КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
Татьяна Менакер приглашает на вечер мастера документального кино ЕЛЕНЫ ЯКОВИЧ.
Кинорежиссер (живущий сейчас в Израиле) Елена Якович, автор знаменитых “Прогулок с Бродским” и других фильмов о выдающихся людях (Ахматовой, Гроссмане, Галиче, Викторе Некрасове, Сахарове, Довлатове, Любимове), а также фильмов по еврейской теме покажет интереснейший документальный фильм «Василии Гроссман. Мне кажется что я умер»…, расскажет о его создании и многих других своих работах.
22 января, воскресенье, 6 вечера.
Russian Jewish Community Center (раввин Марголин)
5600 Geary Boulevard San Francisco, CA 94121 между 20-й и 21-ой
$20/У входа – $25. Платить – Paypal: travelart@hotmail.com.
Tatiana Menaker 415-566-6308 tmenaker@hotmail.com
Пожалуйста, указывайте, от кого поступила оплата.
Елена Якович
Так храм оставленный все храм,
Кумир поверженный – все Бог!
Лермонтов
Иосиф Бродский (эссеистика Бродского – лучшая проза на английском языке последней четверти ХХ века) назвал эссе об Ахматовой THE KEENING MUSE. МУЗА СКОРБИ.
Это можно отнести и к творчеству кинодокументалиста Елены Якович. Она избрала путь (или путь избрал ее) кинолетописца расцвета и трагедии русско-еврейской культуры ХХ века. Бродский говорил, что поэт – это инструмент языка.
Елена Якович – инструмент кинодокументалистики. Ее верность теме и пудовая неостановимая работа, сохраняющая память о поверженных богах и разрушаемых храмах поэзии, литературы. философии, музыки. Она нарисовала портреты строителей этих храмов – выброшенных мучительно умирать в вымерзших пустынях Сибири, ослепленных, искалеченных, запуганных, убитых. Плакальщиц в древности нанимали, чтобы призвать вечность. Работы Якович притягивают вечность и через прикосновение к талантливым людям дают нам шанс лицезреть божественный свет из прошлого.
Своей тридцатилетней работой над историями философа Густава Шпета, Анны Ахматовой, Василия Гроссмана, Виктора Некрасова, Александра Галича, Василия Аксенова, Сергея Довлатова – Елена Якович построила документально-кинематографический некрополь тем гениям и талантам России, кого душила быдлухайская власть. Сама того, наверное, не понимая, Елена Якович через многоликий, образ страданий и смертей героев ее фильмов (сколько раз в беседах и интервью повторяется слово «расстреляли») создала образ страны «века-волкодава», откуда изгоняли и где уничтожили три поколения лучших людей, о которых можно было только простонать словами Пушкина «Черт догадал меня родиться в России с душой и с талантом»
У героев ее документальных фильмов было два пути. Или эмиграция, как в песне о белогвардейцах «Мы обменяли родину на жизнь», – или остракизм, издевательства, тюрьма и лагерь, безвременная смерть – казнь на родине.
Война внутри страны, уничтожение своего собственного населения, террор с 1934 по 1938 перед Великой Отечественной были настолько страшны, что Василий Гроссман и многие другие описывали войну с Германией как облегчение, передышку в терроре. Кстати, эти времена (именно 1935–1937) сталинского террора были почти единственными годами СССР в прошедшем столетии без войны с внешним противником.
Сегодня англоязычная журналистика вновь обратилась к творчеству Василия Гроссмана. Переводы и статьи о нем появились в Financial Times Times и других изданиях. Естественно. Во время войн люди обращаются к книгам о войне таким, как «Жизнь и Судьба», «Военные повести и рассказы». Так уж совпало, что недавно вышел перевод Роберта Чендлера книги Гроссмана «Сталинград» («За правое дело»).
Мы тоже обратимся к фильму Елены Якович «Василии Гроссман. Мне кажется, что я умер», к фильму об одном из самых ярких и трагических писателей этого поколения. Хотелось бы написать «властителей дум», но ему стать властителем дум при жизни не дали. Он умер в 58 лет.
Елена Якович сняла фильм о Голгофе, которой была жизнь Гроссмана. «Народная» власть конфискацией романа «Жизнь и судьба» умучила его до смерти от раннего рака. «Жизнь и судьба» была детищем его жизни, в которую он вложил все горе о смерти расстрелянной фашистами матери и ужас, который он как военный корреспондент увидел в освобождаемых нацистских лагерях. В этом романе Василий Гроссман первый написал о тождестве нацизма и социализма, сравнил лагеря нацистов и советские. Это сравнение сегодня в России запрещено законом.
Присуждением к жанру молчания Гроссман был задушен как писатель. («Меня удушили в подворотне».) Бродский определил отношение власти с литературой: «Вмешиваясь в органическое существование литературы и в возможности людей понять урок, который дает литература, общество замедляет движение эволюции, сокращает свой потенциал, и вероятно, но угрожает существованию самого… общества.»
«Мы хотели жить общей жизнью со всем миром»
Василий Аксенов
Необъявленный лейтмотив документалистики Елены Якович – русско-еврейская культура России и, что совершенно понятно, – эмиграция. Тема эмиграции как тема нашествия в Ленинградской симфонии Шостаковича звучит постоянно, может быть, даже не осознаваемая автором. Пожалуй, большинство фильмов Елены Якович – об эмигрантах: внутренних эмигрантах (использованное при Сталине выражение) Ахматовой, Шостаковиче, об эмигрантах, высланных и выдавленных как Бродский, Галич, Аксенов, Довлатов, или уехавших добровольно и лишенных гражданства как Виктор Некрасов.
Уже в «Прогулках с Бродским», одном из ранних фильмов Елены Якович, Бродский говорит о власти языка над сознанием. И хотя за несколько лет до «Прогулок», Бродский в редакции «Новой жизни» в Сан-Франциско в ответ на мой вопрос о судьбе русскоязычного писателя в эмиграции, глядя на меня, с высокомерным презрением произнес: «А кто вам сказал, что писать можно только кириллицей?», в поздних эссе на этот мой вопрос он ответил иначе:
«Из-за лингвистического барьера он (писатель) обнаруживает, что он абсолютно не может играть значительную роль в новом обществе. Демократия, куда он прибыл, предлагает ему физическую безопасность, но держит его за человека социально малозначительного».
Насмотревшись на мытарства, бедность братьев писателей-эмигрантов (если ты не молод, бедность унижает), Бродский произнес: «Если что-нибудь хорошее и есть в ссылке – она учит нас смирению (покорности)».
Аксенов в фильме Якович «Жаль, что вас не было с нами» бодро заявлял в интервью, что для того, чтобы писать – совершенно не нужно есть борщ и селедку. Но на английский, в отличие от Бродского, он перейти не мог, начал терять идею, кто его читатель, и при первой возможности вернулся к своей публике в Москву.
Как мыкался в эмиграции Довлатов я поняла, когда, выдав ему 90 долларов за выступление в Еврейском Центре в Сан-Франциско в 1989 году, я увидела абсолютно мальчишески-счастливое лицо – «Мне никогда столько много не платили». Довлатовское выражение: «Пересчитать деньги, не вынимая руку из кармана».
В беседе с Еленой Якович о ее фильме «Дочь философа Шпета» философ Межвицкий упомянул, какой подлостью была высылка Лениным 100 мыслителей на «философском пароходе». В понимании Межвицкого эмиграция – форма смерти. Он, как и Бродский, говорил о связи языка и сознания, о духовной гибели думающих и пишущих на русском языке в отрыве от языковой среды. С другой стороны, единственный отбившийся от этой насильной Ленинской высылки гениальный философ Густав Шпет был выслан в Сибирь и в 38-м году расстрелян. Да, выбору русской интеллигенции не позавидуешь.
Ни музыканты, ни инженеры, ни компьютерщики в эмиграции материально не страдают. Они довольно быстро начинают зарабатывать на жизнь тем, что делали дома. С писателями, актерами, людьми разговорно-песенного жанра – беда.
Все эти иллюзии о сохранении русской культуры заграницей и сказки о процветании русскоговорящих писателей в эмиграции – опасны. Как сказал Довид Кнут: «Я не поеду в Палестину. Я не знаю ни иврита, ни английского. Кому нужен глухой и немой писатель?» Лучшее, на что могут надеяться уже сделавшие себе очень громкое имя в стране исхода и имевшие опубликованные за границей тиражи переводов, – устроиться преподавать в каком-нибудь колледже как Евтушенко. После рукоплещущих стадионов в России, в Нью-Йорке он сидел в пустом книжном магазине. На встречу с ним никто не пришел.
Уже начал ездить на встречи с читателями в книжные магазины Дмитрий Быков, мерзотно обгадивший нашу эмиграцию всего 6 лет назад в своей лекции «Русский эмигрант как психологический тип» (https://kstati.net/greh-razvedchika-dmitrij-bykov-o-russkoj-emigratsii/) заявлениями, что у эмигранта нет будущего, что у него нет профессии, что всех их объединяет только ностальгия. Подозреваю, что он не понял, что не все эмигранты – русскоязычные писатели. Интересно его мнение на эту тему сегодня.
…Особенный, еврейско-русский воздух….
Блажен, кто им когда-либо дышал.
Довид Кнут
То, что объединяет Елену Якович и Василия Гроссмана, – они оба оплакивали жертвы социализма и еврейские жертвы нацизма. Якович один за другим снимает документальные фильмы «Брестское гетто», «Мир после Освенцима», «Хрустальная ночь. Еврейский погром – 1938». Ей удалось записать одно из самых пронзительных свидетельств о Холокосте – воспоминания драматурга Гельмана о ночах в Бершадском гетто, где он, ребенком спал на нарах между отцом и мертвой матерью.
Но последний фильм Якович «Мелодии Моисея Береговского» – не просто еврейский, это об идише. О музыкальном фольклоре на идиш, «маме лошн». Как удалось ей найти восковые валики с записями еврейского фольклора, как удается найти давно утерянные документы, кинопленки, которых никто не видел десятки лет?
Музыкальный теоретик, композитор и фольклорист Моисей Береговский путешествовал по Украине и Транснистрии уже в конце войны, слушал и записывал песни на идиш. Естественно, его посадили в период разгрома Еврейского антифашистского комитета, борьбы с космополитизмом и дела врачей. Выпустили незадолго до смерти только после вмешательства Шостаковича в 1960-м.
Большинство фильмов Елены Якович – о евреях. О тех, кто, забыв о своем происхождении, всю свою жизнь верно прослужили религии русской поэзии, литературы и искусства. О тех, кто стали в ней святыми и мучениками, галахических евреев Иосифа Бродского, Александра Галича, Василия Аксенова, Эрнста Неизвестного и еврея по отцу – Довлатова.
Елена Якович создала кинодокументальный иконостас поэзии, литературы, музыки, философии и правозащитного движения ХХ века – исторический доклад в будущее.
Она может повторить за пушкинским летописцем
Исполнен долг, завещанный от бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем господь меня поставил.
Елена Якович – Keening Muse, Муза скорби выполнила долг, поселив своих героев в памяти зрителей, если не навсегда, то надолго.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.