Тито Гобби

Из архивов «Континента»

В годы моего детства на экраны Советского Союза выходил итальянский фильм-опера “Паяцы”. В фильме снимались известные актёры, в том числе Джина Лоллобриджида в роли Недды, но вокальные партии за них пели оперные певцы. И лишь три роли не были дублированы — их исполнял Тито Гобби, он играл и пел роли Тонио, Сильвио и Пролога. Вот когда мы впервые узнали о замечательном певце и услышали его великолепный баритон.

В те же времена — в конце 40-х годов прошлого века — на советских экранах был ещё один итальянский фильм под названием “Любимые арии” (по-итальянски “Follie per l’opera”, по-английски “Mad about opera”). Фильм представлял собой незатейливую комедию, но в нём участвовали несколько выдающихся певцов, которые играли самих себя, среди них — Тито Скипа, Джино Бэки, Мария Канилья и Тито Гобби. Гобби исполнял в фильме “Пролог” из “Паяцев” и неаполитанскую песню, известную в русском переводе как “Скажите, девушки, подружке вашей”. Его глубокий, бархатный баритон я запомнил именно с тех пор. Вообще же, мне казалось, что голос Гобби – это голос из какого-то далёкого прошлого, но ещё в 1979-м году, когда я приехал из Киева в Чикаго, Гобби пел на сцене Чикагской оперы. Кажется, это был его последний сезон, тогда певцу было 66 лет.

Тито Гобби родился 24-го октября 1913-го года в небольшом городке Бассано дель Граппа в Италии, он был третьим сыном в семье из трёх мальчиков и двух девочек. Семья его была довольно зажиточной, и Тито рос в спокойной и любящей атмосфере. Во время первой мировой войны, когда мальчику было три года, у дома, где жила его семья, разорвалась бомба, Тито очень испугался и с тех пор стал заикаться. Если бы он так и остался заикой, мы никогда бы не слышали его прекрасный голос, но помог другой случай. Через несколько лет Тито неудачно спрыгнул с конной повозки, упал и ударился головой об обод колеса. Он потерял сознание, а когда пришёл в себя, обнаружил с радостью, что перестал заикаться. Как впоследствии писал сам Гобби, он не рекомендовал бы лечить заикание ударами по голове.

Когда Тито было 10 лет, и он учился в школе, у него вдруг появилась астма. Он страдал слабостью, недостатком дыхания, мало того – он перестал расти. Встревоженные родители стали показывать его врачам, но те ничего рекомендовать не могли. И тогда один из служащих отца посоветовал обратиться к его брату – директору гимназии в соседнем городке: этот брат, якобы, хорошо разбирался в вопросах физического воспитания. Директор гимназии осмотрел мальчика и спросил его родителей: “Кого вы предпочли бы иметь – мёртвого профессора или живого осла?” А потом объяснил: “Если мальчик будет продолжать учиться в школе, он приобретёт знания, но умрёт. Если же вы согласны дать ему меньше образования, тогда я им займусь и вылечу”. Родители предпочли, конечно, “живого осла”, и директор в течение двух лет приезжал ежедневно к Гобби и занимался физическим воспитанием мальчика – упражнениями, обтиранием холодной водой и снегом, борьбой. Тито продолжал ходить в школу, но всё его расписание было составлено так, что учёба была на втором плане. Через два года Тито окреп, избавился от астмы и подрос на 17 сантиметров.

Его певческий голос обнаружился ещё в начальной школе. Хотя однажды, когда школьный хор должен был давать традиционный ежегодный концерт перед инспектором школ и родителями, маэстро, учитель музыки, человек, в общем, добрый и чуткий, прослушав Тито, сказал, что голос у него – как лай бешеной собаки, поэтому мальчик, будучи в хоре, не должен петь, а должен просто открывать рот. Тито так и сделал.

Через много лет, когда Гобби был уже певцом с именем, он приехал в свой родной город на свадьбу сестры и пел в церкви. Аккомпанировал ему на органе старый маэстро. Услышав голос Тито, маэстро заплакал.

Окончив школу, Тито стал работать в бизнесе отца. Кроме красивого голоса, он обладал ещё и талантом художника. Но отец не хотел, чтобы его сын нашёл себя в мире искусства. В конце концов, он всё-таки отвёз Тито в Рим и поручил его известному учителю и знаменитому тенору Джулио Крими. Крими сразу определил, что у Тито баритон, что случается не часто. Многие певцы годами тренируют свой голос как тенора, а потом оказывается, что у них – баритон. Обратный случай произошёл с Пласидо Доминго: он начал свою учёбу как баритон, хотя на самом деле у него тенор.

Во время первой встречи с Тито маэстро Крими спросил его, играет ли он на фортепиано. На фортепиано Тито не играл – как, впрочем, и сам маэстро. Тогда Крими позвал из сада подругу своей дочери Тильду де Ренсис, прекрасную пианистку, дочь известного в Италии музыковеда. Под её аккомпанемент Тито исполнил несколько песен и арий. Так он познакомился со своей будущей женой.

Маэстро Крими на многие годы заменил Тито отца. Когда семья Тито была уже не в состоянии оплачивать его музыкальные уроки, Крими давал уроки бесплатно. Кроме того, Тито учился играть на фортепиано и готовил оперный репертуар под руководством будущей жены. Он был хорошо принят в её семье, где познакомился со многими композиторами и дирижёрами.

Впервые Гобби выступил на сцене в роли графа Родольфо в опере Беллини “Сомнамбула”, в театре города Губбио. Хотя партия графа написана для баса, Тито не хотел упускать шанс появиться на сцене. Он был очень горд своим выступлением, на котором присутствовал и маэстро Крими. После спектакля Гобби спросил учителя: “Ну как, Коммендаторе?” На что Крими ответил: “Мой адрес ты знаешь. Если ты считаешь, что тебе ещё надо учиться, приходи завтра. Если нет – до свиданья!” На следующий день Гобби пришёл на занятия.

В ноябре 1935-го года, когда Гобби было 22 года, по протекции отца Тильды он был принят на стажировку в миланский театр Ля Скала, где пробыл полгода. Первой ролью Тито была роль Герольда в опере Пицетти “Орсеоло”, в которой он заменил заболевшего артиста. Вся роль состояла в том, что надо было на одной ноте пропеть фразу “La Signoria del Doge e del Senato!” Но Гобби никогда не участвовал даже в репетициях оперы, поэтому, когда его вытолкали на сцену, он начал свою фразу на полминуты раньше, не дав другому певцу закончить арию и игнорируя оркестр. После этого Гобби несколько разочаровался в своих оперных возможностях, но ему представился ещё один случай проявить себя.

Ему поручили быть дублёром баритона Марио Басиолы в оратории композитора Перози. Вокальная партия хорошо подходила к голосу Гобби, не нужны были ни костюмы, ни сценическая подготовка, и когда за пару дней до премьеры Басиола заболел, Гобби очень обрадовался. Репетиция прошла замечательно, дирижёр даже поздравил Тито с успехом. На премьеру Тито пришёл в новом костюме, с белым галстуком, он попробовал свой голос – голос звучал прекрасно. Однако, в последнюю минуту явился вдруг синьор Басиола. Гобби не мог скрыть своего разочарования, но подошёл к Басиоле и пожелал ему успеха. Басиола ответил ему так: “Я желаю тебе удачной карьеры. Но в один прекрасный день ты поймёшь, что лучше петь не очень хорошо, чем дать возможность кому-то другому занять твоё место. Поэтому сегодня петь буду я”.

В 1936-м году Гобби занял первое место в конкурсе вокалистов в Вене и получил в виде премии 12 тысяч лир – относительно большие в то время деньги. Он пришёл к маэстро Крими и сказал, что хочет расплатиться с ним за бесплатные уроки, которые давал ему маэстро. Крими ужасно рассердился и закричал: “Уходи отсюда! С каких это пор сын должен расплачиваться с отцом? Ты мне не сын, уходи!” Гобби тут же попросил прощения, и они помирились.

Немного спустя, известный продюсер и актёр Луис Тренкер объявил, что ему нужен молодой актёр атлетического сложения, который может петь и играть в новом фильме. Гобби пришёл на пробы в киностудию, где были уже другие претенденты, и получил такую инструкцию: “Ты должен появиться в глубине сцены, перепрыгнуть через группу людей, сидящих за столом, схватить гитару и что-нибудь спеть. Что ты будешь петь – значения не имеет”. Гобби появился, разбежался, прыгнул на стул, потом сделал сальто над удивлёнными людьми за столом, приземлился, взял гитару и стал петь. Его утвердили на роль, а потом спросили, какую сумму ему должны уплатить. Гобби честно признался, что в этом деле у него никакого опыта нет, и за него придёт договариваться его учитель – синьор Крими.

Вот отрывок из книги Тито Гобби, которая вышла в 1980-м году и называется просто и скромно “Моя жизнь” (я перевожу с английского):

“Даже сейчас я вспоминаю это интервью с изумлением и недоверием. Оно началось с того, что Крими спросил, сколько продлятся съёмки фильма и сколько времени буду занят я. Ему сказали – примерно 14-15 дней, и как он относится к сумме в 5 тысяч лир? В глубине души я полагал, что 5 тысяч лир за 15 дней работы — совсем неплохие деньги. Но Крими сказал серьёзно: “Вы шутите. Вы сказали – съёмки продлятся 15 дней?” “Скорее всего – 14”. “Будем считать – 15. За эти 15 дней вы уплатите молодому человеку 15 тысяч лир. А если за 15 дней вы не управитесь…” “Нет-нет, мы управимся!” “Но если вы не управитесь, тогда вы уплатите ему ещё 15 тысяч за каждые две недели сверх 15-ти дней, даже если вы продлите съёмки всего на один день”. “Хорошо!” – ответили ему, и я очень удивился. “А если вдруг, – продолжал Крими, – вы будете проводить съёмки за границей…” “Но мы не собираемся ничего снимать за границей!..” “…Тогда вы будете платить ему 1000 лир в день здесь, в Риме, и 1000 лир в день там, где будете снимать, плюс первоклассная гостиница и все расходы”. “Хорошо, хорошо, но…” “И если вы уедете за пределы Рима, в Венецию, скажем, или во Флоренцию…” “Об этом даже и речи нет!” “…Вы будете платить 1000 лир в день там, где он будет, и 1000 лир здесь, в Риме. И, конечно же, первоклассная гостиница и расходы”. К моему полнейшему изумлению, мы получили согласие на все эти условия, с ворчанием о том, что съёмки будут длиться не больше 15-ти дней и всё будет снято в Риме. На самом же деле, съёмки продлились 7 месяцев и 24 дня и проходили в Берлине, Венеции, Флоренции, Сан-Джиминьяно, в Доломитах, Вероне и ещё Бог знает где. И за каждый из этих дней я получал 1000 лир на мой счёт в римском банке. А когда мы путешествовали – а путешествовали мы роскошно, – я получал ещё 1000 лир в каждом городе, где находился, и проводил в роскоши свои дни”.

В фильме из средневековой жизни Гобби играл главную роль трубадура, поющего и странствующего из города в город в поисках возлюбленной. Кроме того, он исполнял ещё несколько маленьких ролей, связанных с риском, от которых отказывались другие актёры. В конце концов, продюсер фильма и актёр Луис Тренкер заявил: “Знаешь, Тито, твоя роль становится больше моей. Боюсь, что мне, к большому моему сожалению, придётся тебя убить”. И действительно – героя, которого играл Гобби, убили по фильму во Флоренции, и роскошная жизнь окончилась.

Получив деньги за фильм, Гобби решил, что теперь можно и жениться. Его свадьба с Тильдой де Ренсис состоялась в 1936-м году. В 1937-м году Гобби впервые выступил в римском Театро Адриано в роли Жермона в “Травиате”, опять-таки заменив заболевшего певца. Театро Адриано был одним из двух оперных театров в Риме, но первым считался Театро Реале, где музыкальным руководителем был дирижёр Туллио Серафин. Серафин прослушал Гобби в “Травиате” и пригласил в свой театр, назначив встречу на пятницу 17-го числа, в пять часов вечера. Пятница и число 17 (а пять часов вечера – это тоже 17 часов) считаются в Италии неудачными. Для Гобби, впрочем, все эти числа оказались более чем удачными. В течение трёх лет он выступал только в небольших ролях, но усиленно занимался и готовил оперный репертуар.

В 1938-м году Гобби выступил уже в одной из главных ролей – он пел Марчелло в “Богеме”, а с 1939-го года выступал уже в главных ролях в разных операх.

В это время Тито Гобби стал уже известен, его семейная жизнь тоже сложилась удачно, он был счастлив. Он особенно дружил со своим старшим братом Бруно, который был командиром авиалинии, соединявшей Италию с Испанией и Северной Африкой, и часто навещал супругов Гобби в Риме. Бруно был обручён с девушкой по имени Сильвия, их свадьба должна была состояться в Малаге, в Испании. Тито и его жена Тильда на свадьбе присутствовать не могли, потому что Тито был занят в театре. Но он договорился, что будет участвовать в радиотрансляции испанской оперы “Долорес”, которая была намечена как раз на день свадьбы, так что молодые могли бы слышать Тито хотя бы по радио.

Произошла трагедия: самолёт, в котором Бруно летел в Малагу, разбился при посадке на глазах встречавшей его невесты. Через несколько часов несчастная невеста одела своё свадебное платье и покончила с собой. Тито попытался отменить трансляцию оперы, но она всё-таки состоялась. На глазах дирижёра маэстро Белецца, как вспоминает Гобби, блестели слёзы.

Некое продолжение этой трагедии имело место много лет спустя. Тито ехал однажды в автомобиле по крутой и извилистой дороге, где с одной стороны была скала, а с другой – глубокий обрыв. Таких дорог в Италии, особенно на юге, очень много. Тито всегда отличался некоторым лихачеством и на этот раз ехал с повышенной скоростью. Внезапно, перед узким поворотом, он явственно услышал голос Бруно: “Стоп – и немедленно!” Инстинктивно, он тут же затормозил на узеньком клочке травы у дороги. Буквально через мгновение из-за поворота показался грузовичок, явно потерявший управление. Казалось, этот грузовичок движется прямо в пропасть, но водитель сумел всё же его остановить. Тито подошёл к водителю, и тот сказал, что у него отказали тормоза. Потрясённый Тито поехал дальше, сообщил, что водитель нуждается в помощи, и не переставал удивляться. Ему казалось, что Бруно сидит в его автомобиле.

Какое-то время Гобби не хотел вообще садиться за руль. Он пишет в своей книге: “Я верю, что Бруно говорил со мной и спас мне жизнь. Я верю в это по сей день, и это успокаивает меня”.

В 1940-м году в Театро Флавио в городе Риети Тито Гобби впервые исполнил свою коронную роль – роль барона Скарпиа в опере Пуччини “Тоска”. Годом спустя он исполнил эту роль уже в Риме. Тогда же представители студии MGM в Голливуде стали вести с ним переговоры о роли в музыкальном фильме. Уже был подписан контракт, по которому Гобби должен был вылететь в Штаты, но в это время Муссолини объявил о вступлении Италии в войну на стороне гитлеровской Германии.

В апреле 1941-го года Театро Реале, где работал Гобби, выехал на гастроли в Берлин. Гастроли прошли успешно, и труппа театра была приглашена на приём в доме министра пропаганды д-ра Геббельса. После обильной выпивки и закуски, от нечего делать, Тито Гобби сказал своей коллеге Джанне Педерцини, что он обладает удивительным даром: если он будет долго смотреть кому-то в спину, то этот человек непременно к нему обернётся. Тут же возникла игра – Тито долго смотрел в спину разным людям, и они, на удивление, оборачивались и ловили его взгляд. Тогда коллега предложила попробовать этот фокус на д-ре Геббельсе. Будучи, вероятно, несколько в подпитии, Гобби так и сделал, и господин рейхсминистр действительно повернул голову через плечо и поймал взгляд Гобби. Коллега прошептала: это невероятно, попробуй ещё раз. Гобби повторил свой номер – на этот раз Геббельс не только обернулся, а направился через всю комнату к певцу. Гобби сперва растерялся, но когда Геббельс подошёл к нему, сказал по-немецки: “Господин доктор Геббельс, я не собираю автографов, но, в память об этой встрече, прошу вас дать мне автограф”. Геббельс обещал прислать Гобби свою фотографию с автографом. Гобби хотел было дать Геббельсу адрес своей гостиницы, но тот остановил его и сказал: “В этом нет никакой нужды. Мы знаем о вас всё”.

Через несколько дней Геббельс лично явился в гостиницу и подарил Гобби свою подписанную фотографию в рамке, которую, по словам рейхсминистра, выбрала его жена. Гобби с благодарностью принял фотографию, не зная ещё о том, как поможет она ему позднее, во время оккупации Рима гитлеровцами.

Дебют Гобби в Ла Скала состоялся в 1942-м году, он исполнил роль Белькоре в опере Доницетти “Любовный напиток”, вместе с ним в роли Неморино выступил знаменитый тенор Тито Скипа.

Когда немецкие войска оккупировали Рим, семья Гобби укрыла у себя в квартире двух беглецов из гитлеровских лагерей – американца и южноафриканца. Вот что пишет Тито Гобби (перевожу с английского):

“Мы приняли их (беглецов. – Н.С.), как могли, и спрятали в большом шкафу, и тут раздался громкий стук в дверь. Я открыл дверь – за ней стоял немецкий офицер довольно свирепого вида. С ним были двое или трое солдат, один из них – с автоматом. “Тито Гобби?” – спросил офицер. “Да, я Тито Гобби. А в чём дело?” – ответил я агрессивно, мне казалось, что это лучший метод защиты. “ Ничего особенного! – ответил тот. – Мы пришли за вами. Вы должны участвовать в радиопередаче для Вермахта. Я хочу зайти и посмотреть, какие у вас есть ноты, а потом вы пойдёте со мной на радио”. Не имея другого выхода, я пригласил офицера в квартиру. Солдат с автоматом почти уткнулся мне в спину. В это время Тильда, которая была на кухне с Чечилией (жена и дочь Тито. – Н.С.), пришла и спросила, что происходит. “Всё в порядке, – сказал я, чтобы её успокоить. – Эти господа хотят, чтобы я пришёл на радио и пел для Вермахта”. И я повёл своих гостей в музыкальную комнату, молясь мысленно о том, чтобы двое в шкафу не чихнули случайно или ещё чем-нибудь не привлекли внимания к себе. Офицер, без моего разрешения, пересёк комнату, сорвал занавеску, закрывающую мои книги и ноты, и стал вынимать и рассматривать их. Некоторые ноты он тут же бросал на пол, приговаривая: “Мейербер – грязный еврей! Мендельсон – ещё один грязный еврей! Бизе – грязный реакционер!” “Вы так думаете? – спросил я. – Я же считаю, что они писали прекрасную музыку, и это – главное”. “Заткнитесь!” – закричал офицер и повернулся ко мне. И тут он увидел подписанную фотографию д-ра Геббельса, которую я вытащил из ящика и поставил на фортепиано в тот день, когда немцы оккупировали Рим. Его реакция была моментальной и почти невероятной. Он щёлкнул каблуками, протянул руку к фотографии и прокричал: “Хайль Гитлер!” Затем опять повернулся ко мне и уже совершенно другим голосом произнёс: “Я не знал, что вы – друг заместителя фюрера”. “Не знали?” – засмеялся я скромно в ответ, не отрицая, но и не подтверждая такой чести. Офицер же скомандовал солдатам: “Немедленно поднимите эти книги и положите на место. Быстро!” “И это – тоже”, – сказал я спокойно, показывая на ноты, которые лежали на полу почти под сапогом офицера. На этот раз он сам нагнулся и поднял ноты. Он сделал это молча, а затем, уже примирительным тоном, сказал: “Я надеюсь, что вы действительно пойдёте со мной и споёте для нас на радио”.

Гобби спел на радио несколько неаполитанских песен, “Аве Марию” и другие произведения. Портрет Геббельса помог ему избежать внимания гитлеровцев. Двух беглецов, которых Гобби прятал в шкафу, он отвёл потом в швейцарское посольство. Позднее он узнал, что американец благополучно добрался в Штаты, а южноафриканец – к себе на родину. Как пишет Гобби, странные события случаются не только в операх.

После войны Тито Гобби выступал на многих сценах мира и снялся в 26-ти фильмах. Он был великолепным актёром. Его первое выступление в Чикаго состоялось в 1954-м году, а последнее – в 1979-м, когда он закончил уже свою карьеру.

Особенно тепло вспоминает Гобби о своих выступлениях с Марией Каллас. В октябре 1967-го года, когда семья Гобби вместе с близкими друзьями отмечала в Лондоне его день рождения, неожиданно в комнату вошла Мария Каллас, которая жила в Париже и уже не пела на сцене. Она подошла к столу и сказала: “Тито, я вспомнила, что сегодня твой день рождения, и только что прилетела из Парижа пожелать тебе счастья. Можно мне к вам присоединиться?” Все очень тепло к ней отнеслись. На следующее утро Тито хотел послать ей цветы, но ему сказали, что Мария уже улетела обратно в Париж.

Тито Гобби умер 5-го марта 1984-го года, ему было 70 лет. Мог бы ещё жить. Осталась его книга, остались фильмы и грамзаписи, так что голос великого певца будет звучать ещё очень долго.

Наум Сагаловский
Март, 2005 г.