-то, кто читал, и про которых не слышал, чтобы их кто-то читал. Анни Эрно, хотя переводилась и на русский, и на английский, принадлежит к третьей группе.

По описанию критиков, романы Арно относятся к популярному ныне жанру «автофикшн», можно сказать – к приукрашенным воспоминаниям. Их темы: нелегальный аборт; негативный первый сексуальный опыт девушки; тяготы поддержки автором матери, больной Альцгеймером.

В США ныне проблема абортов, несмотря на успехи фармацевтики в создании противозачаточных средств и множество американских супружеских пар, ищущих детей для адаптации, стала главной в политике Демпартии. Ей, вероятно, суждено решить исход промежуточных выборов 8 ноября. Но для стран, в которых религия утратила позиции, а это и Франция, где живёт Эрно, и Скандинавия, присуждающая Нобелевские премии, тема абортов не выглядит актуальной.

Возможно, на выбор Нобелевского комитета повлиял другой фактор. Анни Эрно – легальная антисемитка. Она активно поддерживает движение BDS, протестовала против проведения израильским и французским правительствами межкультурного сезона «Израиль-Франция». «Неприятие нормализации отношений с государством Израиль является моральным долгом любого человека, обладающего совестью», – говорилось в письме, подписанном Эрно. Писательница боролась за освобождение из французской тюрьмы террориста-убийцы Жоржа Абаллы.

В 2021 году, после операции «Страж стен», Эрно подписала антиизраильское письмо, утверждавшее: «Это не конфликт, это апартеид». Может быть, на психику Эрно слишком сильно подействовал давний нелегальный аборт или негативный первый сексуальный опыт? Присуждение ей Нобелевской премии – признание Западным миром респектабельности публичного антисемитизма.

Анни Эрно – не первая антисемитка – нобелевский лауреат по литературе. В 1920 году премию получил действительно крупный писатель Кнут Гамсун. На старости лет тот стал поклонником Третьего рейха. В 1943 году 84-летний Гамсун презентовал свою нобелевскую медаль Геббельсу, а после самоубийства Гитлера назвал его в некрологе «борцом за права народов».

Во время войны норвежцы приносили к усадьбе Гамсуна его книги и бросали их к нему через забор. К дому Эрно никто её книг не приносит. Может, мало кто их имеет?

Двухтомник «Поиски смыслов». 136 избранных эссе, написанных с 2015 по 2019 годы.
$40 в США, 100 шекелей в Израиле. Е-мейл для заказа: gmgulko@gmail.com
По этому же е-мейлу можно заказать и другие книги Бориса Гулько