КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
Когда я учился в университете, у меня был однофамилец – Георгий Садчиков. Я тогда был студентом, а Георгий – аспирантом философского факультета. О его существовании я узнал случайно, кто-то бросил мне в почтовый ящик письмо, которое обычно получал на почте «до востребования». На почте нас постоянно путали, иногда его письма отдавали мне, а мои – соответственно ему. Поэтому мне пришлось узнать номер его комнаты и периодически выполнять обязанности почтальона. Мы знали о существовании друг друга, однако лично знакомы не были.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Однажды у моего приятеля был день рождения, и он пригласил нас, чтобы познакомить. За столом, рядом со мной сидел симпатичный и остроумный человек, который, как потом оказалось, был моим однофамильцем. Так мы с Георгием познакомились и подружились. Он заканчивал обучение в аспирантуре, защитился и уехал домой.
Прошло время, наступил период «перестройки», потом разгул демократии. Опять же случайно из прессы узнал, что Георгий (на этот раз – Михайлович) одно время даже заседал в Государственной Думе РФ, и я постоянно следил за его выступлениями и публикациями. Георгий был очень остроумный человек, над шутками которого мы, можно сказать, «укатывались». Я расскажу небольшую историю, связанную с ним.
Возле одного из выходов метро «Университет» был пивной ларек. Время было летнее, август, поэтому возле ларька обычно толпилось много народа. Очередь, как змея, несколько раз обвивала этот ларек. Продвигалась она медленно, поэтому люди быстро перезнакомились и рассказывали друг другу анекдоты. Периодически кто-то из очереди вытягивал шею, чтобы проверить насколько продвинулся к заветному окошку.
Чем ближе человек приближался к окошку, тем нетерпеливее становился. Если кто-то пытался пролезть без очереди, это в первую очередь раздражало тех, кто ближе всего находился у заветного окошка. Наконец, очередь дошла до нас. Еще немного и наши мучения на жаре закончатся. В это время к очереди подошел военный, полковник и через головы обратился к продавщице: – «Уважаемая, будь любезна, кружечку пива». Все опешили, не зная, что сказать. Тогда Георгий подошел к полковнику, постучал костяшками пальцев по погону и сказал: – «Сержант, ты чего без очереди лезешь?» «Вы что не видите, я полковник, а не сержант» – возмутился военный. Георгий постучал костяшками вначале по погону, потом по голове: «Здесь ты полковник (постучал по погону), а здесь – сержант (постучал по голове)». Стоящие в очереди буквально легли от хохота. Полковника, как ветром сдуло.
Студенты во все времена совершали безумные поступки, граничащие с вульгарным хулиганством. В одних случаях им доставалось по «полной», порой даже отчисляли из вуза. В некоторых случаях (как в нашем) обходились выговором, после которого они становились «героями» в студенческой среде и ходячими легендами.
Один из таких поступков совершили студенты биологического факультета МГУ, что совершенно несвойственно для этого факультета. Дело в том, что долгое время биофак был девчачьим факультетом, где количество девочек всегда было больше, чем ребят. Студенты мужского пола всегда были в дефиците, поэтому их холили и лелеяли. Причем, не только студентки, но и строгие преподаватели.
Эта история случилась в 70-х годах прошлого века. Четверо ребят на спор забрались на крышу Большого театра и взгромоздились на лошадей. Там их четыре, так что всем хватило места. Залезли, так залезли, но они начали орать оттуда, что они студенты МГУ, причем именно биофака, а не какого-то иного факультета. Толпа внизу развлекалась, смотря на них. Опять же все обошлось бы, если они спустились тем же маршрутом, как и забрались. Нет, они решили посмотреть на балерин. В результате, вломились в одну из гримерок, а находившиеся там балеринки подняли визг и писк. В результате, служители театра повязали удальцов, потом – милиция, протокол, «телега» в университет.
Итак. Идет заседание деканата с участием представителей комсомола, партийных органов, студенческого совета, профсоюза и т.д. и т.п. Встает представитель комсомола: «Позор, они опозорили советскую молодежь, отчислить». Следующий, представитель профсоюзных органов: «Они опозорили храм искусства», имея в виду Большой театр. Представитель деканата набросился на ребят, которые, по его мнению, опозорили не только храм искусства, но и храм науки (т.е. МГУ). Выяснилось, четверо хулиганов опозорили «родной биофак», всех студентов МГУ, советский комсомол, советскую молодежь, всю науку, искусство, советскую страну. Если бы участников совещания было больше, им бы «пришили», что опозорили Карла Маркса с марксизмом-ленинизмом вместе взятым. Все были за «отчисление». Наконец очередь дошла до заместителя декана по учебной работе Германа Павловича Гапочки, который был очень строгим, но справедливым человеком. За что его все любили.
Встает Г.П.Гапочка, и обращается к самому строгому критику: «Степан Сидорович, а вы сами смогли бы забраться на лошадей?» Получив отрицательный ответ, он обратился к представителю молодежи, юноше спортивного сложения с тем же вопросом – «Вы, молодой человек, смогли бы погарцевать на лошади на портике Большого театра?». Юноша сконфузился и отрицательно замотал головой. Он перепугался от одной только перспективы куда-то лезь. С одним и тем же вопросом он обращался к каждому представителю деканата и получал отрицательный ответ. Тогда он сказал: «А ведь смелые ребята! Такие, как раз и нужны нашему факультету». Вопрос об отчислении решился сам собой. Студенты получили выговор по линии комсомола и деканата, а об отчислении речь больше не шла.
Сокурсники ребят осуждали (тогда народ был более праведный, чем сейчас), но в душе завидовали им. А Германа Павловича студенты зауважали еще больше, чем ранее. После этого о нем даже сложили песню, где была такая фраза: «Гапочка – родной наш папочка».
Работая в течение многих лет членом диссертационного совета, приходится заслушивать самые разнообразные отзывы. Большинство из них – формальные, сухие и даже очень скучные. Однако были и такие, которые не забываются. Об одном таком необычном отзыве расскажу, причем постараюсь привести выступление оппонента дословно.
Итак. Идет защита кандидатской диссертации. Слово предоставляется официальному оппоненту – Владимиру Анатольевичу Абакумову: «Дорогие коллеги! Я подготовил официальный отзыв, который передал секретарю совета. Там отмечены все достоинства и недостатки работы. Если кто пожелает, могу в дальнейшем зачитать их. От себя могу сказать следующее. Как-то раз Платон пошел в гости к Сократу. Того не оказалось дома. Тогда Платон взял мел и начертил на двери дома прямую линию и ушел. Через некоторое время вернулся Сократ со своими учениками. Увидев линию, начертанную на двери, он сказал: «Приходил Платон». «Учитель, откуда ты знаешь, что приходил Платон?» – изумились окружавшие его ученики. «Такую изящную линию мог начертить только один человек, Платон» – ответил им невозмутимый Сократ. Перефразируя рассказанную притчу, скажу, диссертация, которую мы заслушали, похожа на ту изящную линию, начертанную великим мыслителем».
После такого необычного отзыва оппонента, члены диссертационного совета иначе, чем дружным единогласием, вряд ли могли проголосовать.
Я собрался в командировку в Тбилиси и мой друг-борец, выступающий в тяжелом весе, попросил купить ему водолазку. В то время (1970-е годы) в Грузии производили хорошие водолазки, шили в подпольных цехах.
Я зашел в первый попавшийся магазин и попросил показать мне водолазку 68 размера (а может быть 78, не помню). Продавец небрежно сказал мне, что людей такого размера не бывает, а, соответственно, не бывает и водолазок. Потом внимательно посмотрел на меня и презрительно добавил, что мне, по-видимому, нужен 48 размер, а не 68. Я возмутился: «Как это не бывает? У меня есть друг, спортсмен, борец, который носит рубашки именно такого размера». После этих слов продавец посмотрел на меня уже с нескрываемым уважением, затем заглянул в подсобное помещение и сказал что-то по-грузински. Вокруг меня собралась толпа, и продавец с гордостью сказал, показывая на меня: «У него есть друг-борец, который носит водолазки 68 размера». Все уважительно кивали головой и дружески хлопали меня по плечу.
Затем продавец сказал, что в Грузии водолазок такого размера не производят, нет таких людей (и он уважительно поднял глаза к потолку, как бы показывая этим рост человека). Однако мне не следует беспокоиться, он сделает все что надо. И просил зайти в магазин через несколько дней.
Когда я опять зашел в магазин, меня повели к директору и вручили водолазку требуемого размера. Плату за нее не взяли, сказали, что специально шили для такого большого человека. Каждый раз, говоря о моем друге, они уважительно поднимали глаза к потолку. Продавец потом уже рассказал мне, что мастера перессорились между собой, каждый из них хотел шить эту водолазку.
Нам очень повезло. Летняя практика студентов третьего курса кафедры гидробиологии МГУ проходила на Черном море, на корабле «Московский университет-2». В Москве мы прошли медосмотр и всем нам выдали «книжку моряка». Она позволяла находиться на самом настоящем морском судне.
Это был очень хороший корабль. Когда-то он был рыболовецким сейнером, бороздил моря, а может быть и океаны, ловил рыбу где-то на Дальнем Востоке, а потом его переделали в научное судно. Утверждали, судно разрезали пополам, что-то вытащили из него, что-то добавили, потом опять «заварили», в результате появились несколько научных лабораторий и просторных кают для научных сотрудников. У команды каюты остались прежние, маленькие, на несколько человек. После этого судно назвали «Московский университет-2» (так как первый уже существовал) и перегнали в Севастополь. Капитан корабля должен был осуществить какие-то бюрократические формальности по «прописке» корабля в порту, только после этого на самом корабле, шлюпках, спасательных кругах и пр. должно появиться название порта, т.е. города-героя. А пока на нем красовалось название «Владивосток».
Хотя работа на корабле называлась «студенческая практика», но мы должны были выполнять полноценные научные исследования, отбирать пробы планктона, бентоса и пр. У нас были опытные преподаватели и научные сотрудники, поэтому такая работа была нам по плечу. Все это нам надо было выполнить, несмотря на качку, плохое самочувствие, усталость и пр.
Судно было отличное, только какое-то уж оно было неустойчивое. Когда плавали вдоль берега, все было нормально, а стоило ему выйти в открытое море, как начиналась качка и всех укачивало. Она была в зависимости от ветра, то килевая, то бортовая. Бывалые моряки утверждали, одних людей укачивает бортовая качка, других – килевая. Но нас укачивала и та, и другая. Студентов и преподавателей было 14 человек, и только четверо чувствовали себя нормально, остальные лежали в лежку. Они ходили зеленые, ничего не ели, один только вид еды вызывал у них страшные приступы рвоты.
Из-за этого случился казус, который с одной стороны был комичный, с другой – заставил нас и всю команду корабля сильно поволноваться. У нас была студентка, которую очень сильно укачало. Кому-то было плохо на палубе, а в каюте было вроде бы легче, у других – наоборот. Ее, бедную, мутило как в каюте, так и на палубе. Просыпаемся как-то утром, а студентки нет. Начинаем поиски. В каюте ее нет, на палубе нет, в лаборатории тоже нет. К поискам подключилась команда корабля. Нигде ее не было, началась паника. Потерялся человек. Начали вспоминать, поздно вечером видели, как она буквально висела на борту. Вдруг ей стало плохо, и она упала за борт. Начали требовать у капитана, чтобы повернул судно обратно, может, найдем. Все бегали, суетились, причитали. Кто-то наступил на брезент, кучей сваленный у лебедки. Оттуда раздался крик, и из-под брезента выползла наша пропавшая студентка. Оказалось, ей было очень плохо, она две ночи не спала, вышла на палубу и прилегла на брезент. Потом стало прохладно, она укрылась им и заснула мертвецким сном. Ничего не слышала, как мы бегали по судну, искали ее.
Команда корабля постоянно подшучивала над нами. По громкой связи раздавалась команда старпома «Команде срочно задраить иллюминаторы, а студентам и научным сотрудникам закрыть «форточки». Команду приглашали на обед в «кают-компанию», а научных сотрудников – в «столовую». Матросов сзывали на «ют» или «бак», а нас – на носовую, или кормовую часть корабля. Так команда корабля развлекалась.
Ранним утром корабль подошел к Ялте. Не успели мы проснуться, как он был облеплен отдыхающими. Нас окружили всевозможные плавсредства, лодки, в том числе надувные. Одни приплыли на катамаранах, другие на надувных матрацах, кто-то даже приплыл на надувном дельфине. Все фотографировали корабль, в том числе и нас, предполагая, что он приплыл из далекого Владивостока. Мы ходили важные, довольные таким вниманием публики.
Повариха на корабле была отменная. Таких обедов давно не пробовал, тем более после общепита (я тогда жил в общежитии и, соответственно, питался в столовой). Первое время и меня немного укачивало, однако благодаря «жадности» я поборол ее. Еды нам давали на 14 человек, а ели только четверо. Представьте, сколько можно было съесть за один раз. Борщ был такой, что половник стоял стоймя. Сливочное масло было настолько вкусным, что ел его просто так, намазав на хлеб. Вкус жареной морской рыбы помню до сих пор. Матросы «бунтовали», требовали у поварихи мясо, а мне почему-то нравилась именно жареная рыба.
На корабле закончилась мука, из которой повариха выпекала хлеб. Закончилась рыба. Что делать? Кто-то в шутку посоветовал отправить в эфир «sos». Уже поздно вечером мимо нас, притом достаточно далеко, проходило какое-то судно. Повариха затребовала у радиста узнать, как оно называется. Потом от ее имени была отправлена радиограмма о помощи. Оказалось, нашу повариху знала вся команда проходящего судна, когда-то работала на нем. К нам была отправлена лодка набитая мукой, другими продуктами и мороженой рыбой.
Это было рыболовецкое судно, которое ловило рыбу где-то в Атлантике и возвращалось домой. Рыба называлась «капитан», была большого размера, без мелких костей, мясо белого цвета, и очень вкусная. Что удивительно, такая рыба совершенно не приедалось. Мы ее ели утром, в обед и вечером. Мы ели, а те, кого укачало, смотрели на нас с ужасом, отвращением, так как не могли смотреть на наше обжорство.
Когда меня начинало мутить, я строго делал внушение своему организму. Если он будет поддаваться укачиванию, то, соответственно, не видать ему ни жареной рыбы, ни борща, ни компота, ни масла и пр. После такой перспективы все симптомы укачивания сразу же проходили. Работали мы можно сказать круглосуточно, в том числе и за тех ребят, которых укачало. Приходилось отрабатывать наше «обжорство».
У меня была каюта на одного человека, большая и просторная. Иллюминатор находился всего в полуметре над водой. Когда были волны, они неистово хлестали по стеклу. С непривычки ночью было не по себе.
Иллюминатор у меня был почему-то большой, при необходимости можно было выбраться через него наружу. Утром я открывал иллюминатор, высовывал голову и умывался чистейшей морской водой. Есть, что вспомнить!
Один раз по утверждению старпома, я чуть не «потопил корабль» (конечно, это была морская шутка). Корабль остановился где-то на середине Черного моря, был полный штиль, и капитан разрешил поплавать. В результате была дана команда «купаться». Я прыгнул за борт и поплыл вдаль. Несравнимое ни с чем чувство, корабль был где-то далеко, совсем маленький, а под тобой километр глубины. Матросы, многие из которых были весом за центнер, начали прыгать с верхней палубы «бомбочкой» и, соответственно, раскачали корабль. Некоторые взбирались даже на мачту. Вода начала хлестать в мой открытый иллюминатор. Дверной порожек был высокий, поэтому в каюте набралось очень много воды, пришлось потом ведрами выносить ее на палубу и выливать обратно в родное море.
После этого случая команда потешалась над нами. Рассказывали «байки», случаи из морской жизни, когда вот таким способом был потоплен большой корабль. Стоило нам появиться в кают-компании, как сразу же матросы переключали разговор, начинали рассказывать случаи из морской жизни и все многозначительно смотрели на меня, который чуть не «потопил» их корабль. Конечно, эти шутки были не злые, надо же было как-то развлекаться.
***
Наступили 90-е годы ХХ века, разгул суверенитетов стран, когда-то входивших в состав СССР. Украина приватизировала все корабли, которые находились в ее портах, в том числе и корабль, на котором проходила наша практика. Корабль приватизировали, а средств на его содержание, видимо, не было. Бедный корабль «мыкался» по чужим портам, потом Болгария отобрала его на долги и, как утверждают, пустила его на металлолом. Вот так и закончилась славная история нашего корабля.
У нас дома жила рыжая курица. Она была малоизвестной породы, скорее всего – местная, беспородная. Летом, когда было жарко, она становилась буквально «голой». Перья у нее выпадали на шее, груди, животе, становилась полуобщипанной курицей. Перья оставались только на крыльях и хвосте, а на голове торчал задиристый хохолок. Такой страшной курицы я больше никогда не видел. Зато осенью и зимой она становилась очень красивой – у нее отрастали рыжие перья, ровные, перышко к перышку, а хохолок еще больше увеличивался в размере.
Попала она к нам совсем маленьким цыпленком, выросла у меня буквально на коленях. Когда делал уроки, цыпленок ходил по столу, грелся в тепле настольной лампы. Он ел то же самое, что и мы – макароны, картошку, каши, различные крупы, которые использовали для супа. Не помню, чтобы давали ей обычное зерно. Цыпленок любил забираться на голову или плечо, где дремал, издавая нежные трели. Это была самая ручная домашняя курица (пока еще цыпленок). Он любил, чтобы его гладили, носили на руках. Ни одной минуты не мог находиться один, сразу же начинал жалобно верещать.
Прошло время, цыпленок подрос, превратился в большую курицу. К тому времени у нас появились и другие куры. Мы их приобрели, чтобы цыпленку (курице) не было скучно. Куры несли яйца, которые мы ели, а яйца нашей «домашней» – почему-то нет. Своя, родная как-никак. Ее яйца отдавали соседям. Вскоре она начала клохтать и мы с удовольствием посадили ее на яйца. Гнездо устроили дома, у меня под кроватью.
Каждое утро я заглядывал под кровать, чтобы удостовериться, что с курицей и ее яйцами все нормально. Она позволяла щупать яйца, хотя недовольно клохтала. Наконец, вылупились цыплята и курицу выпустили в огороженный дворик. Она, как и все обычные куры, занималась их воспитанием, разгребала землю, кормила червячками. Однако стоило мне появиться, как она забывала своих цыплятах, забиралась мне на плечо, или голову и дремала там. Цыплята жалобно пищали, а курица не обращала на них внимания. Приходилось сгонять ее, чтобы заставить выполнять материнский долг.
Она у нас жила достаточно долго, несколько раз выводила цыплят, постарела, но все также продолжала забираться на колени или голову. Мы получили квартиру в новом районе, многоэтажном доме, где не было условий для содержания кур. Пришлось всех кур ликвидировать, а для нашей домашней курицы нашли нового хозяина, который обещал содержать ее до преклонного возраста.
Мне всегда нравилось заниматься водной организмами, предполагал стать ихтиологом. В школьные годы задолго до поступления в университет мы с приятелем на болоте выкапывали тростник и высаживали там, где его не было. Переселяли в водоемы рыбок гамбузий, где они не водились до этого. В Каспийском море мы ловили небольших креветок и выпускали в пожарный водоем с соленой водой.
С одной стороны, буду изучать водные объекты, с другой – всегда при рыбе, т.е. при еде. Это меня привлекало даже несколько больше. После второго курса у нас была практика, где все студенты должны были выполнить небольшую научную работу. Мы с приятелем выбрали тему, связанную с изучением питания плотвы. Надо было наловить сетью рыб разных размеров (от самых маленьких до достаточно крупных), и по содержимому кишечников установить их рацион и состав пищи. По глоточным зубам определить их возраст. Плотва крупного размера поедает двустворчатого моллюска дрейссену и перемалывает их створки глоточными зубами. Мы по остаткам створок должны были установить размер поедаемых моллюсков. Так что работы было много.
Мы с приятелем обрадовались, предполагая, что сама рыба после анализа будет использована в гастрономических целях.
Работы было много, мы с утра и до поздней ночи (а временами и ночью) сидели в лаборатории над кишками – вскрывали их и рассматривали содержимое, взвешивали, раскладывали по компонентам. Мы ловили рыбу, потрошили ее, а кто-то ее ел. Мы так и не могли выяснить, кто это делал, т.к. и на это просто не было времени. Зачет мы сдали, нас похвалили, уже как будущих ихтиологов. Но у меня возникли сомнения, буду ли я в дальнейшем питаться рыбой, если при выполнении небольшой работы рыбу я так и не видел. Так я стал гидробиологом.
Я в Грузии бывал достаточно часто, в основном в молодости, когда ездили на спортивные соревнования. Грузия мне всегда нравилась, нравились ее люди, грузинский юмор, грузинские фильмы, тосты и прочее. Юмор в грузинских фильмах никто не придумывал, он встречался в Грузии буквально на каждом углу, почти, как в Одессе.
Я в молодости пытался коллекционировать грузинские вина, хотя тогда не пил, одной бутылки хватало на весь год. Собрал достаточно большую коллекцию, пока отец не добрался до моих запасов. На этом и закончилось мое коллекционирование.
Жаль, что все это ушло куда-то в прошлое. Однако, надеюсь, все пройдет, все перемелется. Люди ведь остались, а они главное. Вспоминаю смешной случай.
Как-то раз мы пришли на рынок купить вино. Нас сопровождал молодой парень – грузин, который был нашим гидом и переводчиком. Подошли к пожилому продавцу, который продавал вино. Он предложил нам попробовать его вино. Налил каждому по небольшому стаканчику, и мы с неподдельным восхищением стали расхваливать вино. Чем больше мы хвалили вино, тем больше мрачнел продавец. Наконец он начал громко ругаться на грузинском. Мы не могли взять в толк, с чем это связано. Мы спросили нашего переводчика, в чем дело, не обидели ли мы продавца.
Оказалось, продавец продавал колхозное вино, которое было очень низкого качества. Его заставляли продавать это вино, и его постоянно мучила совесть. Мы были неискушенные в этом напитке, хвалили вино, а это его больше всего огорчало. Мы начали успокаивать старика, что вино хорошее. Ничего страшного в этом нет, нам нужно всего два литра вина, и такое сойдет. Тогда он предложил, чтобы мы приехали к нему в деревню, он угостит нас таким вином, которое мы никогда не пили. Все это он говорил по-грузински, который мы, соответственно, не понимали.
Все переговоры вел наш переводчик. Он договорился, и на следующий день мы оказались в горном селе, где провели в гостях целый день. Пили (конечно, в меру), ели, беседовали. Старик приносил разные вина, мы дегустировали. Мы целый день ели фрукты, виноград, деревенский хлеб, сыр, зелень. И все это в больших количествах, ведь у спортсменов не только сильные ноги, но и крепкие желудки. В конце старик налил нам в кувшин два литра вина, за которым мы пришли на рынок, и взял за него плату. А все остальное, как сейчас говорят: «Угощение за счет заведения». Мы предлагали старику деньги, а наш переводчик все время говорил: «Нельзя так, обидите человека».
Я написал этот рассказ в знак благодарности старику-виноделу. Возможно, он еще жив (ведь в Грузии много долгожителей), и когда-нибудь прочтет это. А если его уже нет на этом свете, то там, на небесах ему будет приятно, что о нем помнят и вспоминают добрым словом.
Родители летом нас с братом отвозили в деревню к дедушке и бабушке. Мы были такие худые, как узники концлагерей. Кожа, да кости. Они нас очень любили и пытались откармливать, но мы, почему-то ничего не ели. Целыми днями бегали по улице, и ничто не могло нас заставить поесть. Дедушка работал. Рано утром он садился на телегу и развозил трактористам, которые работали в поле, бензин и керосин. Приезжал поздним вечером. Мы первым делом начинали рыться у него в сумке, искали остатки сухого хлеба и ели его. Дед говорил, что этот хлеб ему дал зайчик. Мы с братом были достаточно большие, но искренне верили этой байке. Потом дед стал класть в сумку и другую еду, которую мы находили и поедали. Причем ели с большим удовольствием и аппетитом. Вот что значит, заячий хлеб. Таким заячьим хлебом дед пытался откармливать нас.
В вагоне поезда сидит священник в черной рясе, с черной бородой, на голове черный клобук. Напротив – отец с маленькой девочкой. Она долго и внимательно разглядывает священника, потом спрашивает у отца: – «Папа, почему дед Мороз весь в черном? У него что, траур, Снегурочка, умерла?»
На рынке «джигит» с солнечного юга продавал кухонную посуду. На некоторых из них висели бирки с ценами. Самая большая – «каструл», поменьше – «каструла», еще меньшего размера – каструлка», а самая маленькая – «каструлчик».
Совсем недавно обедал в столовой главного здания МГУ, где начинал питаться еще в начале 70-х годов прошлого века. В ней мало что изменилось, разве что появились новые столы, стулья, да автоматическая линия по уборке использованной посуды. Раньше использованную посуду складывали в специальные контейнеры, которые по мере наполнения отвозили в мойку. Качество еды заметно улучшилось, по сравнению с прошлым временем. А цены выросли несоизмеримо качеству.
В то время в столовой дежурным блюдом была отбивная котлета с косточкой, т.е. обычная котлетка, в которую втыкали кость. Ходили байки, якобы какой-то студент на косточке вырезал свое имя, и именно такая отбивная досталась ему при очередной раздаче блюд.
За столом напротив меня сидел худенький паренек, наверное, первокурсник. У него был достаточно скромный обед. Я предался воспоминаниями, начал рассказывать ему, что во времена, когда я был студентом первого курса (т.е. таким же, как и он) в этой столовой на отдельном столе находилась большая чаша с квашенной или нарезанной свежей капустой, стоял сосуд с дрожжевым напитком и хлеб (белый или черный). Все это можно было есть бесплатно. Так что даже при отсутствии денег студенты с голоду не умирали.
Я получал стипендию, по линии спортсовета давали талоны на обед, да и из дома присылали немного денег, поэтому я такую еду никогда не ел. Однако некоторые мои друзья и знакомые питались таким образом.
Я рассказывал, а первокурсник смотрел на меня вытаращенными глазами, в которых не было веры ни одному моему слову. Все это он воспринимал, как какую-то байку, или агитацию «за советскую власть».
Очередной Новый год мы встречали в общежитии МГУ. У нас была большая комната, в которую набилось много народа. Непонятно откуда появились студенты из МВТУ и МИФИ. Мы мало кого знали, т.к. никого не приглашали. Это были друзья друзей, но быстро перезнакомились и думали, как лучше отметить Новый год.
Когда собираются студенты, тем более из разных вузов, каждый из них пытается демонстрировать свой интеллект. Самыми крутыми были ребята из МВТУ. Постоянно демонстрировали свое превосходство над остальными, тем более – в присутствии девочек. Дескать, их вуз самый крутой (хотя в те времена такого термина не было), самый продвинутый, там учатся самые умные студенты и т.д. Они в свою речь вставляли технические и физические термины, которые биологи (а их было большинство) не очень понимали.
Девочки быстро организовали салат (возможно «Оливье», а скорее всего обычный винегрет или нечто близкое к нему). Он был в ведре. Стаканы для вина у нас были, ложки и вилки – тоже, было небольшое количество тарелок. Мы не ожидали наплыва такого количества гостей, поэтому своевременно не запаслись ими. Посуду на праздники обычно брали под залог студенческого билета в столовой.
Одна проблема, что делать с ведром винегрета, не ставить же его на стол, а черпать из ведра было не прилично, да и неудобно. Начали думать, что делать. Кто-то предложил организовать конкурс на решение проблемы. Каких только не было предложений, вплоть до самых абсурдных. К примеру, выйти на улицу и попросить помощи у прохожих. Все это отвергалось. Тогда биологи без разговоров сняли огромный плафон с лампы, которая висела над головой и проблемы была решена (те, кто жил в общаге Главного здания МГУ, хорошо помнят их). В результате, в середине стола находился огромный плафон, доверху наполненный винегретом. После очередной рюмки студенты из МВТУ признали, что «МГУ есть МГУ» и с поклоном изобразили снимание шляпы. После этого они уже не пытались козырять своим вузом. Так что биологи отстояли честь своего университета.
Садчиков Анатолий Павлович,
выпускник биологического факультета МГУ, доктор биологических наук, профессор МГУ, вице-президент Московского общества испытателей природы
(aquaecotox@yandex.ru https://www.moip.msu.ru)
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.