У кого хороший стол, у того хороший стул

Формула универсальна, поскольку ее принимает и плотник, и дизайнер, и гастроэнтеролог.

Простота, изыск, удобство

Однажды времен минувших дизайнеры, изучая чей-то скелет, заметили, что позвоночник – не прямой, как спинка, а S-образный. А руки, если сидишь на чем-то, неплохо бы на что-то облокотить… И эти самые подлокотники украсить какой-никакой резьбой, и спинку уснастить бы подушечкой, а поверхность подушечки – тканью с орнаментом… В общем, кумекать стали, как изготовить стул максимальной комфортности.

Соразмерности первыми добились древние греки. В этих стульях сочетались простота и пропорции. Римляне придумали стулья соответственно должности: кому бицеллум (скамья с двойным сидением), кому солиум (кресло главы семейства), кому катедра (стул с удобной полукруглой спинкой).

Ну а кому, что покруче. Крутизну подчеркивают ножки Х-образной формы, куда некогда усаживался командир римского гарнизона, которым решил побыть посетитель Римского музея в Ксантене.

Период готики сообщил стулу торжественность: он стал напоминать модель готического собора – та же четкая вертикаль. Эпоха Возрождения вернула стулу милые сердцу пропорции. Барокканские времена сверкнули золотом и вмонтированными в стул гобеленами с пасторальными сценами. А рококо обольстила ножками, напоминающими изяществом то ли дамские, то ли кошачьи – кому как видится. При этом был особо важен обивочный материал, сам по себе явление высокого искусства. Что подтверждает стул в одном из покоев Версальского дворца.

Классицизм ввернул в стул колонны и пилястры, бархат и кожу, из-за чего он стал троном. Ампир уснастил лентами.

Но революцией в новейшие времена стали венские стулья. Они имели плавные лаконичные линии.

В общем, чередование простоты и усложнений – главное в вековых стульих переменах.

Казалось бы, стул, претерпевший нескончаемую череду трансформаций, оказался в положении «ни прибавить, ни убавить». Ан нет!

В ХХ веке стул заиграл новыми силуэтами и красками. Чем это закончилось, читатель уже понял. По закону контраста – чередой аскетичности и изысканности: простыми и/или сложными декоративными штучками. Примечательно, что главным элементом приглашений на очередные выставки мебели в ФРГ многие годы остается стул – как этот, на флагштоке в Оберхаузене.

А вот типов стульев так и останется два.

Для нормального человека и VIP-персоны.

Стул начальника – с прямой спинкой, что подчеркивает гордую осадку, даже если того иногда одолевает радикулит. Сидение повыше, чтобы было понятно, кто тут у нас самый умный. VIP-персона нуждается в подлокотниках, чтобы не сидеть все время чурбаном, скрестившим руки на груди. Необходима и скамеечка, чтобы ноги начальника на весу не выглядели слишком легкомысленно, как у Буратино в приемной у Карабаса. Так что римляне не такие уж дураки были, коли их околостульные идеи пережили тысячелетия.

Да, никто не спорит: нормальный человек и VIP-персона и пару тысяч лет назад и нынче имеют практически неизменную форму места, которым они этот стул попирают – в буквальном смысле этого слова. Непонятно, различает ли сам стул степень этих попираний. Но поскрипывает он от тяжести тела одинаково. Что как-то уравнивает начальника и подчиненного. Так стул в современной России стал на одну ступеньку с полицейской дубинкой, которую называют демократизатором.

Однако ощущения стула – вещь метафизическая. То ли дело – что чувствует сам человек. Спел же однажды Владимир Высоцкий: «Вот, скажем, стул – на нем ты ждешь беды лишь,/Чтоб кто-нибудь случайно не спихнул./Сидишь! И рук от стула не подымешь!/Ко многому обязывает стул!»

Это уж точно – ко многому. Особенно в пивных садах Германии, один из которых – в Кельне – я однажды посетил. Правда, приехал наугад. Оказалось, задолго до его открытия. Но в ожидании момента, когда можно будет насладиться знаменитым пивом Kölsch, я понял, что не только этот сорт пива заслуживает внимания, но и стул.

Легкий и крепкий. И, главное, перемещается без усилий, стоит только запустить ладонь в эллипсоидное отверстие на уровне шеи… И ты уже за соседним столиком.

«Как для чего? – удивился бы немец-пивопиец. – Я привык ходить в пивной сад в составе большой и шумной компании. Раньше студенческой. Теперь с коллегами. И не только пивом баловаться, но и попеть хором, послушать разные истории. В том числе от других посетителей. С народом пообщаться, в общем. Вот от одного стола к другому и движешься… Как же двигаться без удобного стула?!»

Наблюдения за стулом

Однажды мне довелось проходить курс реабилитации. Дело было в живописном местечке Ронсдорф в черте города Вупперталя, который знаменит несколькими достопримечательностями. Это, если кто не знает: место рождения Фридриха Энгельса, текстильного фабриканта и «одного из основоположников научного социализма» (не научного коммунизма, который нам вдалбливали в вузах), как значится должность на камне в историческом центре города и в туристических проспектах; штаб-квартира известной миру выдающимся исполнительским мастерством танцевальной труппы Пины Бауш; самый масштабный в Германии «блошиный» рынок.

Я, со своей стороны, к этому списку добавил бы и Ронсдорф, который, как следует из его названия, и впрямь являет сельцо, как-то плавно и органично вписанное в индустриальный город. Здесь расположена клиника Бергиш-Ланд, где я целый месяц наслаждался природными красотами и, разумеется, проходил курс реабилитации. Курс включал не только тщательно, с учетом особенностей каждой группы пациентов, потребление научно подобранных продуктов, но и наблюдение за тем, как действуют препараты на тех, у кого серьезные проблемы с пищеварением. Наблюдение, в силу нижеизложенных причин, должно было быть сугубо индивидуальным.

В рекомендациях говорилось следующее. Насколько эффективно действует препарат Х, вы можете уяснить сами, достаточно лишь знать три критерия. Критерии, – это я уже от себя добавляю, – постигались путем обзирания экскрементов, находившихся априори какое-то время в личном пользовании пациента, а теперь, с помощью канализации, пускающихся в, можно сказать, самостоятельное свободное плавание.

Все три критерия содержат ультимативный немецкий глагол sollen – он, равносильный приказу, предусматривает неукоснительно выполняемое обязательство.

Первое, стоит в рекомендациях, стул обязан быть коричневым. Без вкраплений черного, зеленого и красного. Моих принципиальных возражений пункт не вызван. Второе, что он тоже, напомню, обязан, это падать, погружаться. Этот пункт вызвал некоторое мое смятение, поскольку я, будучи во власти традиции, всегда считал, что это именно та субстанция, которая не тонет. Третий критерий не менее интересен. То, что погружается, обязано неприятно пахнуть. То есть в мозги закладывается сомнение, переходящее в смятение: получается, дерьмо может при каких-то неизвестных мне условиях благоухать. Условия не озвучиваются, но теоретически это может означать переворот в парфюмерном производстве. Отсутствие характерного запаха я лично готов принять безоговорочно, если кто-то докажет мне в качестве непродолжительного эксперимента. Мое сомнение было воспринято врачом-лектором как вызов его научной степени, обозначенной Dr. на двери, на которую мне было немедленно указано. Так завершился для меня курс начинающего экскрементатора.

Смыв объект моих вуппертальских исследований и вымыв руки, скажем бесспорное: указанный мной приметами нормальный стул – объект повседневных мечтаний человечества.

Стулья как памятники себе, любимым

Стул в его бутафорском выражении в буквальном смысле играет свою роль на сцене. Подчас неожиданную.

К примеру, он запомнился жителям Уфы, которые пришли 18 декабря 1890 года в театр на оперу Монюшко «Галька». Впрочем, это стало событием не только для провинциального города, но и для мировой культуры. Хотя внешне очень напоминало легендарную ситуацию «проснуться наутро знаменитым». Но, если разобраться, знаменитым наутро проснулась как раз Уфа, правда, о том пока не подозревавшая.

Не подозревал об этом и юный застенчивый хорист, к которому обратился антрепренер Семенов-Самарский. Оставим на совести бывшего хориста изложение ситуации, из которой следует, что заменить неизвестно отчего отказавшегося от роли Стольника баритона было некем. И что растерявшееся руководство обратилось к юноше – не согласится ли он спеть эту партию.

Дело, скорее всего, обстояло так. Антрепренер подошел к хористу и сказал просто и внятно: «Федя, это твой шанс. Последствия могут быть самыми разными: или пан или пропал. Но мой тебе совет: упустишь эту возможность – потом себе же не простишь».

Федя, поборов свою, как он впоследствии написал, «крайнюю застенчивость», вышел на сцену и, как мог, изобразил Стольника. Пел так, что растрогал антрепренера (его чувства имели материальное продолжение – прибавку пяти рублей к жалованию юноши), но, полагаю, и зрителей, поскольку бас дебютанта и в самом деле был хорош.

Но в спектакле был еще один дебют. Случился казус. Федя, намеревавшийся попирать стоявший на сцене стул, промахнулся. Вы правильно поняли, сел мимо. Подробности он в своих воспоминаниях не упоминает. Надо думать, публика это заметила точно так же, как и замечательное исполнение, и если не разразилась хохотом, то от вполне естественных усмешек не удержалась.

«Я до сих пор суеверно думаю, – неожиданно подводит итог бывший хорист, а позже великий Федор Шаляпин, – хороший признак новичку в первом спектакле на сцене при публике сесть мимо стула». И тут же приходит к другому, философскому обобщению: «Всю последующую карьеру я, однако, зорко следил за креслом и опасался не только сесть мимо, но и садиться в кресло другого…»

Действительно, за спинкой стула всегда стоит, если не судьба и не официант, то серьезная идея.

Стулу в его мебельном аспекте ставят памятники при жизни. Как когда-то – дважды Героям Соцтруда или Советского Союза. А если учесть, что родина стула беспорядочно разбросана по городам и континентам, подобный памятник может быть на законным основаниях установлен где угодно.

В Одессе на Дерибасовской бронзовый стул. Кому это памятник, можно только гадать. Ильфу и Петрову? Роману «12 стульев»? Последней надежде в облике 12-го стула? Но ведь и себе, любимому: ты вполне способен оседлать бронзовое сиденье и, несмотря на пустой карман и отсутствие перспектив в легендарном и стремительно нищающем городе, вообразить себя миллионером.

12-й стул – великая штука для человека с богатым воображением! А вот в итальянском городке Манцано ничего придумывать не надо. Здесь памятник стулу – дань промышленному прогрессу: местный мебельный комбинат многие десятилетия изготавливал – внимание – каждый четвертый стул в мире! Аналогичное производство налажено и в городе Томасвилле, штат Северная Каролина, США. Здесь есть памятник стулу, с которого, как гласит легенда, однажды выступал президент Джон Кеннеди. Для полноты картины скажем, что только в США стульев-гигантов не менее дюжины – от Калифорнии до Вирджинии.

Ну что скажешь?! Стул, каким бы сам по себе ни был удивительным, делает великим человек, будь то создатель этой самой ходовой мебели, то ли знаменитый на нем сиделец, то ли, как в Томасвилле, стоялец. 

Стулья великих и великие стулья

Не однажды побывав на эссенской вилле Хюгель, в родовом гнезде династии стальных королей Круппов, я всегда любовался разнообразием стульев и кресел. И как-то решил сосчитать, сколько их все же, этих видов. Получилось 13. В зале приемов – стулья легкие и изящные…

…в кабинете – торжественные, золотом и пурпуром напоминающие упомянутые выше римские…

…в столовой – попроще и прочные, намекающие на то, что здесь смена сытных блюд – закон…

Чуть не каждому просторному помещению виллы соответствовало свое сиденье на ножках. Единственного вида стула избежали представители семьи, известной своей значительной материальной поддержкой нацистскому движению, – в тюремной камере.

В истории дизайна известны великие стулья – по аналогии с выдающимися симфониями в музыке, выдающимися пьесами в драматургии и великими фильмами в кинематографии.

Имя создателя стула Михаэля Тоне впечатано в название самой ходовой модели в середине XIX века THONET No.14 из знаменитой серии уже упомянутых венских стульев. Искусствоведы считают, что это такая же классика, как, скажем, «Шанель №5». На «стуле стульев» сиживали не только Пикассо и Эйнштейн – да и то время от времени, но и владыки России: Тоне был официальным поставщиком императорского семейства. Образцы THONET No.14, как и его собратья из гнутого дерева под другими номерами, еще встречаются в старинных, с историей, кафе Вены, Парижа и Берлина.

Иконой американского дизайна считается NAVY CHAIR (EMECO) – стул, спроектированный в 1940-х гг. по заказу ВМФ США. Цельнолитой алюминиевый стул, суперлегкий и огнеупорный, с уникальным сроком службы (150 лет гарантии) до сих пор служит в некоторых библиотеках, полицейских участках и тюрьмах США, где его ценят за простоту и удобство. Чтобы обитателям камер было не так грустно отсиживать положенный срок, им впаривают байку о том, что необычная форма сидения была вылеплена по меркам актрисы pin-up Бетти Грейбл, обладательницы самых красивых ног в Голливуде. Мысленно делить один стул с голливудской звездой готов любой, особенно дамы.

Финский архитектор и дизайнер Ээро Сааринена имел собственную философию. Он считал, что стул должен восприниматься не только как скульптура в интерьере, когда на нем никто не сидит, но служить удачным фоном для сидящего в нем человека. Руководствуясь этой идеей, он создал более полувека назад TULIP CHAIR (KNOLL) – футуристичный стул. Стул был на одной ножке-«пьедестале» и напоминал обтекаемыми формами то ли бутон тюльпана (отсюда название), то ли часть бокала. Иными словами, любой, кто устраивался на TULIP CHAIR (KNOLL), вполне мог воспринимать себя то ли пчелкой, то ли, что еще заковыристей, вином.

Но каждый из создателей стула помнил его прародителей, подобно тому, как мы, рассказывая о слоне, держим в уме образ мамонта.

Первым великим стулом была земля. Неудобен (быстро не вскочишь при приближении мамонта), зато не надо носить с собой. Шкура – подстилка мобильная, но вот если дождь на дворе… В общем, лучше бревна людям в доисторическую пору было просто не найти. Правда, и оно имело недостатки: долго не усидишь.

Так мало-помалу конструкторская мысль добралась до предмета, который мы называем табуретом, которому, кстати, тоже поставлены памятники в разных странах мира. Правда, этот парень, который решил порадовать посетителей Englischer Garten в Мюнхене, вполне обошелся складным стульчиком. А в остальном все, как 230 лет назад, когда этот общественный парк открылся: и одеяние музыканта, и старинные мелодии, исходящие от инструмента, напоминающего двойную лютню, и лужайка.

И ведь угадал парень, не взял с собой табурет. Ведь если поверхность ровная, на ней легко набить мозоли.

В общем, история сложилась так, как и следовало. От бревна. Стала меняться форма сиденья. Все равно предмет был неудобен. Потихоньку стала нарастать спинка: сначала небольшая, в ладонь высотой, потом все выше. Так нагрузка на нижние позвонки уменьшилась.

Ну а дальше вы уже знаете, ни к чему повторяться…

Александр МЕЛАМЕД. Фото автора