Стал ли для него иврит родным языком, возможно ли писательством зарабатывать на достойную жизнь в Израиле, что ждет нашу страну в будущем.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Драматург, прозаик, публицист, переводчик. Выпускник московского Литературного института им. М. Горького. Член союза писателей Израиля, член Союза писателей СССР. Репатриировался из Ташкента в 1992 году. Работал в газете “Вести”. Автор ставших в Израиле бестселлерами книг. Человек своей колеи – судьбы, которую пишет сам, ни у кого не спрашивая на это разрешения. Человек увлеченный своей главной профессией – писательством. Любящий людей и несущий добро.
“На пишущем человеке лежит огромная ответственность. Если книга не призывает к добру, то она обязательно призывает ко злу. Хочет он того автор, или нет”. Я взяла интервью у известного израильского писателя Юрия Моор-Мурадова накануне его юбилея; среди прочего спросила, стал ли для него иврит родным языком, возможно ли писательством зарабатывать на достойную жизнь в Израиле, что ждет нашу страну в будущем.
– Юрий, я беру у вас интервью как у писателя. И сразу ошарашу вас: зачем вы пишете?
– Вопрос не застал меня врасплох, я сам себе задавал его в прошлом.
– И как ответили?
– Я верю, что словом можно изменить человека, изменить народ в целом, поддержать или, наоборот, нанести ему вред, унизить, внушить ему веру в прекрасное, или развратить, привить цинизм. Поскольку я желаю людям только добра, то, понятно, стараюсь им помочь, а не навредить. Я долго не решался издать в Израиле свою первую книгу – “Занимательный иврит”. Хотя многие просили собрать в книгу мои заметки об иврите, которые я публиковал в разных газетах. Однажды мне позвонила женщина из Петах-Тиквы и сказала: “Я несколько лет собирала ваши заметки об иврите, и вот когда мне плохо – что-то не ладится в семье, неприятности на работе, я достаю эту папку, перечитываю – и на душе становится светло; сожалею только о том, что у меня не все статьи”. Я понял, что то, что я пишу – не просто полезная информация, это как та знаменитая книга про куриный бульон (которую я, кстати, на русском назвал бы “Бальзам для души”). Это означает, что на пишущем человеке лежит огромная ответственность. Я сейчас скажу вам фразу, только заранее предупреждаю, что объяснять ее не буду. Если книга не призывает к добру, то она обязательно призывает ко злу. Хочет того автор, или нет.– Да, неожиданная мысль. Очень хочется попросить разъяснения, но не буду. Вам удается изменить общество?
– Главное, что я открыл для себя, приехав в Израиль, что общество здесь в массе своей нравственное, совестливое, постоянно задающее себе вопрос: “Верно ли я поступаю?” – поэтому моя задача легкая: не менять общество, а своим творчеством говорить ему: это хорошо, это правильно, что вы так думаете и чувствуете, так держать и далее, не позволяйте циникам своими песнями сирен увести нас с нашего праведного пути.
– Что вас интересует, что затрагивает душу, что приводит в движение руку, записывающую текст?
– Во мне есть какой-то механизм, который приходит в восторг от сюжета, мысли, оборота – я чувствую нечто сходное с оргазмом. И хочу это передать читателю. Опыт показывает, что почти никогда не ошибаюсь – мои книги находят себе читателя. Это что-то на грани мистики.
– Немного о себе – ваши корни, почва на которой росли.
– От этих корней я уже так далеко уехал, не могу сказать, что они на меня влияют, подпитывают. Видимо, так происходит, когда долго живешь, когда меняешь города, страны, языки. Конечно, как любой человек, с теплотой вспоминаю детские годы, но и только. Я из той породы людей, кто всегда смотрит вперед.
– И все же…
– Родился и вырос в небольшом местечке в глубинке Узбекистана. Благодаря войне – нет, так говорить нельзя “благодаря войне”, скажу: из-за войны, Великой Отечественной, или как сейчас принято называть – Второй мировой – в наш Богом забытый уголок эвакуировали из западных районов страны множество людей; приехали и учителя, некоторые из них остались в теплом крае по окончании войны, и в нашей полусельской русской школе работали педагоги из Ленинграда, Москвы. Поэтому я и стал человеком русского языка, писателем, пишущем на русском. Родители – отец, вернувшийся с войны без ноги, мать, которая с 14 лет работала – были людьми чадолюбивыми. Выбились из нищеты и сделали так, что мы, четверо их детей, росли в большом просторном доме, в достатке. Отправили нас учиться в вузы, присылая каждый месяц деньги, чтобы не нуждались. Вам может быть интересна такая вот подробность: отец скончался сравнительно молодым, в 58 лет, мы похоронили его в Самарканде. Несколько лет назад мы привезли его останки в Израиль, похоронили в Иерусалиме, рядом с нашей матерью.
– Вы живете в Израиле с 1992 года – как складывалась ваша творческая и обычная, человеческая судьба на протяжении этих лет?
– Всегда думал, что складывалась прекрасно. Я знал, куда еду, знал, что придется работать “не по специальности” – перед приездом я уже был сложившимся писателем, членом Союза писателей СССР, жил на гонорары. В ташкентских редакциях газет и журналов меня встречали словами: “Принесли что-то новенькое?” Поэтому меня в Израиле ничто не удивило, не разочаровало. Приехав, полгода поработал на стройке, потом год – простым рабочим на заводе. Воспринимал все это как само собой разумеющееся – и учил иврит. Сюрпризом для меня как раз стало то, что довольно скоро я опять занялся делом почти по профессии. Я приехал, не зная иврита, а уже через полтора года стал работать переводчиком в “Вестях”, тогда крупнейшей русскоязычной газете. Потом меня пригласили работать редактором еженедельника.
– Новички обычно жалуются на трудную интеграцию, на культурный шок, потерю статуса.
– Вы, Ирина, человек поющий, и, конечно, знаете знаменитую песню My Way (Мой путь), которую пел Фрэнк Синатра и которую поют сотни певцов в разных странах на всевозможных языках. Так вот, 90 процентов из них, включая самого Синатру, поют ее неправомерно. Все они никакого особого пути в жизни и творчестве не прошли, шли проложенной тропой. В мире есть немало людей, пошедших своим путем, почему-то они эту песню не поют. Я тоже не пою, не умею петь. Но в Израиле я выбрал свой путь, свою колею. Я бросил всю эту русскоязычную журналистику – не потому, что не смог пристроиться в ней, а сознательно “ушел в народ”, на стройку, протрудился там около 20 лет до пенсии. Погрузился в иврит, в израильскую жизнь. И творил по вечерам. Знание Израиля мне очень помогает в работе. Оставшись в газете, я имел бы о ней весьма поверхностное представление. Может, я не очень далеко по ней пройду, но иду своей колеей.
– Вы драматург, прозаик, публицист, переводчик; давайте о драматургии – я слышала, что ваши пьесы были поставлены и шли с аншлагом в театрах бывшего Союза. Это так? А занимаетесь ли вы драматургией сегодня и пишете ли для израильских театров?
– У читателей может сложиться ложное представление, что я перед репатриацией был знаменитым писателем. Мои достижения были скромными – в Ташкенте издали одну мою детективную повесть, в газетах – рассказы, в журналах – мои детективные романы и повести, несколько моих пьес поставили в государственных театрах Самарканда и Бухары; постановки в театральных студиях и народных театрах не считаются. Я уже вел переговоры с ташкентским театром имени Горького, одну мою пьесу взяли в московский театр Советской армии, но вскоре я репатриировался – и на этом все и остановилось. Я думаю, что мне очень повезло, что я не стал знаменитым на всю ту страну; слава – наркотик, я знаю несколько талантливых и знаменитых к моменту отъезда писателей, которые так и не смогли порвать с огромной публикой России, продолжали работать на российского читателя, живя за границей как на даче. Не могли отказаться от духовной связи с российским читателем. В наши дни это, я полагаю, им приносит много неудобств, если не сказать – оборачивается трагедией. Мне было легко в Израиле, я не вкусил там славы. Покидая Ташкент, я сказал себе: в Израиле я либо буду писать на иврите, либо не буду писать совсем, уйду в любую другую профессию, нужную здесь. Вы мне можете сказать: что я все же пишу на русском – я вернулся к русскому языку только после того, как стал писать и публиковаться на иврите, причем мои книги на русском языке в основном – об иврите. Вот такой компромисс.
– Вы закончили Литературный институт, то есть писательство – ваша профессия. Вопрос такой – возможно ли на ваш взгляд зарабатывать этой профессией на достойную жизнь в Израиле, или необходимо переквалифицироваться в “управдомы?”
– Писательским трудом вообще могут зарабатывать немногие, в маленьком Израиле это особенно сложно. И самые знаменитые израильские писатели, чьи книги разрекламированы и хорошо расходятся, вынуждены “подрабатывать” – преподают в вузах, служат в газетах, читают лекции.
– Вы пишите и на иврите – как вам это удается, неужели вы смогли почувствовать иврит родным? Сергей Довлатов как-то сказал: “На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать”.
– Думаю, Сергей Донатович написал это, еще слишком мало пожив в стране с другим языком. Я убежден, что поживи он в США еще лет десять, он овладел бы английским настолько, что стал бы прекрасно острить, смог бы завоевать и англоязычного читателя. Я поставил себе задачу: начать писать на иврите через пять лет. В выполнении этой своей пятилетки я так же потерпел фиаско, как и СССР со своими грандиозными пятилетками. Чтобы писать для израильтян, мало владеть языком, нужно жить их жизнью, знать, что может их рассмешить, что может тронуть до слез, что может вызвать возмущение – если вы хотите их эпатировать. Вы, конечно, слышали байку о том, что мы с коренными израильтянами выросли на разных сказках, смотрели разные мультики, разные песни, и это, якобы, служит непреодолимым барьером.
– Вы довольны своими достижениями на иврите?
– Нет, конечно. Хотя кое-чем горжусь. Тем, что мои статьи на иврите об иврите публикует на своем сайте известный лингвист Рувик Розенталь. Несколько лет назад по просьбе государственного радиоканала Решет бет я написал около десяти зарисовок об иврите, которые несколько раз транслировались по радио. Израильские сайты охотно публикуют мои статьи, памфлеты, фельетоны. Некоторое время назад разделил первое место с другим автором на конкурсе коротких детективных рассказов на иврите. Недавно вышла моя первая книга на иврите – сборник детективных повестей. Лет пять назад ко мне обратилась группа артистов с просьбой написать для них пьесу. Написал комедию סבתא שרה שיר שמח (Савта шара шир самеах), шла с аншлагами в некоторых городах. И живу надеждой, что “самая лучшая песня” на иврите еще не спета, все еще впереди.
– Да, расскажите о своих творческих планах.
– Самое главное, над чем сейчас работаю – это пьеса для одного репертуарного театра. Начал писать на иврите книгу сказок об иврите, несколько глав опубликовал на сайте Рувика Розенталя и двух других сайтах, к языку отношения не имеющих. Собираю материал для книги о реалиях Израиля, без которых нельзя понять их речь. Первую главу из этой книги тоже опубликовал на нескольких сайтах. Пишу роман с рабочим названием “Антиментальное путешествие”, роман “Доносчик”, комический сериал про беспокойного старичка, который, выйдя на пенсию, не может просто отдыхать, а пытается во все вмешиваться, назвал его “Альте-Какер Дов Липкин”. Есть еще замыслы. Я знаю, что разбрасываюсь, но над этим нет у меня власти – увлекаюсь идеей, откладываю все остальное в сторону, потом увлекаюсь чем-то другим, откладываю уже это – обещаю себе вернуться. Главное, чтобы хватило жизни сделать как можно больше.
– Юрий, вы совершали дурные, плохие поступки?
– Какой коварный вопрос! Скажу, что совершал – и прослыву плохим человеком. Скажу: не совершал – и никто мне не поверит; увильну от вопроса – скажут: “Ну, с ним все понятно”.
– Так не увиливайте!
– Понимаете, Ирина, категории плохо-хорошо – не объективные. Что для одного плохо, в глазах другого – хорошо, допустимо, “не так однозначно”. Давайте сформулируем ваш вопрос иначе: было ли мне стыдно за какие-то свои поступки?
– Согласна.
– Да, было стыдно, и сейчас стыдно. Разумеется, речь не идет о каком-то злом действии – я никогда не бил слабых, не крал, не убивал, не интриговал против коллег – какие еще злодейства существуют в мире? Но мне не раз было стыдно за то, что я сказал, что произнесли мои уста. Вот это было настоящее злодейство.
– Можете привести пример?
– Скажем, рассказал нетолерантный анекдот в компании. Потом мне было стыдно. До сих пор терзаю себя за то, что нагрубил матери, ныне покойной, в ответ на ее совет. Бросил ей: “Не говорите глупостей!” Да, это был совет негодный, но мне не следовало так реагировать, таким тоном. Еще один пример, из моей юности, которого я стыжусь до сих пор. Мой однокурсник однажды признался мне, что ему нравится одна наша знакомая. Спросил, как я думаю – не отвергнет ли она его ухаживания? И я ляпнул: “Она охотно пойдет с тобой, со мной она была очень податливой”. Мой товарищ при этом побледнел. Потом выяснилось, что он влюбился в ту девушку, а я такое сказанул, из желания похвастать! Я не соврал, но я поступил непорядочно – и по отношению к девушке, и по отношению к товарищу. Товарищ все же пригласил эту девушку, они поженились, я полагаю – счастливы о сих пор; а как вспомню тот свой мерзкий поступок – заливаюсь краской. Были случаю, когда я демонстрировал высокомерие. С тех пор я поумнел, и такие проколы со мной случаются реже, стараюсь. Это, между прочим, сейчас воспитывают и социальные сети: банят за некорректные, нетолерантные слова.
– Но в соцсетях бывают и фейки, травля, доводящие людей, особенно подростков, до самоубийства.
– Это оборотная сторона медали, с этим нужно бороться, но положительное превалирует. Если ввести жесткую цензуру, то ее жертвой окажется именно правда, а лжи удастся приспособиться и притвориться правдой. Нужно все же довериться здравомыслию народа. Не запрещаем же мы кухонные ножи потому, что ими можно воспользоваться для нападения.
– Вас регулярно можно услышать на различных русскоязычных радиоканалах – какие фидбеки получаете от радиослушателей?
– Видимо, тема моих бесед такова, что может вызвать только положительные эмоции; я обычно говорю в эфире об иврите, который оказывается совсем не скучным, забавным, занимательным. Самая частая жалоба радиослушателей: вам уделяют так мало времени! Поэтому эти радиобеседы я выставляю на своей странице в Фейсбуке.
– Сколько книг у вас вышло за годы жизни в Израиле?
– Мммм… Не удивляйтесь, что я считаю в уме. Как-то я работал в Узбекистане с человеком, у которого профком перед новым годом спросил, сколько у него детей, чтобы выделить столько же подарков; он задумался, стал в уме считать, сколько же у него детей, перебирая на пальцах. Так вот, я подсчитал: у меня в Израиле вышло 12 книг, семь из них об иврите: “Занимательный иврит-1”, “Нюансы иврита, или Занимательный иврит-2”, “Прогулки с ивритом, или Занимательный иврит-3”, “Сленг, жаргон и прочие краски иврита, или Занимательный иврит-4”, “Иврит на пятерку, или Занимательный иврит 5”, “Иврит в эфире, или занимательный иврит 6”. Седьмая книга из этой серии – “Как на иврите взять быка за рога” – сборник аналогов ивритских и русских пословиц и поговорок. Недавно издал книгу “Израиль для начинающих” – краткие рассказы об основных событиях в истории страны, важных фактах и понятиях, о выдающихся личностях, о войнах и мирных соглашениях, о всем известных курьезных случаях и высказываниях. Есть у меня также две книги детективных повестей на русском языке, одна книга детективных повестей на иврите и одна книга юмористических и лирических рассказов на русском языке. Повторяю – самую главную свою песню я еще не спел.
– Для того, чтобы была возможность писать, нужно время и одиночество – как вам позволяют такую роскошь ваши родные?
– Один французский классик пошутил: трагедия писателя состоит в том, что жена не понимает, что, когда он стоит и молча смотрит в окно, он тоже работает. У меня такой трагедии нет, мои дети и внуки, моя половина прекрасно это понимают. Старшая дочь Юлия, компьютерный график по профессии, помогает с изданием книг. Жена – первый читатель и бескомпромиссный критик всего, что я пишу. Семья не донимает меня, в моем распоряжении много часов роскошного одиночества, и я скорее чувствую вину, что мало уделяю времени родным.
– Вы несколько лет были председателем Союза русскоязычных писателей Израиля, знаете лично авторов и их произведения – что вы можете сказать о качестве литературы, литературном процессе, востребованности авторов и реализации их творчества?
– Ах, какой тяжелый вопрос! Среди русскоязычных писателей есть немало очень талантливых людей – поэтов, прозаиков, драматургов. Проблема в том, что они не востребованы – и нет помощи со стороны властей. Я не знаю в “русском” Израиле издателей, которые могли бы оценить рукопись, выкупить ее у автора, издать и донести до читателя, а заодно на этом заработать. Такие издатели, я полагаю, есть, но я о них не знаю. Израильский русскоязычный читатель – это очень небольшой “рынок”. Некоторые писатели вышли на так называемый большой российский рынок и там преуспели – драматурги, чьи пьесы идут в России, прозаики, чьи книги там издаются, поэты, чьи стихи публикуют в тамошних сборниках и журналах. Это приносит кому-то деньги, кому-то популярность и признание. Но это, как я уже сказал ранее, бесперспективный путь – в свете того, что произошло сейчас с российским читательским рынком. Они пытаются выйти на ивритоязычного читателя, публикуют переводы своих книг, но оказывается, что израильтянам это не интересно. Как я уже сказал – нужно знать менталитет израильтян.
– У нас в стране происходит что-то странное, чтобы не сказать страшное – что это: заблуждение, неправильная политика правительства, внутренние противоречия общества, или влияние извне наших врагов?
– Думаю, в Израиле происходят те же процессы, что и во всем западном мире. Запад сейчас устремился в сказочный социализм, и знает, что достичь его можно, только разрушив нынешний мир свободного рынка. По моим прогнозам, им это удастся. Надеюсь, до этих времен не дожить. А внуки пусть расхлебывают сами свои будущие проблемы. Тем более, что им нравятся идеи социализма. Может, в каждом веке народы должны переболеть детской болезнью левизны.
– Как вы считаете, возможно ли у нас в Израиле отделить религию от государства и нужно ли?– Мало кто понимает, что такое – отделить религию от государства. Что это может означать в реалиях Израиля – отменить субботу и кашрут в госучреждениях? Если в ЦАХАЛе не будет кашрута, то огромный слой соблюдающих не сможет в ней служить. Если, скажем, на железной дороге не будут соблюдать субботу, то опять же, масса людей не сможет работать там – и в других госструктурах. Это дискриминация. В Израиле это станет не отделением религии от государства, а отделением государства от большой массы населения граждан. Бен-Гурион это понимал, он знал, что без ободрения влиятельных раввинов ООН не примет решения о создании еврейского государства в Эрец-Исраэль, и, будучи атеистом, обещал раввинам, что суббота будет в будущем Израиле святым днем, а в государственных структурах будут соблюдать кашрут. Это была не ошибка Бен-Гуриона, а неизбежный ход. Конечно, мы все хотим, чтобы выросшая община харедим интегрировалась бы в общество – но делать это нужно не ломая их через колено, а постепенным, мудрым процессом.
– Каким вы хотели бы видеть Израиль в идеале?– Как человек консервативных взглядов, я хотел бы, чтобы Израиль оставался таким, каков он сейчас, с правительством, которое работает под мощным контролем СМИ и общественности, с разногласиями, горячими спорами, с митингами и бойкотами – чтобы оно не закостенело под влиянием таких консерваторов, как я, общество, не скоро, но уверенно меняющееся в лучшую сторону. Не загоняя лошадей, не делая рискованных шагов. И боюсь “новых” времен, когда правительство и СМИ будут дуть в одну дуду – тогда будут совершены судьбоносные ошибки.
Автор: Ирина Маулер
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.