Так кто же доктор?

«Континент» продолжает знакомить читателей с главами из книги Александра Гольбина «Лабиринты судьбы».

Так кто же доктор?

Начало этой истории складывалось как нельзя более приятно. В кабинет вошла весьма немолодая дама с букетом цветов и коробкой конфет.

– Здравствуй, Саша. Я всегда знала, что ты великий доктор, – сказала она с порога. – Я верю, что ты спасёшь моего внука.

Восторженная фамильярность в сочетании с «подношениями» меня слегка покоробила, но я не подал виду. Хотя прежде мы не встречались, я быстро вычислил, что она близкая знакомая каких-то моих чикагских приятелей. Вполне возможно, что наши пути и пересекались пару раз. Так или иначе в наших краях все знают друг друга.

История семьи, рассказанная посетительницей, печальная, но знакомая. Мама ребёнка, дочь этой пожилой дамы, сама страдает биполярной депрессией, которую в России называли маниакально-депрессивный психоз, с частыми обострениями, госпитализациями и спонтанными исчезновениями из дома. Отец отсутствует. Бабушка взяла на себя воспитание внука, Женечки. Мальчик с серьёзной задержкой развития, странный, болезненный, с часто повторяющимися обмороками и судорогами днём и во сне. Бабушка посвятила свою жизнь тому, чтобы вылечить внука! И вот теперь она доверяет мне совершить это чудо!

Лекарства помогали отнюдь не всегда. Ясно, что неугомонная бабуся обивала пороги всех докторов, но слышала только то, что хотела услышать. А именно: с её внуком всё будет хорошо, лекарства это яд, она героическая бабушка, и только её самоотверженная любовь и столь же самоотверженный уход спасут мальчика от неминуемой гибели. Когда наступал кризис, Женя впадал в ступор, галлюцинации, испуганное дрожжание, профузную потливость. Мальчик плакал, крича, что комната переворачивается, и он улетает в другой мир. Вот тогда бабушка панически неслась в клинику с мольбами о помощи, и, наконец, соглашалась дать внуку лекарства. Но на короткое время.

Сам Женя называл такие приступы «задумками». В этот момент он отключался от реального мира, ничего и никого не слышал. Всё, даже его комната, становилось незнакомым, и он как будто переходил в другой мир, где звучала успокаивающая музыка. Ему очень страшно было возвращаться обратно в старый, чужой и страшный мир, где люди кричат друг на друга, куда-то бегут и чего-то хотят от него. Самое страшное – это школа, где много коридоров, запутанные этажи, пугающие лестницы; неясно, где вверх и где вниз. Самое непонятное, что это такое – «время» – когда надо куда-то мчаться, заслышав громкий, пронзительный до боли, школьный звонок. А кошмар туалета с кричащими детьми?!

В школе «задумки» учащались и утяжелялись, вплоть до обмороков с судорогами. Но хуже всего было то, что после госпитализации его ужас перед госпиталем был не сравним даже с ужасом перед школой.

Обследование подтвердило диагноз, который и так был клинически ясен: аутистический синдром и эпилепсия. Лекарства известны. Известно также, что они помогают сгладить симптомы, но, увы, не лечат заболевание. Принимать пожизненно. Прогноз печальный.

Итак, картина ясна. Мальчик серьезно болен. Бабушкина самоотверженная любовь и уход за ним – вот все, что дает ему возможность выжить. Я рассказывал всем о необыкновенном материнском чувстве, о том, как преданная бабушка забегает вперед, мгновенно исполняя желания внука. Это она его купает, одевает. Это она его кормит с ложечки, и это она, борясь с его страхами, сидит с ним в школе на уроках, водя его в туалет на переменках.

При этом сам мальчик Женя вызывал удивление. Начнем с того, что он был необыкновенно хорош собой. В отличие от типичных аутистических детей, он не был гиперактивным, хорошо фиксировал взгляд и не боялся смотреть людям в глаза. Его интеллект существенно превосходил интеллект его сверстников. Он чувствовал запахи, видел людей в цвете и кожно ощущал вибрации музыкальных звуков. При этом он пугался громких звуков, тёмных углов и воды. Ну, и окружавших его детей. Как загнанный оленёнок, он смотрел на них большими испуганными глазами.

Противосудорожные лекарства убрали судороги, антипсихотики снизили тревожность и сделали галлюцинации незаметными. Самое интересное, что он успокаивался от звуков негромкой музыки, вальсов и блюза, а также от мягкого гипнотического внушения. Мы привязались друг к другу. Терапия казалась успешной, и я, с легкой руки Жениной бабушки, записал себя в хорошие доктора.

Через пару лет идиллия, однако, пошла на убыль. Мальчик стал более разговорчивым. Его интеллект был высоким, и он всё понимал. Ноя узнал, что бабушка насильно водит его в туалет, хотя он отказывается, и сам может прекрасно справляться с этим «проектом». Бабушка на приёмах всегда отвечает за него, всё время напоминает ему, что у него сейчас начнутся судороги и «задумки», если он тут же не выполнит её указания. Бабушка всё знает и всё делает исключительно ему во благо. Не будь её и её стараний, все быстро кончится – он умрёт без неё. Бабушка не позволяет ему идти к соседке, которая бесплатно даёт ему уроки музыки, потому что та «оказывает плохое влияние на мальчика и подрывает её, бабушки, авторитет».

Бабушка нередко плачет в его присутствии, заламывая руки и причитая. Господи, что же будет с бедным Женечкой, когда она умрёт!? Вывод ясен – пока она жива, он должен её слушать во всем. Она знает своего внука лучше всяких докторов. Она, и никто другой, знает когда и какие лекарства ему давать. И, вообще, она проповедует для своего внука жизнь, «свободную от лекарств». «Свобода от лекарств» удлинялась по времени, пока не происходил очередной срыв в виде тяжелых приступов. Тогда бабушка рвалась на приём и с удвоенной энергией самоотверженно ухаживала за внуком.

Так оно продолжалось до тех пор, пока страховка от штата не ввела доплату пациентами в размере трех долларов девяноста центов. Продолжая игнорировать просьбы об оплате, пропуская назначенные визиты, она появлялась всегда неожиданно. Как всегда приносила конфетки и цветочки, требуя немедленного приёма, поскольку её внук гибнет. Все это становилось невозможным. И тем не менее, получив отказ и вместо приема у врача счёт за предыдущие визиты, «просвещенная» бабушка впадала в ярость, и с языка её слетала далеко ненормативная лексика. На следующей неделе она приходила опять, каялась за своё поведение и слезно уверяла, что я и только я способен сотворить чудо с её внуком.

Быстро и, главное, часто я переходил из лучшего врача всех времён и народов, в заевшегося безграмотного шарлатана, который может оставить несчастное больное дитя без помощи. Меня клеймили, как преступника, нарушающего не только клятву Гиппократа, но и все мыслимые и немыслимые законы, за что мне неминуемо придется держать ответ.

Зная, что просто отказаться от пациента, без передачи его другому врачу, нельзя, я пытался отослать их к другим специалистам, но безуспешно. Все врачи таяли от бабушкиных дифирамбов и восторгов в их адрес во время первого визита. И в панике отказывались от последующих приёмов после первого же бабушкиного эмоционального выплеска, обличающего их «бесчеловечное отношение к умирающим пациентам».

В результате, цветы и конфеты опять появлялись в приёмной моего офиса с неизменными цветами и конфетами. С криком души, «Саша, помоги, Женечка погибает!» бабушка бросалась в кабинет, как спринтер на финишную ленточку. Люди, терпеливо ждавшие своей очереди, для неё не существовали. Ничто не помогало, даже угрозы сообщить в полицию и получить охранный ордер, запрещающий ей приближаться к клинике. Плевать она хотела на какой-то ордер, когда речь идёт о спасении жизни её бесценного внука. Она заставит меня принять её внука тогда, когда сама она сочтет нужным. А как же остальные пациенты? Ничего, подождут, ведь они же не умирают. Впервые в моей профессиональной жизни я попал в тупик, выхода из которого не предвиделось.

Развязка, тем не менее, наступила неожиданно и пришла с неожиданной стороны. У бабушки случился инсульт. Нет, она не умерла. Это было бы банально и неинтересно, а интересная история только начиналась. Никаких видимых физических поражений у бабушки не было. Инсульт был точечным в передне-нижней лобной доле мозга, которая по-научному называется ункус. Этот самый ункус отвечает за наши эмоциональные мотивации и решения. Ункус не даёт нам спать, мотивируя нас на подвиги и преступления. Если вы фанатик спорта, то можете написать на футболке лозунг, «Дядя Ункус – вперёд!».

Если «дядя Ункус» спит, или заболел – вам ничего не хочется, и вы послушно исполняете то, что вам скажут. Помните рассказы о варварской лоботомии, которая превращает человека в послушную овечку? Так вот, это значит – воткнули нож в сердце «дяде Ункуса».

А тут сама природа очень деликатно сделала это лучше любого хирурга. Бабушка стала очень тихой, спокойной и, даже, как будто расцвела. Её лицо больше не искажали яростные эмоции, глаза светились доброжелательным покоем. Она отвечала односложно и по делу, улыбалась и говорила тихо-тихо. Ничто в ней больше не раздражало.

– А как же бабушкин внучек? – спросите вы.

Женечка, который, казалось, не был ни на что способен, приучился самостоятельно ходить в туалет, сам стал просить разрешения у соседки поиграть на пианино. Смертельно боясь телефона, он стал звонить к нам с просьбами, чего никогда не делал прежде. К нашему великому удивлению он сам стал говорить бабушке, что именно она должна приготовить на завтрак и обед, и какие лекарства ей принимать. Короче, он стал исполнять роль бабушки… своей бабушки. Заставляя её выходить погулять, он выходил с ней сам, держась за неё от страха.

«Задумки» беспокоили его гораздо меньше, и он стал всё больше и больше выходить из своего отрешенного мира в мир реальный. Мы смогли сократить его лекарства, пока не осталась маленькая доза только одного из шести лекарств. Через социальный сервис удалось перевести Женю в специальный интернат для аутистических подростков, где он получает необходимый уход, играет на рояле и сам сочиняет музыку.

Так кто же доктор? Кто реально помог Жене? Опытный детский психиатр, который много лет подряд старательно лечил пациента современными лекарствами, или природа, которая точным выстрелом инсульта аккуратно и быстро отключила любвеобильную бабушку, и заставила больного внука самому войти в мир реальный?

Александр Гольбин