Стакан наполовину пуст

В предыдущем номере мы уделили немало внимания тогда еще предстоящим президентским выборам в Иране и Хасану Рухани, единственному среди кандидатов, кого с определенной натяжкой можно отнести к умеренно-реформистскому лагерю. Прогнозы о том, что он выйдет во второй круг, выглядели довольно реалистично, но практически никто, включая экспертов по Ирану, а также спецслужбы западных стран и Израиля, не ожидал, что Рухани победит в первом круге. Несмотря на то, что он набрал даже меньше, чем 51%, не будет большим преувеличением назвать его победу убедительной, ведь каждый из остальных кандидатов-консерваторов получил намного меньше голосов. Достоин упоминания и тот факт, что явка на выборы оказалась довольно высокой: 72%.

Важнейшим итогом голосования стала демонстрация того, что значительная часть иранского общества желает перемен, причем не косметических, а серьезных и основательных. Можно также утверждать, что голосование носило протестный характер по отношению к верховному лидеру Али Хаменеи, к которому все остальные кандидаты были более близки, чем Рухани. Казалось бы, у мира есть повод для оптимизма, и это немедля начали демонстрировать страны Запада, а также ряд представителей израильских СМИ. Однако, к сожалению, говорить о позитивных переменах рано. Конечно, если не выдавать собственные желания за реальность.

Определение стратегии Исламской республики в важнейших вопросах, таких, например, как ядерная программа или поддержка “Хизбаллы” и режима Асада, является прерогативой верховного лидера, а не президента. Безусловно, и президент имеет определенное влияние, но решающее слово остается за Али Хаменеи. Кроме того, вряд ли Хасан Рухани планирует “прикрыть” иранскую ядерную программу. Во всяком случае, пока об этом ничего неизвестно. Как раз наоборот, ряд деталей его биографии, о которых речь пойдет ниже, а также первое публичное выступление после победы говорят об обратном. Пообещав согражданам начало новой эпохи по целому ряду направлений, Рухани четко сказал, что Иран не намерен прекращать процесс обогащения урана. Добавка насчет того, что Тегеран готов сделать свою ядерную “программу более прозрачной” в свете этого является малозначимой. Еще одной весьма любопытной деталью его выступления стало использование слова “Израиль”, что при желании можно рассматривать как прогресс, т.к. обычно иранские политики, говоря о еврейском государстве, используют выражения “сионистский режим” и “сионистское образование”. Правда, упомянут Израиль был отнюдь не в позитивном контексте: будущий президент (Рухани вступит в должность в августе) сказал, что “несправедливые санкции против иранского народа выгодны только Израилю”.

Но вернемся к прошлому Рухани, которое дает немало оснований судить и о его нынешних взглядах. Несмотря на то, что новый иранский президент искренне желает глубоких реформ (каких именно, и насколько ему удастся претворить свои планы в жизнь, — тема отдельного разговора), он плоть от плоти нынешнего режима. Уже одно то, что, несмотря на свои реформистские взгляды, он не оказался вычеркнут по воле Хаменеи из окончательного списка претендентов, говорит о многом.

Политическая деятельность Рухани началась еще до исламской революции. Тогда он был одним из приближенных аятоллы Хомейни, а после победы исламистов, с 1980 года, стал депутатом парламента (меджлиса). Наряду с духовным образованием он в начале 70-х окончил юридический факультет Тегеранского университета и в 90-х, уже будучи высокопоставленным политиком, получил вторую академическую степень, а затем защитил докторат в университете города Глазго в Великобритании. И хотя его считали “мирным гуманитарием”, Рухани взял в руки оружие, как это часто бывает с революционерами. Более того, война с Ираком занесла его очень высоко в силовых структурах страны. С 1986-го по 1991 год он был командующим ПВО Ирана, а затем, ни много ни мало, заместителем командующего вооруженными силами. С 1989-го по 2005 год Рухани работал секретарем Высшего совета государственной безопасности Ирана.

Собственно, в бытность его на этой ключевой для ядерной программы должности и был заложен ее фундамент, после чего она начала набирать самые серьезные обороты. С 2003 года, по поручению тогдашнего президента-реформиста Хашеми, он возглавил переговорную группу Ирана с МАГАТЭ после того как агентство предъявило Тегерану ряд серьезных претензий. Да, после этого ядерная программа была на некоторое время приторможена, но это стало лишь выбранной с одобрения Али Хаменеи тактикой. На тот момент перед глазами у аятолл стоял пример соседних Афганистана и Ирака, поэтому продвижение к созданию бомбы было решено отложить — во избежание американской атаки. Если проанализировать публичные выступления Рухани тех лет, можно увидеть, что во время переговоров он неоднократно был уличен во лжи и манипуляциях, когда отвечал на представленные МАГАТЭ запросы. Также он с гордостью отмечал, что именно в его бытность секретарем Совбеза, в Араке открылся реактор, работающий на тяжелой воде, а также произошел существенный прогресс, как в количестве, так и в качестве центрифуг по обогащению урана.

Исходя из всего вышеизложенного, Рухани можно с уверенностью назвать если не отцом иранской ядерной программы, то, фигурально выражаясь, одним из самых ее ближайших родственников. Кстати, и в дальнейшем, после ухода с поста секретаря Совбеза в 2005 году, он продолжал оставаться его членом как представитель Хаменеи.

Изменились ли со временем взгляды новоизбранного президента на военную составляющую ядерной программы? Это, мягко говоря, вызывает огромные сомнения. Но даже если изменились, сможет ли он повлиять в этом отношении на позицию верховного лидера? Пока не получившее других подтверждений высказывание министра иностранных дел России Сергея Лаврова о том, что Иран согласился заморозить процесс обогащения урана до уровня 20% (а не до 4%, что очень важно), может говорить о том, что Тегеран в какой-то степени готов пойти на уступки тактического характера на переговорах со сверхдержавами.

Собственно, с точки зрения Израиля, в этом и кроется главная проблема: одних тактических уступок мало. Они хоть и дают небольшую передышку, но в конечном итоге играют лишь на руку Ирану, позволяя ему тянуть время и лучше подготовиться к решающему рывку — к бомбе. Этим и объясняются жесткие комментарии Иерусалима по поводу итогов выборов в Иране. Израильская позиция была подробно изложена Биньямином Нетаниягу 18 июня в ходе его встречи с министром иностранных дел Канады Джоном Бэрдом. “Мы не можем принять ничего иного, кроме полного прекращения обогащения урана на всех уровнях, вывоза уже обогащенного урана из Исламской республики и закрытия всех незаконных обогатительных комбинатов… До тех пор давление должно усиливаться. Необходимо остановить иранскую ядерную программу, и точка”. Нетаниягу добавил, что именно Рухани автор доктрины “говори и обогащай”, цель которой — успокоить международное сообщество, после чего можно будет продолжать успешное продвижение на пути развития ядерной программы. Премьер подчеркнул, что бесконечные переговоры, призванные затянуть время, недопустимы.

Однако уже сейчас, несмотря, на предостережения из Иерусалима, можно прогнозировать, что как минимум какое-то время Тегерану выиграть удастся. Оппоненты этой страны на переговорах не станут торопить события, т.к. хотят разобраться, что представляет собой новый президент, тем более если Тегеран в самом деле пойдет на какие-то уступки тактического характера. Этот факт, а также то, что риторика Рухани будет отличаться от риторики Ахмадинежада, скорее всего, сослужит режиму аятолл хорошую службу на внешнеполитической арене и как минимум на некоторое время может ослабить доводы Израиля за более активные меры.

Что касается внутренней политики, то избрание Рухани, вполне возможно, станет своего рода громоотводом для Хаменеи. По крайней мере, на первых порах оно должно снизить уровень народного недовольства властями, а в дальнейшем разного рода проблемы, стоящие на повестке дня Ирана, начнут естественным образом восприниматься как неудачи нового президента.

Пока в Иране готовились к выборам а затем подводили их итоги, ситуация вокруг главного союзника Тегерана, Сирии, набирала новые обороты. Если на внутренних фронтах гражданской войны, несмотря на небольшие тактические успехи обеих сторон, в последние дни ничего кардинально не изменилось, то на фронтах внешних дело обстоит несколько иначе. Для начала стоит вернуться к событиям прошлой недели, когда два шага, предпринятые вашингтонской администрацией, привели к тому, что США стали более активным, чем раньше, игроком сирийского конфликта. Во-первых, после длительных проверок и проволочек американцы официально признали, что режим Асада в небольших количествах, но неоднократно, применял против повстанцев химическое оружие и тем самым перешел определенную президентом Обамой “красную черту”. Во-вторых, следствием признания этого факта стало решение о поставках оружия повстанцам, не относящимся к исламистским группировкам. Вчитываясь в расплывчатые сообщения из Вашингтона, можно понять, что речь идет об ограниченных количествах стрелкового и противотанкового вооружения. Причем до конца не ясно, включает ли противотанковое вооружение так необходимые повстанцам управляемые ракеты или только ручные гранатометы. Различные слухи ходят и насчет того, американским будет это оружие или же советским и восточноевропейским, которое американцы смогут без проблем приобрести у ряда своих союзников. Надо сказать, что признание факта использования Асадом химического оружия, а также решение о поставках вооружения повстанцам были приняты администрацией Обамы крайне неохотно и под большим давлением. Причем среди прессингующих были арабские союзники США, а также Великобритания, Франция и очень многие влиятельные американские СМИ и политики, в том числе некоторые члены Демократической партии. Призывы к Обаме сделать что-то, дабы положить конец бойне”, поставили президента в свете его бездействия в крайне неловкое поражение. Тем более что факты применения химического оружия (все началось с подачи главы аналитического отдела АМАНа бригадного генерала Эйтана Брюна) уже ни у кого не вызывают сомнения. Что говорить о давлении извне, если, как написал 19 июня прекрасно осведомленный американский журналист Джефри Гольдберг, на том самом совещании в Белом доме 12 июня, когда в итоге было решено поставлять повстанцам оружие, госсекретарь Джон Керри настойчиво требовал от главы Объединенного комитета начальников штабов Мартина Демпси согласия на начало немедленной воздушной операции в Сирии.

Демпси, позиция которого в этом плане совпадает с позицией Обамы, в ответ твердо заявил о нецелесообразности такой атаки. По его словам, атака должна быть крупномасштабной и включать как минимум 700 вылетов только на подавление сирийского ПВО, но, что самое главное, результаты такого вмешательства абсолютно непредсказуемы. В Пентагоне прекрасно понимают, что можно легко ускорить падение режима Асада, но это вовсе не значит, что ситуация в Сирии стабилизируется и огромный клубок сирийских проблем, включая гигантские запасы химического оружия, благополучно разрешится. Как раз наоборот, положение может серьезно ухудшиться, причем кое-что из этого негатива может перепасть и соседним странам, союзникам США. Во многом для того чтобы успокоить одну из них, а также дополнительно надавить на Асада, Белый дом решил оставить в Иордании на неопределенный срок батарею зенитных ракет “Пэтриот”, эскадрилью истребителей F-16 и несколько сот морских пехотинцев, участвовавших здесь в военных учениях.

Несмотря на все это, говорить о создании в обозримом будущем бесполетной зоны над Сирией не приходится. Формально этот сценарий в Вашингтоне не исключают, но фактически он крайне нежелателен для США, и актуальным его могут сделать только какие-то очень серьезные непредвиденные события. Уже на этой неделе о полном разрыве дипломатических отношений с Дамаском объявил Египет, но в данном случае речь идет о чисто символическом шаге.

Ситуация в Сирии была главной на повестке дня саммита “большой восьмерки”, прошедшего на днях в Северной Ирландии. В позициях западных стран с одной стороны и России — с другой, как и ожидалось, существенного сближения не произошло. Заявление Вашингтона об использовании Асадом химического оружия было поставлено Москвой под сомнение, а решение о поставках оружия вызвало глубокое недовольство. Итоговое коммюнике носило общий и декларативный характер. Так, участники констатировали необходимость проведения в Женеве, уже ставшей притчей во языцех конференции по урегулированию сирийского конфликта. Надо ли говорить, что даже если такая конференция в итоге состоится, вряд ли ее потенциальные участники придут к какому-либо соглашению, тем более что среди сирийских повстанцев нет единой позиции?! Призыв к противникам работать на ниве политического урегулирования конструктивно не может не вызвать улыбки. До сих пор ни те, ни другие не дали ни малейшего повода заподозрить их в реальности труда на этой ниве. Поэтому мало оснований рассчитывать на какие-то перемены в будущем.

Еще одним наглядным примером бессмысленных деклараций стало осуждение участниками саммита применения в Сирии химического оружия. Осудить-то его осудили, но если одни (Запад) заявляют, что за этим стоит Асад, а другие (Москва), что то ли это повстанцы, то ли применению химии лоялистами нет достаточных доказательств, какой все это имеет смысл? За исключением еще одного пункта, все остальное, пожалуй, не заслуживает даже упоминания. В пункте, о котором идет речь, содержится призыв к повстанцам и лоялистам заняться выдворением из Сирии “Аль-Каиды”, то бишь добровольцев-джихадистов из разных стран и их местных сторонников, воющих против Асада. Что касается лоялистов, они и так являются врагами этих исламистов, хотя исламисты из шиитской “Хизбаллы” воюют как раз за Асада. Ну а в отношении повстанцев этот призыв иначе как абсурдным не назовешь. На данный момент для светских сирийских группировок первостепенным врагом является дамасский режим, и это абсолютно очевидно. Вполне вероятно, что противостояние с исламистами, местными и пришлыми, встанет на повестку дня после ухода Асада со сцены, но на данный момент приоритеты ясны, и это не борьба союзников, к которой как бы всерьез, а скорее в качестве дани “правильным понятиям”, призывают члены “большой восьмерки”…

Давид ШАРП, “Новости недели” — “Континент”