Тамерлан и его команда

Экскурсии – это весело. Из записок бывшего экскурсовода.

В ранней молодости я несколько хороших (прибегая к гебраизму) лет поработал экскурсоводом. Да и какой образованный юноша, живущий в богатом историческими достопримечательностями городе, избежал такого соблазна? И возможность дополнительного заработка к скромной зарплате ИТР, и поездки, и общение.

Жил я тогда в Самарканде, а сколько там всякого красочного, древнего, восточного, помпезного, захватывающего дух – не мне вам рассказывать. Медресе, мавзолеи, Регистан, Биби-ханым. 11 век, 13-й, 14-й… В иные летние дни проводил по две многочасовые экскурсии, договариваясь до хрипоты.

Приезжали группы с просторов всего Советского Союза. Случалось при этом немало интересного. Расскажу несколько забавных историй, которые, надеюсь, не вызовут у вас приступы зевоты.

Полюбовавшись на великолепные памятники старины, туристы нередко спрашивали: “А почему сейчас в вашем городе не строят такие красивые здания?” Я никогда не хвастал, что могу экспромтом выдать шутку. Услышав такой вопрос впервые, я смутился, замялся, пробормотал что-то невнятное. Но ко второму разу ответ у меня был готов. И потом всякий раз я “экспромтом” выдавал: “Зачем такие помпезные здания сейчас? Пускай нам общим памятником будет построенный прекрасный коммунизм”.

Правда, один раз мне в голову пришел действительно экспромтом ответ, который я не решился озвучить. Едем из Самарканда в Бухару, где есть не менее роскошные памятники старины. По обе стороны от дороги – кишлаки с домами, которые из окон автобуса кажутся запущенными, непригодными для житья – глинобитные кибитки, неказистые, серые. А я рассказываю о достижениях края за годы советской власти, о развитом сельском хозяйстве, о культуре и науке… В полном соответствии с методичками областного турбюро, утвержденными обкомом партии и соответствующим министерством.

Группа состояла из интеллигентных москвичей, слушала внимательно. И вот один из туристов вдруг говорит громко: “Но почему все так убого? Это не дома, а какие-то хибары!”

“С этим вопросом – в Коминтерн, в Москву”, – мелькнуло в моем мозгу – но я не выдал этот перл. Вслух я сказал: “Дома с виду неказистые, а внутри там все богато, роскошно, есть цветные телевизоры, ковры на всех стенах…” Утешил, одним словом. Тогда же я придумал диссидентскую шутку, которую никому не рассказывал, только над самим собой как бы подтрунивал: “Самарканд за годы советской власти вырос в три раза. Токио за годы советской власти вырос в 20 раз”.

В другой раз на той же трассе турист спрашивает: “Мы видим все 30 да 30 процентов, а где – 70?” Я, признаюсь честно, не сообразил, о чем это он. Руководитель группы взялся мне пояснить: “Вы сказали, что 30 процентов урожая собирается вручную, а 70 процентов – комбайнами”.

Происходило это осенью, в разгар уборочной, и в полном соответствии с социалистическими методами ведения хозяйства, хлопок в закрома родины убирали всей республикой, выгоняя на поля студентов, городских жителей, школьников – начиная с 4 класса. Осень для жителей моей республики была страдой, в ходе которой полагалось прилагать все усилия. Хлопкоуборочный комбайн на поле увидишь очень редко, а склонившаяся фигура ручного сборщика в эти три месяца – картина весьма распространенная. Что отражали официальные статданные о 30 и 70 процентах – не знаю.

Ту свою группу с любопытным туристом я вспоминаю в Израиле каждую осень, когда на здешних полях созревает хлопок. Едешь по трассе, справа и слева – плантации с огромным (по узбекистанским меркам – рекордным) количеством белых пушистых коробок на каждом кусте. Через несколько дней едешь по той же дороге – и все уже потемнело, побурело – хлопок, собранный комбайнами, лежит в аккуратных буртах, кусты вырваны и увезены для дальнейшей переработки. Никогда не увидишь скорбно согбенную фигуру сборщика вручную. И всякий раз, когда очередная руководительница партии Труда призывает ввести в Израиле социализм, я с ужасом вспоминаю свой опыт жизни в том счастливом обществе.

В Самарканде у мавзолея Тимура (Тамерлана) подробно рассказываю о его жизни, о его эпохе, о завоеваниях. Ввожу группу в парадный зал мавзолея, где под позолоченным куполом стоит огромное темно-синее нефритовое надгробие, а стены отделаны полудрагоценным опалом. Спускаюсь в склеп, где находится настоящая могила со скромной мраморной плитой. Рассказываю, что когда ученые открыли могилу для научных целей, то через две недели началась война, которую потом назвали Великой отечественной…

Как и водится по окончании рассказа: “Вопросы есть?”

И вот один высокий худой мужчина лет пятидесяти с фотоаппаратом на шее подходит и спрашивает:

– “Тимур и его команда” – это про него книга?

Хорошо, что в этот момент я стоял у стены – от полученного шока я рухнул на нее, а не на землю.

Не знаю, почему, туристы иногда задавали мне такой вопрос, на который непросто было ответить: “А сколько здесь стоит мясо?”. Ясно же, что он не собирается его покупать и везти к себе в Саратов, Куйбышев или Тмутаракань. Скорее всего, занимается изучением социального положения и так далее. Диссидент какой-нибудь с каверзными вопросами. Ответишь что-то не так – а кто-нибудь потом жалобу накатает.

Я по природе конформист, отвечал: “Стоит столько, сколько и у вас”. – Значит, тоже дорого? – не унимается доморощенный социолог. “А что, у вас – дорого?” – отвечал я вопросом на вопрос. Пусть теперь сам выпутывается.

Но подобные вопросы мне задавали только в самом начале экскурсии, когда я еще не успел раскрыть своего красноречивого рта. А по окончании вели со мной разговоры о мозаике, расписной майолике, резной терракоте – о том, на что я им только что открыл глаза.

Однажды со мною на типичную экскурсию поехала моя коллега (не помню уже – почему). После того, как мы с группой тепло попрощались, она с нескрываемой завистью сказала: “А мне таких вопросов после экскурсии не задают”.

– А о чем они тебя спрашивают?

– Чаще всего – где рядом с их гостиницей есть пивбар…

Однажды меня отправили на экскурсию с одесситами, но не типичными хохмачами – а моряками, которые большую часть жизни проводят в дальнем плавании. Предупредили, что группа “на взводе”: с самолета их привезли в гостиницу, где номера не были готовы. Им пришлось ждать два часа в фойе, где в сорокаградусную жару не работал кондиционер. Мало того – когда их наконец-то впустили в номера, выяснилось, что в кранах нет холодной воды. Горячая есть – но что с ней делать в такую жару – разве что для заварки чая использовать.

Захожу в автобус, туристы наконец-то видят какого-то представителя туристического бюро, и один из них говорит мне раздраженно: “Это полный бардак, что у вас здесь творится!”

Я ничего сказать не успел. Потому что в конце автобуса встал мужчина лет сорока, грузный, невысокий, круглолицый и жизнерадостно заявил: “Протестую! Я бывал в бардаках за границей – там всегда полный порядок!”

Все рассмеялись, и я смог последующей экскурсией смягчить впечатление от нашего замечательного города, встретившего их не очень приветливо.

Прибалтийцев, россиян, украинцев почему-то волновал еще вот такой сакраментальный вопрос:

– Скажите, а в ваших краях все еще практикуют многоженство? Ведь Коран разрешает иметь до четырех жен.

Ответ у меня был приготовлен заранее. “Согласно закону многоженство – это когда несколько женщин и один мужчина живут в одном доме, ведут общее хозяйство. А если у мужчины есть несколько женщин в разных квартирах, то это не считается многоженством, законом не запрещено”.

И сразу – следующий вопрос:

– А такие у вас есть?

– Я знаю одного такого мужчину, у которого три женщины в разных квартирах в разных районах города, только он живет в Москве (или – Ленинграде, Риге и так далее – в зависимости от того, откуда группа приехала).

Взрыв смеха был обеспечен.

Эта незамысловатая шутка однажды послужила причиной трагедии. Мчим мы по трассе Самарканд-Хива, мне задают этот вопрос, я заученно отвечаю, все смеются. Водитель автобуса почему-то решил тоже внести свой вклад в интересный диалог, повернулся к нам, что-то успел сказать – и вдруг перед ним неожиданно остановился “москвич”, наш водитель не успел отреагировать, в результате – двое погибших… Ужасно. С того случая навсегда запомнил, что и безобидная шутка может стать убийственной.

Закончу все же на веселой ноте. Помню группу молодых людей из какого-то украинского города. Была там одна красивая девушка – черноволосая, зеленоглазая, статная – ну, какими могут быть украинки. Она живо интересовалась экскурсией и была дисциплинированным туристом. Когда подходили к очередному памятнику, становилась рядом, ловила каждое слово, послушно поворачивала голову направо и налево, смотрела наверх и назад. Разве что не конспектировала мою лекцию. Одета была по-летнему просто – короткая юбка и белая кружевная кофточка, под которой не было даже бюстгальтера. Я честно старался не пялиться на ее тугую грудь. Рядом с ней каждый раз останавливался парень из группы, который по-хозяйски опускал руку ей на плечи и как бы нечаянно касался пальцами того места, где не было бюстгальтера. Легко можно было догадаться, что чувства у них весьма свежие: они подружились во время этой поездки. Но меня же это никак не должно касаться, правильно? Что я – полиция нравов?

Часа через два после увлекательных прогулок по жаре девушка опять же первой вышла из автобуса и встала рядом со мной, чтобы слушать рассказ о новом объекте. Ждем остальных, в том числе и ее ухажера, который, как всегда, подходил позже всех. И девушка, вздохнув, искренне признается: “Я уже устала”. И здесь я нечаянно выдал свое истинное отношение к ситуации, не задумываясь, сказал негромко, чтобы услышала только она: “Ну, если бы на мне кто-то все время висел, я тоже устал бы”.

Девушка вспыхнула, опустила глаза. Группа почти вся была в сборе, я начал свой рассказ. Подошел тот парень и привычно опустил руку девушке на плечо. И получил такой мощный удар локтем в живот, что вскрикнул, согнулся и отполз подальше. И в последующие три часа больше к ней не приближался. Я сильно не терзал свою совесть – конечно, они потом помирились. Или нет?

Юрий МООР-МУРАДОВ
Онлайн-журнал “ИсраГео” – isrageo.com