Танки в столице

Воспоминания участника битвы за Иерусалим.

3 апреля 1949 года на греческом острове Родос было подписано соглашение о прекращении огня между Израилем и Иорданией. Среди прочего, в нем говорилось, что Ар а-Цофим (гора Скопус) с находящимися на ней больницей “Адаса” и Еврейским университетом, останется израильским анклавом на контролируемой иорданцами территории. Согласно договору, защищать анклав должны были одновременно не более 85 израильских полицейских, вооруженных исключительно стрелковым оружием. Это положение действовало до 5 июня 1967 года, когда началась Шестидневная война. Все эти годы раз в две недели на гору под контролем иорданцев и представителей ООН поднимались два бронированных автобуса и грузовик. Последний доставлял продовольствие и медикаменты, а в автобусах ехали полицейские, в порядке ротации сменявшие тех, кто закончил дежурство. Из-за таких условий беспрерывная служба до смены составляла как правило, 30-40 дней.

В еще одном пункте соглашения, весьма примечательном, говорилось, что преподаватели Еврейского университета и врачи больницы “Адаса” могут подниматься вместе с колонной на Ар а-Цофим, дабы посетить оставшуюся здесь богатую университетскую библиотеку. Возвращаться они должны были с той же колонной, то есть вечером в тот же день. Кроме того, из библиотеки на “большую землю” можно было доставлять книги, а также возвращать их на место. С израильской стороны данный процесс курировало подразделение “Мацоф-247”, дислоцировавшееся на иерусалимской военной базе “Шнелер”.

В военном плане важнейшим пунктом договоренностей был запрет на введение сторонами тяжелого вооружения (максимальный калибр – 7.62 мм или 0.3 дюйма) не только в городскую черту разделенного Иерусалима, но и на территорию в радиусе 20 км от города. Однако, как это часто бывает, реальность значительно отличалась от того, что было записано на бумаге. Оставлять практически безоружный гарнизон на милость противника израильское руководство не собиралось. Несмотря на контроль со стороны иорданцев и ООНовцев, контрабандным способом в автобусах и грузовиках на гору доставляли разобранные внедорожники и безоткатные орудия, которые прямо на месте монтировались на машины. На горе Скопус рыли окопы, бункера и даже подземные ходы, призванные превратить анклав в настоящий укрепрайон. Использовались все тайные возможности, чтобы доставить на окруженную территорию максимум боеприпасов и оружия, не разрешенных по договору. Кроме того, полицейские, составлявшие гарнизон, на самом деле таковыми не были. Службу в порядке ротации несли на горе срочники и резервисты пехотных частей ЦАХАЛа, включая десантников и бригаду “Голани”. За два дня до отправки в анклав бойцы собирались на базе “Шнелер” и там проходили двухдневный инструктаж. Его главными этапами были смена военной формы на полицейскую и “вбивание” солдатам привычки отвечать вышестоящему по званию вместо армейского “Да, командир!” – “Да, господин!”, как это было принято в полиции.

Перед посадкой в автобусы у легендарных ворот Мендельбаума, там, где проходила линия раздела, наблюдатели ООН и иорданцы проводили осмотр “полицейских” и доставляемого ими груза. Каждый раз это мероприятие становилось настоящим представлением, а иногда приобретало анекдотические формы. Под видом врачей и профессоров на гору для ознакомления с обстановкой отправлялись офицеры разведки и командиры частей, дислоцированных поблизости. Особый интерес для ЦАХАЛа представляло наблюдение за тем районом, где сейчас находится город Маале-Адумим. Именно там, на востоке, в долине Иерихона, концентрировались основные силы иорданской армии (до 1956 года она называлась “Арабский легион”). Эти резервы были готовы оборонять Восточный Иерусалим и атаковать контролируемую Израилем западную часть города в зависимости от развития ситуации. Во время смотров “полицейских” и “профессоров” иорданцы утверждали кандидатуру буквально каждого из них, и в данном контексте вспоминается один из наиболее забавных случаев…

Во время переклички ООНовский офицер выкрикнул имя: “Доктор Сегаль!”, вызывая врача, который должен был сесть в автобус, чтобы отправиться в библиотеку. В ответ один из иорданских офицеров заявил, что доктор Сегаль никуда не поедет. После чего наблюдателю ООН была предъявлена фотография “доктора” в военной форме с майорскими погонами, стоящего на наблюдательной позиции одного из израильских опорных пунктов и рассматривающего в бинокль иорданские позиции в Старом городе… И подобные эпизоды не были единичными. Хорошо помню случаи, когда из-за различных споров с иорданцами и ООНовцами выезд колонны с израильской стороны задерживался на целую неделю. Соответственно откладывалась ротация личного состава на Ар а-Цофим, а также доставка грузов.

После того как состав колонны утверждался, в каждый автобус для наблюдения за израильскими “полицейскими” поднимались два вооруженных легионера, и машины трогались. Боковые окна автобусов были закрыты железными жалюзи, и на протяжении всей 8-километровой дороги от ворот Мендельбаума и до Ар а-Цофим израильские пассажиры автобусов ничего не видели.

Анклав на горе находился в зоне ответственности 16-й Иерусалимской территориальной бригады, чей штаб также базировался в “Шнелере”. Окруженный со всех сторон врагами гарнизон считался весьма уязвимым местом в случае эскалации и, тем более, полномасштабной войны. А ведь резкие скачки напряженности в те годы были совершенно обыденным делам. Кроме того, гора имела большое значение в качестве наблюдательного и опорного пункта, контролировавшего окружающую территорию огнем. Именно поэтому удержанию Ар а-Цофим, а также максимально быстрого прорыва к ней подкреплений “в случае чего”, придавалось колоссальное значение.

Атмосфера же, как на всей линии прекращения огня с иорданцами, так и непосредственно вокруг анклава, часто накалялась до предела. Иногда во время сезонных пожаров, когда у подножья Ар а-Цофим горела сухая трава, рядом с израильскими инженерными заграждениями начинали рваться мины, и становилось ясно, что израильские “полицейские”, в нарушение договора о прекращении огня, по ночам минировали свои позиции по периметру. Порой напряженность возникала всего лишь из-за банальных обменов оскорблениями между израильтянами и жителями соседней арабской деревни Исауийя…

Одна из легенд (хотя вполне возможно, что так оно и было на самом деле) тех времен рассказывает о солдате-резервисте, служившем на Ар а-Цофим, сестра которого собиралась как раз в то время замуж. Т.к. попасть на свадьбу он мог только с колонной, а таковой в ближайшее время не предвиделось, парень отправился в самоволку. Совершив в одиночку не самый короткий марш по вражеской территории, он прошел восточную часть Иерусалима, район Шейх Джарах, Гиват-а-тахмошет (Арсенальную высоту), преодолел разделительную линию внутри города и таки попал на свадьбу сестры. На следующее утро беглец явился с повинной в “Шнелер”. Над ним был устроен показательный суд. Обвиненный в измене родине резервист попал в тюрьму на весьма продолжительный, по израильским меркам, срок.

Однако отнюдь не эти истории и былины являлись главной иерусалимской тайной тех лет, предшествующих Шестидневной войне… Такой тайной, вне всяких сомнений, была танковая рота ЦАХАЛа, которая в атмосфере строжайшей секретности (о ней не знали даже солдаты, служившие всего в нескольких десятках метров) была размещена в городской черте. Именно она сыграла важнейшую, если не решающую, роль в сражении за Иерусалим в июне 1967 года. И именно благодаря ей сопротивление иорданской армии в восточной части города оказалось сломлено значительно раньше и с меньшими потерями для ЦАХАЛа.

История секретной роты началась в 1958 году, когда Израиль праздновал свою 10-ю годовщину. В честь этой даты руководство страны решило провести в Иерусалиме (на стадионе Еврейского университета в Гиват-Раме) военный парад. Через ООНовских посредников иорданцам была направлена просьба разрешить участие в параде батальону танков “Шерман М1” (основные американские танки времен Второй мировой в модификации с пушкой М1 калибра 76 мм). При этом израильтяне обещали, что на следующий день танки вернутся к месту их постоянной дислокации в центре страны. Иорданцы, естественно, воспротивились. Однако через некоторое время их удалось убедить дать такое разрешение. В ход были пущены разного рода увещевания и уступки в других областях, обещанные при ООНовском посредничестве. Наблюдатели ООН должны были лично проконтролировать, чтобы сразу после парада все запрещенное договором вооружение, в первую очередь танки, оказалось вывезенным и из Иерусалима, и из 20-километровой зоны. Как и планировалось, три из четырех рот батальона в самом деле вернулись на родную базу, а вот четвертая, состоявшая из 14 машин, незаметно для ООНовцев “потерялась”.

Операция, имевшая стратегическое значение, была спланирована на высоком уровне и не менее эффектно реализована. Решающую роль сыграло то, что наблюдатели ООН были приглашены на вечеринку в честь Дня Независимости в один из ночных клубов Яффо. Алкоголь лился рекой, столы ломились от угощений, а пока ООНовцы веселились, 6 танков роты под покровом ночи с соблюдением всех возможных способов маскировки были доставлены непосредственно на базу “Шнелер”. Здесь они в тайне даже от личного состава базы были помещены попарно в три специально сооруженных для этой цели строения. Глядя на них снаружи, никто бы и подумать не мог, что внутри находятся танки. С фасада это были обычные домики, но задняя стена была сломана, и вместо нее построены раздвижные ворота, через которые “Шерманы” могли въезжать и выезжать. Оставшиеся 8 танков тогда же ночью были переправлены в военный лагерь “Сатаф” (здесь ранее было создано и базировалось легендарное 101-е подразделение под командованием Ариэля Шарона), находившийся между Эйн-Керемом и кибуцем Цуба, то есть вне города, но глубоко внутри той зоны, где было запрещено размещать тяжелое оружие.

Весной 1965 года, будучи молодым лейтенантом-танкистом, я впервые узнал об этой самой засекреченной, иерусалимской роте танковых войск ЦАХАЛа…

Итак, я окончил трехмесячный цикл учений на юге страны, в рамках которых, среди прочего, резервистов переучивали на “Шерман М51” (в отличие от спрятанных в Иерусалиме танков, это была новейшая израильская модернизация: на старую американскую машину устанавливалась более мощная, 105-мм французская пушка М51)…

В один из вечеров меня вызвал командир батальона, подполковник Бен-Маймон. Сказано мне было буквально следующее: “В четверг, когда заканчиваются учения, собираешь свои вещи и отправляешься на север. После субботнего отпуска ты должен явиться на новое место службы в Иерусалим”. Мягко говоря, я был поражен, особенно в свете того, что командир был начисто лишен чувства юмора, и это просто не могло быть шуткой. “Чего вдруг Иерусалим? Что мне там делать? С каких пор там есть танки?” – обрушил я на Бен-Маймона град вопросов. Надо сказать, что ощущения в эти секунды у меня были самые скверные. Наверное, так чувствует себя моряк, которого в расцвете сил неожиданно списывают на берег. Видя мою растерянность, комбат смягчил тон: “Не бойся, это не наказание, а поощрение. Ты должен прибыть в “Шнелер” и явиться к начальнику оперативного отдела 16-й бригады майору Тарзану (Давид Бен-Узиэль, один из известнейших бойцов 101-го подразделения). От него получишь подробные указания о дальнейшем прохождении службы”.

В воскресенье, после длительного инструктажа у Тарзана, я ознакомился со своими новыми обязанностями и подписал специальную декларацию, в которой обещал строго хранить тайну в течение 20 лет.

Я был назначен командиром той части роты, которая базировалась в “Шнелере”, так как предыдущего командира за различные провинности с этой должности сняли. Моя рота относилась к 182-му отдельному танковому батальону Центрального округа, временно подчиненному 16-й Иерусалимской территориальной бригаде. Однако основные силы батальона (не считая спрятанной роты) базировались в Бейт-Лиде, поблизости от Нетании. Весь батальон был резервистским, и наша рота тоже. При этом все танкисты жили в этом приморском городе и могли быстро прибыть на базу. По сути они, несмотря на бытность уже гражданскими лицами, пребывали в готовности круглый год. Разделенной на две части ротой командовал известнейший в Иерусалиме человек, майор запаса Аарон Камара. В прошлом он командовал гарнизоном анклава Ар а-Цофим, в связи с чем, как и все, кто занимал эту должность, именовался “царьем горы”.

Шесть спрятанных в “Шнелере” танков были исправны, заправлены и полностью загружены всем необходимым для немедленного вступления в бой. Наши первоочередные задачи на случай эскалации были таковы: оказание немедленной помощи гарнизону анклава, а также колонне, отправляющейся туда или, наоборот, возвращающейся оттуда, если она будет атакована. Для того чтобы успешно выполнить эти задачи, мы должны были досконально изучить местность, прекрасно знать позиции иорданской армии и то, какое оружие имеется в распоряжении ее солдат. Кроме того, необходимо было близкое знакомство со всеми резервистами роты, знание их адресов и мест работы, дабы во время повышения боеготовности немедля вызвать бойцов на базу (для этого у нас, среди прочего, имелась специально выделенная машина). Третьей задачей было ежедневное поддержание машин в исправности, боеготовности и обстановке строжайшей секретности – последнее являлось отнюдь не столь уж простой задачей. Чтобы ее выполнять, приходилось заводить двигатели танков прямо внутри зданий, где они стояли, не открывая окон, потому что характерный шум моторов выдал бы их нахождение на базе.

В одном из таких случаев я и механик-водитель Бен-Шабат завели два стоящих в боксе “Шермана” одновременно. От повышенной загазованности мы вскоре потеряли сознание. Жизнь нам спасла бдительность товарищей, а очнулись мы в больнице “Адасса”. Врач, занимавшийся нами, не скрывая удивления, поинтересовался, где это мы умудрились так надышаться дымом. Я ответил, что включил генератор в закрытом помещении. Секретность была превыше всего, именно поэтому все причастные к танкам ходили по базе исключительно в гражданской одежде. Появление танкистов в черных беретах в “Шнелере”, да и вообще в Иерусалиме, вызвало бы лишние вопросы. Ну а в столовой базы мы рассказывали местным солдатам, что служим в военной полиции и специализируемся на отлове дезертиров. Эта версия вызывала доверие, так как наше жилье располагалось возле казармы военной полиции, а гражданская одежда была хорошим объяснением озвученного рода занятий. Практически каждый день мы вели наблюдение за иорданскими позициями во избежание каких-либо сюрпризов и изменений. Особенное внимание уделялось опорным пунктам, имеющим отношение к маршруту на Ар а-Цофим.

В наши дни самоотдача и мотивация тех резервистов выглядит, без преувеличения, поразительной. Тот же Камара, который был владельцем школы вождения “Рамзор”, как минимум дважды в неделю являлся в “Шнелер” и выяснял, есть ли какие-то проблемы, предложения и пожелания, после чего все сказанное ему претворялось в жизнь. То же самое можно сказать и об остальных солдатах и офицерах, часто оказывавших нам помощь даже тогда, когда официально их не вызывали.

Раз в год по приказу командования танки необходимо было “вывести на прогулку”, то есть не просто завести их – это происходило постоянно, а проехать некое расстояние, проверяя функционирование всех систем, дабы убедиться в полной исправности боевых машин. Делалось это вдали от посторонних глаз, в районе Сатафа. Тайный вывод машин из “Шнелера” с последующей их не менее секретной доставкой обратно был тяжелейшей задачей. Через два месяца после своего прибытия я принял участие в первой операции такого рода. Для транспортировки использовался семитрейлер, замаскированный под гражданский грузовик. При этом на платформу, где должен был располагаться танк, водрузили огромный ящик, где на иврите и английском большими буквами было написано “Электрическая компания” – трансформатор”. Когда танки вывозили на прогулки, “те, кто надо”, устраивали для наблюдателей ООН бурные вечеринки в Тель-Авиве, удаляя их, таким образом, из города и существенно снижая их бдительность. Как только наступал вечер, грузовик с гигантским ящиком заезжал в “Шнелер” и, медленно маневрируя между домами, останавливался вплотную к танкохранилищу. Танк незаметно для окружающих практически из дома заезжал в ящик. После этого семитрейлер ехал в горы, удаляясь от базы примерно на 15 км. Здесь, в течение двух часов танк интенсивно тестировался, после чего тем же путем отправлялся назад. Его немедля сменяла вторая машина. Так, в течение трех ночей подряд шесть танков прошли всеобъемлющую проверку, подтвердившую их готовность.

Никогда не забуду, как в одну из таких поездок во время транспортировки танка по району Бейт а-Керем двери ящика распахнулись, и все, кто ехал в тот момент по дороге за грузовиком, могли увидеть, что находится внутри странного ящика… Естественно, мы немедля попрыгали с машин и захлопнули двери, благодаря судьбу за то, что поблизости не оказалось наблюдателей ООН. С танками, находившимися в Сатафе, дела обстояли полегче, но и тамошние машины передвигали исключительно по ночам.

Каждый проход колонны на Ар а-Цофим и обратно автоматически приводил к повышению у нас боевой готовности. В январе 1965 года была создана организация ФАТХ, вылазки боевиков которой происходили в основном с иорданской территории. Когда речь шла о возможной атаке колонны на Ар а-Цофим, предполагалось, что она будет осуществлена именно палестинскими террористами. Еще одной причиной нашей повышенной готовности в те дни были периодические обстрелы с иорданской стороны. Как правило, речь шла о снайперском огне или об одиночных выстрелах в черте города. Чаще всего это происходило в районе Мусрара. Когда начиналось разбирательство инцидентов, иорданцы всегда утверждали, что стрелял сошедший с ума солдат. Вскоре выражение “сумасшедший солдат” стало притчей во языцех.

Своего пика напряженность достигла 4 сентября 1965 года. В этот день в ответ на 8 вылазок боевиков ФАТХа с территории Иудеи и Самарии десантники осуществили акцию возмездия в районе Калькилии. Среди прочего, было взорвано 11 колодцев, водой из которых тамошние крестьяне орошали свои поля. На протяжении всей границы атмосфера накалилась донельзя. Между тем, на следующий день, согласно расписанию, на Ар а-Цофим должна была проследовать очередная колонна. В штаб Центрального округа, находившийся в Рамле, поступила конкретная информация о намерениях ФАТХовцев атаковать поднимающихся на гору израильтян. Утром в Иерусалим была переброшена одна из рот 890-го десантного батальона, были также усилены позиции вдоль разделительной линии. Перед самым выходом колонны я получил беспрецедентный приказ вывести танк из его укрытия и быть полностью готовым к любому развитию событий.

Появление “Шермана” стало громом среди ясного неба и настоящим шоком не только для проживавших по соседству с базой иерусалимцев, но и для служивших на ней солдат. До этого момента секретность оказалась эффективной на все 100%. Мы были фактически детьми, до того еще не участвовали в военных действия и с присущим молодости энтузиазмом рвались в бой. Помню, как механик-водитель Бен-Шабат со смехом спросил меня: “Скажи, я должен остановиться на красный свет светофора на улице Шивтей-Исраэль?”. Эфир был забит, мы поддерживали интенсивную связь с десантниками, а иногда давали разъяснения их командирам касательно позиций иорданской армии. Однако в итоге колонна благополучно поднялась на гору, а затем вернулась к воротам Мендельбаума. Ожидаемый приказ на выдвижение так и не был отдан. Все вздохнули с облегчением, и жизнь в “Шнелере”, да и вообще в Иерусалиме, начала возвращаться в привычное русло.

Во время Шестидневной войны действия иерусалимской танковой роты имели важнейшее, если не сказать решающее, значение в сражении за город, но так получилось, что из соображений секретности в минувшие десятилетия о ее роли говорилось очень мало. В итоге практически вся слава и весь почет достались десантникам. Во время боевых действий рота, как и планировалось, была поделена на две части. Одна из них, во главе с Камарой, действовала на юго-востоке совместно с пехотинцами 16-й бригады. Именно его танки сыграли решающую роль в атаке дворца губернатора (Армон а-Нацив) – ключевого, со стратегической точки зрения, пункта, занятого иорданскими солдатами. Прорыв танков к зданию деморализовал врага и позволил пехотинцам успешно завершить начатое. В северном секторе комвзвода Рафи Иешаягу вместе с десантниками прорвался к Полицейской школе и Арсенальной высоте (Гиват а-тахмошет) – важнейшему ОП иорданцев, господствующему над дорогой, ведущей в Ар а-Цофим.

О том, как героически наши десантники штурмовали иорданские позиции на Гиват а-тахмошет и сколько еврейской крови при этом было пролито, сказано и написано очень много, однако нигде не цитировались слова одного из взятых там в плен иорданских офицеров: “Наши бойцы на Арсенальной высоте сражались безупречно. Исход решил танк, непрерывно расстреливавший наши позиции и нанесший нам огромный урон”. Это был танк Рафи Иешаягу, взвод которого всю ту ночь сражался вместе с десантниками. В дальнейшем иерусалимские танки участвовали во взятии церкви Августы Виктории и Масличной горы. На пути к Львиным воротам в бою за Старый город один из танков перевернулся, и при этом погиб его стрелок-радист Элиягу Гуэта. Еще один боец роты, Менахем Ницан, погиб во время сражения за Иерусалим от выстрела снайпера.

Такова краткая история самой секретной танковой роты ЦАХАЛа, о существовании которой долгие годы хранилось молчание. Часть роты была скрыта прямо в сердце Иерусалима в полной готовности к бою. В тот день, когда танкисты оказались нужны, ее бойцы доказали, насколько оправданы были многолетние усилия по ее сокрытию и поддержанию в высокой боевой готовности. Танкисты, многих из которых я знал и знаю лично, – скромные люди и, вместе с тем, отважные патриоты. Их имена достойны находиться во главе списка тех, благодаря кому Иерусалим снова стал единым городом.

Эфраим Ганор
“Новости недели”
Фото из личного архива автора