Терроризм изменит в 2017 году европейскую политику?

Терроризм, миграционный кризис, радикализация политических настроений: с такими проблемами придется столкнуться в 2017 году Западной Европе. Взаимосвязь политики и безопасности может беспрецедентным образом усилиться, а внешние государственные и негосударственные силы только выиграют от этого факта.

В ожидании выборов и… терактов

Государства Западной Европы ждет серия выборов, которые могут пошатнуть существующий расклад политических сил во многих странах, а также произвести переоценку прежних политических предпочтений на всем континенте. Как в Германии, так и во Франции все чаще звучит мнение, что решающим фактором в поведении избирателей у урн для голосования станет, вероятно, тема безопасности в широком смысле этого слова. Особое значение имеют две наиболее заметные в Западной Европе угрозы: терроризм и неконтролируемая миграция, которые зачастую оказывают друг на друга сильное влияние.

Более того, появляются реальные опасения, что у внешних как негосударственных (например, террористические организации), так и государственных сил возникнет желание вмешаться в ход самих кампаний и последующий процесс принятия избирателями решений: они могут использовать разного рода акты насилия или провоцировать новые волны нелегальной миграции. Европа уже видела, какую роль способен сыграть террористический акт во внутренней политике, на примере Испании 2004 года. Настолько сильным орудием давления становится блокирование или отправка масс нелегальных иммигрантов в направлении стран Западной Европы, показала Турция и ее последующие переговоры с ЕС.

Негосударственные силы: потенциальные мотивы

Вначале следует рассмотреть вопрос, почему силы негосударственного характера (например «Исламское государство» (запрещенная в РФ организация, — прим. ред.)) могут стремиться приурочить волну террора к предстоящим выборам в европейских странах. Взглянув на проблему в этой перспективе, можно заметить, что в целом самый большой успех для террористических организаций разного рода — внушить конкретному обществу или населению нескольких стран идею неизбежности грозящей им опасности. Благодаря этому, несмотря на недостаток средств, который не позволяет им нанести классический удар по армии, полиции, спецслужбам и так далее, они могут перенаправить свои действия в субъективную сферу, воздействуя на то, как жители так называемого Запада оценивают угрозы.

Этой цели может послужить волна запланированных и организованных, а также спонтанно проведенных терактов или других актов насилия. Как мы сейчас видим, действовать террористам стало легче, ведь они могут не придерживаться никаких правил в выборе своих целей и методов действия. Кроме того сфера быстрого обмена информацией, например, при помощи интернета, позволяет с легкостью распространять собственную идеологию, увлекать ей людей, радикализировать и мотивировать их. В свою очередь, многолетние глубокие общественные проблемы, существующие в западных странах (геттоизация и исключение из общественной жизни больших групп людей), поставляют террористам человеческие ресурсы, позволяя распространять свои идеи и вести вербовку. Эффекты такой кампании террора (выступающей частью продуманной операции или запущенной вдохновленными фанатиками) могут отразиться на развитии политических событий в кратко-, средне- и, что самое важное, долгосрочной перспективе.

В краткосрочной перспективе она привнесет в будничную жизнь жителей Запада хаос и страх. Наблюдая за исламистской пропагандой как «Аль-Каиды» (запрещенная в РФ организация, — прим. ред.), так и ИГИЛ, можно заметить призывы наносить удары по самой интимной сфере, представляющей для обычного человека оазис безопасности: это жилые дома, торговые центры, фестивали, ярмарки и так далее. Такая форма атак — продуманная и эффективная стратегия, ведь люди начинают чувствовать, что они могут стать мишенью нападения в любой момент независимо от своих действий.

В ответ на это отдельным государствам приходится вводить дополнительные меры защиты важнейших городских пунктов, транспортных узлов или мест скопления горожан, например, популярных рождественских ярмарок. Появление вооруженных полицейских и даже военных патрулей ничуть не снижает уровень субъективной опасности. Можно даже сказать, что для непривычных к насилию современных поколений европейцев эффект оказывается обратным: они начинают чувствовать, что в непосредственной близости появилась постоянная угроза их жизни и здоровью.

Политические лидеры, в свою очередь, начинают искать решения для преодоления этой ситуации. На этом фоне ведущие европейские партии, которые не предлагали радикальных идей и позиций, могут утратить свою популярность. Голоса перейдут к тем, кто будет продвигать изоляционизм, осторожные действия в охваченных конфликтами регионах, пассивность в отношении террористических угроз, находящихся за пределами Европы, или, наоборот, подчеркивать необходимость незамедлительно расправиться с угрозой.

Радикальные настроения будут усиливаться. Ведь французы, бельгийцы или немцы, подобно с тревогой смотрящим в небо и опасающимся ударов беспилотных аппаратов жителям Вазиристана или Йемена, начинают все чаще оглядываться вокруг, размышляя, не прячется ли поблизости очередной террорист. Сами террористы добиваются такой цели, привлекая гораздо меньше средств и человеческих ресурсов. Из-за их действий европейским государствам приходится увеличивать расходы на разрастающийся аппарат безопасности, который призван заняться внедрением новых процедур контроля массовых мероприятий, общественного транспорта и даже передвижения в торговых центрах. Вопрос в том, насколько современные европейцы вооружены терпением и силой, чтобы во имя защиты прежних ценностей и стандартов выдержать очередные теракты.

Если рассматривать эффекты действий террористов в среднесрочной перспективе, следует отметить пересмотр позиции руководства отдельных государств и ведомств, которые занимаются безопасностью в Европе. Речь идет, в частности, об отношениях между государством и гражданином, которые затрагивают упоминавшуюся выше чувствительную для демократических государств сферу гражданских свобод. Здесь появляются вопросы о новых полномочиях спецслужб, новых процедурах в действиях полиции или армии в контексте борьбы с угрозами внутренней безопасности. У проблемы есть политический аспект: разные партии постараются включить в свои программы конкретные системные решения. Чтобы представить перспективы, достаточно взглянуть на польскую дискуссию вокруг Закона об антитеррористической деятельности и соотнести ее с ситуацией реальной и постоянной угрозы, которая существует во Франции, Бельгии, Голландии или Германии. Одновременно следует вспомнить, что в Европе уже есть партии, которые бунтуют против существующего истеблишмента.

Любая радикализация общественного дискурса, несомненно, лежит в интересах террористов. Чем сильнее будут разногласия на внутриполитической арене отдельных государств, тем сложнее будет достичь консенсуса, а тем более предпринять нацеленные на долгосрочную перспективу международные действия против террористов, в особенности находящихся за пределами Европы. Одновременно любые акты насилия в отношении мусульманских сообществ будут способствовать их сближению с салафитским движением. Сами исламисты уже давно подчеркивают, что им выгодна своего рода гражданская война в Европе: она поможет им использовать в своих целях склоняющихся к радикализму европейских жителей и приезжих, а также даст особую свободу действий в распространении идеологии и вербовке новых кадров для операций на континенте и в других регионах.

Спецслужбам и полиции придется распылять свой человеческий, финансовый и материальный потенциал, чтобы следить за многочисленными террористическими и радикальными группами (это могут быть как ультралевые, так и ультраправые силы), почву для появления которых даст не только исламизм, но и внутренние политические конфликты. Возможность предотвращать акты насилия, возникающие на идеологической, религиозной или политической почве, будет, таким образом, ограничена, а Западная Европа встанет на пороге эпохи, напоминающей рубеж 1960-70-х годов, отличавшийся нарастанием волны насилия. Субъективное ощущение угрозы повысится, одна часть общества продолжит радикализироваться, а другая впадет в апатию.

В долгосрочной перспективе перенос деятельности террористов на территорию стран Западной Европы может ослабить способность политиков каким-либо образом реагировать на это явление. В охваченных конфликтами странах такие организации, как Аль-Каида, ИГИЛ и им подобные получат свободу действий, ведь гражданам будет сложно объяснить необходимость политического и военного участия в решении проблем на чужой территории, когда их страна сама находится под угрозой. Действия ограничатся, как сейчас, отправкой боевых самолетов или ракет к целям, связанным с этими террористическими организациями. Сложно надеяться, что в европейцах проснется та же воля к борьбе, что в американцах после событий 9 сентября 2011 года. Какие настроения царили в американском обществе, показывает тот факт, что Джордж Буш-младший начал две военные операции, но при этом смог переизбраться.

Снижение доверия к собственным органам безопасности может также создать питательную среду для различных популистских сил, которые будут предлагать легкие, но радикальные методы воздействия на источники угроз (массовые депортации, масштабная слежка, в том числе, за собственными гражданами) и ослабят веру в ценности, лежавшие в основе европейской идеологии. Результат будет виден не только в политике или безопасности, но и, в частности, в экономике.

Обрисовав в общих чертах мотивы потенциальных негосударственных игроков, можно сказать, что в ближайшем году с приближением выборов их активность, по всей вероятности, возрастет. Насилие на улицах способно создать новые лозунги в политических программах партий и отдельных кандидатов, напомнив о разных террористических организациях. Это идеально вписывается в фазу активности ИГИЛ, которое теряет территории в Ираке и в меньшей степени в Сирии. При помощи актов насилия самопровозглашенный халифат внедрит свою повестку дня в политический дискурс Западной Европы и сможет влиять на ее политические решения. Займется ли он этим целенаправленно, однозначно сказать сложно, однако, можно предположить, что он извлечет выгоду из всех политических потрясений, которые будут вызваны, возможно, в том числе новыми терактами.

Государственные силы: потенциальные мотивы

Если о целенаправленности действий негосударственных сил говорить сложно, то с силами государственными ситуация выглядит противоположным образом. Можно выдвинуть предположение, что как минимум двум государствам дестабилизация в сфере безопасности позволит добиться продвижения своих интересов. Это Турция и Россия — государства, которые (по крайней мере, официально) столкнулись с теми же угрозами, а одновременно довольно четко заявляют о своем несогласии с решениями политических элит Западной Европы, которые повлияли на их внутреннюю ситуацию (казус провалившегося путча) или международную позицию (санкции против России за аннексию Крыма и участие в конфликте на востоке Украины). Так что радикальные политические перемены во Франции или Германии могут отлично вписаться в долгосрочную стратегию этих стран.

В случае Турции основные игроки во главе с Германией оказались в ситуации заложников, нарушив прежний формат отношений, при котором ЕС и его основные страны-члены играли ведущую роль, а Анкара выступала в роли просителя. Однако ситуация, сложившаяся из-за миграционного кризиса 2015 года и последующих шагов (в первую очередь канцлера Ангелы Меркель), потребовала появления каких-то дипломатических решений, а в итоге правила игры изменились. Сейчас Турция получила инструмент воздействия на политическую сцену большинства европейских стран — потенциальных мигрантов. Их использование в очередной фазе кризиса может служить ослаблению как целых государств, так и отдельных политиков, в частности, Меркель. Турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган давно славится своей злопамятностью. Западная Европа навлекла на себя опасность не только тем, что заняла пассивную позицию в ходе провалившегося путча, но и в первую очередь тем, что поднимала тему курдов и критиковала случаи нарушения прав человека в Турции. С приближением очередных выборов в Западной Европе станут возможны любые сценарии: из Турции в Грецию могут вновь поплыть лодки, наполненные нелегальными иммигрантами. Целью их пути станут Германия, Франция и другие страны. Такие события нарушат статус-кво и станут питательной средой для разного рода политических структур, которые выступают с критикой ведущих политических партий право-и левоцентристского толка. В дальнейшем Европе придется вновь сесть за стол переговоров и согласиться на, возможно, еще более смелые турецкие требования (в том числе финансово-экономические), а одновременно изгнать из публичной дискуссии все официальные сомнения по поводу нарушения прав человека, атак на курдское население или ужесточения режима в Турции. Эрдогану представится отличная возможность добиться равноправной позиции с ключевыми странами ЕС и гарантировать себе свободу действий на интересующих его региональных направлениях (Сирия и Ирак).

Можно выдвинуть вторую, более смелую гипотезу (которую следует, однако принимать во внимание, вспоминая прошлое), предположив, что к дестабилизации европейской безопасности накануне выборов 2017 года подключится Россия. Речь идет даже не о кибератаках, потому что об этой угрозе уже напрямую заявили спецслужбы некоторых стран, а о других формах активности. В первую очередь можно вспомнить о зафиксированных и изученных методах сподвижников советских спецслужб и КГБ, которые использовались в 1960-70-е годы. В тот период действия, направленные на дестабилизацию ситуации в отдельных странах НАТО, получали идейную и логистическую поддержку. Шли поставки оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ, а некоторым террористам предоставлялось убежище. Сложно надеяться, что такая активность была полностью заблокирована.

Между тем современная Россия вряд ли следует этим методам со стопроцентной точностью, ведь она может опасаться вызывать какой-нибудь дипломатический скандал. В стратегическом резерве у нее остаются еще, например, чеченские структуры с известным своей преданностью Владимиру Путину и любовью к нестандартным действиям Рамзан Кадыров. В этом случае граница между нерегулярными и, возможно, террористическими действиями в разных частях мира была и остается очень тонкой. Помимо служб Кадырова существует множество других направлений действий, базой для которых могут служить находящиеся в сильной зависимости от России сирийские спецслужбы. Службы разведки Башара Асада слишком сильно сконцентрированы на борьбе за выживание режима в Дамаске, чтобы мыслить наступательно, при этом они располагают человеческим потенциалом, находящимся в известных своей жестокостью тюрьмах, и информацией о террористах, которые воюют на стороне ИГИЛ или других исламистских организаций. Такая комбинация внешних и внутренних факторов в сочетании с оперативным потенциалом российских спецслужб дает возможность проводить различные операции в том числе в Европе. Они могут включать в себя какое-то идейное вдохновение и, конечно, информационную войну. В данном случае она будет сводиться к нагнетанию страха и распространении мысли о необходимости сотрудничать с Россией в таких взрывоопасных регионах, как Сирия.

Каждый теракт на Западе в особенности накануне выборов способствует сейчас усилению таких политических сил (партий и организаций, играющих активную роль в общественно-политической сфере), которые говорят, что отношения с Москвой следует нормализовать. В особенности — в сфере борьбы с исламским терроризмом, где россияне могут выступить своего рода «партнером» и «лидером». Выход на первый план темы терроризма и миграционного кризиса может послужить западным политикам идеальным предлогом для того, чтобы сменить свою риторику в отношении событий на Украине и даже шире — всего столкновения устремлений России с сопредельными ей государствами. Это идеально впишется в метод, который используют российские власти, занимаясь эскалацией, а потом разрядкой очередных кризисов, чтобы восстановить свои сферы влияния, очерченные самим президентом Путиным (в частности, на вошедшей в историю Мюнхенской конференции по безопасности). Исходя из этого можно предположить, что Москва займется не искусными кибератаками на избирательные системы стран Западной Европы, а нагнетанием атмосферы страха и радикализацией настроений широких масс избирателей. Россияне уже довольно давно неприкрыто инвестировали в обе радикальные стороны политической сцены, получив значительное влияние как среди ультралевых, так и ультраправых сил. При этом глубину российского проникновения в эти структуры, как это было в период холодной войны с коммунистическими партиями и другими левыми организациями, оценить сложно. Чем меньше внутреннего единства будет в Европе (особенно Западной), тем проще будет России действовать в политической, экономической, геополитической, военной и других сферах. Вдобавок борьба с терроризмом в Европе создает диссонанс между странами, которые призывают восстановить конвенциональный оборонительный потенциал, и теми, кто хотел бы сделать упор на антитеррористической деятельности.

Попытка подвести итог

К сожалению, теракты и другие акты насилия, которые мы наблюдали в 2016 году, и которые могут произойти в 2017, окажут прямое влияние не только на субъективное ощущение угрозы самих европейцев. Они найдут прямое отражение в конкретных политических решениях, которые могут иметь долгосрочные последствия, выходящие за рамки континента. Негосударственные силы получили возможность воплощать в жизнь свои стратегические планы, не привлекая значительных средств и большого числа людей, чем обнажили все слабые стороны европейских обществ. В то же время государственные силы, которые в какой-то мере заинтересованы в дестабилизации Европы, готовы вписать деятельность негосударственных сил в свои стратегии. Это очень опасная взаимосвязь, которая наложит отпечаток, прежде всего, на политическую сферу: относительно стабильные отношения между главными партиями разрушатся, а позиция крайних объединений усилится.

Перед выборами в Германии и Франции вопрос обеспечения безопасности станет приоритетным не только в контексте продолжающейся борьбы с террористами, но также — сохранения стабильности политической системы. Так или иначе, начинающийся 2017 год как в сфере безопасности, так и политики станет важным показателем, насколько западные общества готовы минимизировать значение фактора террористического и миграционного кризиса, который способствует их радикализации. Судя по всему, однако, нам придется столкнуться с кумуляцией разного типа угроз.

Яцек Раубо (Jacek Raubo)
Источник