Спор с «Мемориалом» не закончен

Как нужно структурировать и представлять списки имен жертв политических репрессий на мемориальных сооружениях в местах их массовых погребений и казней.

Photo copyright: kremlin.ru

Время дано.
Это не подлежит обсуждению.
Подлежишь обсуждению ты,
разместившийся в нем!
Н.Коржавин

«Мемориал» ответил на мою и Андрея Шалаева****, руководителя проекта «Бессмертный барак» и, наверное, еще чью-то критику и вопросы «Заявлением о Стене памяти в Коммунарке»**. Имен своих критиков «Мемориал» в этом Заявлении не упомянул.

Сразу скажу, что я не историк, а геолог по образованию, музейщик по призванию и гражданский активист с политическим темпераментом по характеру. Мнение, которое я высказываю, сложилось у меня в результате чтения воспоминаний и литературы о нашей истории и о политических репрессиях в СССР. Ну и на основании личного политического опыта тоже.

Предмет спора с «Мемориалом» и читателями, поддерживающими его позицию, – как нужно структурировать и представлять списки имен жертв политических репрессий на мемориальных сооружениях в местах их массовых погребений и казней, в частности на «Стене памяти» в Коммунарке?

Позже я предмет спора уточню и расскажу о позициях сторон в этом споре. А сейчас скажу о предпосылках, которыми руководствуюсь в этой дискуссии.

Жертв политических репрессий сталинской эпохи, с точки зрения их ответственности за происходившие в СССР политические репрессии, я делю на три когорты (термин «когорта» применяется в социологии).

1. I. Первая когорта – это миллионы репрессированных в СССР в сталинскую эпоху людей, которые до своего ареста просто жили и устраивали свою жизнь, зарабатывая, чего-то добиваясь и чему-то радуясь, любя и огорчаясь, обсуждая и радуясь или негодуя на происходящее, но не участвуя активно ни в политической оппозиции и противостоянии режиму ни в осуществлении политических репрессий, точно также как живет сегодня огромное большинство нас, российских граждан.

В этой когорте репрессированных есть (были) ученые и проводники поездов, крестьяне и рабочие, директора заводов и военные, писатели и преподаватели вузов, советские и партийные работники и члены правительства СССР т.д. и т.п.

Для определения исторической ответственности за политические репрессии в СССР этой когорты людей существенны два момента. Во-первых, эти люди не участвовали в политической оппозиции Сталину сначала открытой, а потом подпольной (я имею в виду не настроения и разговоры, а то, что люди не состояли в оппозиционных политических организациях и группах и/или не участвовали в акциях политической оппозиции). Во-вторых, они напрямую не участвовали и в осуществлении политических репрессий (доносы, которые кто-то из них, возможно, писал, я оставляю без внимания, потому что доносам кто-то либо давал ход, либо оставлял их без внимания, поэтому этот «кто-то» в механизме репрессий важнее доносчика). Правда, многие голосовали на собраниях за «осуждение выявленных органами врагов народа», даже своих бывших коллег. Воздерживались или выступали против только немногие герои. Но ведь и голосование «за осуждение врагов народа» не было решающим и определяющем элементом в механизме репрессий.

Думаю, что на «Стене памяти» в Коммунарке больше всего имен людей этой первой когорты, которые и жили, в общем-то, «как мы» и вели себя «как мы» до того, как их арестовали по вымышленным Сталиным и сотрудниками органов безопасности и прокуратуры обвинениям и расстреляли на основании выбитых самооговоров и оговоров или просто в превентивных целях.

Назову когорту этих жертв репрессий в совокупности и условно «списком 1». Но этот список 1 для «Стены памяти» в Коммунарке из представленных на ней имен никем пока не составлен.

Историческая ответственность десятков миллионов жертв репрессий из первой когорты («списка 1») за политические репрессии в СССР заключается в том, что они против власти Сталина и репрессий в политической и социальной сферах не восставали и не боролись. Причин много. Отстранялись, не могли, боялись, не знали, как можно противостоять, не были политически организованы, верили пропаганде «о врагах народа», не было лидеров, репрессивный аппарат был чрезвычайно груб и силен, а протест почти всегда означал арест и гибель протестующего и т.д.

Отдаленным аналогом первой когорты жертв политических репрессий сталинской эпохи, не выступавших публично против Сталина, против политических репрессий и ограничения политических прав оппозиции в СССР, но и не участвовавших напрямую в осуществлении политических репрессий против оппозиции, сегодня в эпоху Путина, можно назвать группу бизнесменов политических-эмигрантов и политиков и гражданских активистов, поддержавших приход Путина к власти в 2000 году и сотрудничавших с ним, а затем либо эмигрировавших, либо остающихся в России, но выдавленных из политики.

Условно к первой когорте потенциальных жертв политических репрессий уже нашей, путинской эпохи относятся в своей массе все рядовые российские граждане, не выступающие публично против ограничения и подавления администрацией Путина политической оппозиции в нашей стране и не участвующие в работе силовых и административных структур подавляющих политические права и свободы российской оппозиции…

2. II. Вторую когорту жертв политических репрессий сталинской эпохи, с точки зрения ответственности за политические репрессии, составляют лица, которые сами участвовали в их осуществлении, что подтверждается их подписями на разных документах, оформляющих и «узаконивающих» политически мотивированные репрессии в отношении крестьянства, священников и простых верующих, членов бывших «буржуазных классов», бывших царских чиновников, чинов полиции, царских офицеров, а также участников политической оппозиции Сталину в лице троцкистов , бухаринцев, сапроновцев, рабочей оппозиции, меньшевиков, правых и левых эсэров, бывших кадетов и т.д. Речь идет о конфискации имущества, лишении избирательных прав, высылке за границу, лишении граждан СССР возможности оппозиционной деятельности, ссылке, заключении в лагерь, расстреле. В основном этим занимались сотрудники НКВД, прокуратуры, разного уровня государственные и партийные руководители (члены «троек»), члены ЦК и т.д., которые прежде чем их самих репрессировали по ложным и вымышленным обвинениям, будучи представителями партийной, государственной и административной власти, поддерживали эту политику Сталина и были верны Сталину лично и сами участвовали в осуществлении политических репрессий,

Среди второй когорты жертв есть люди, которые от активной поддержки политики Сталина и его руководства перешли в политическую оппозицию к нему. Например, значительное число делегатов 17 съезда ВКПб, по многим данным проголосовавшим за Кирова и замену Сталина на посту Генсека, я думаю, сами ранее поддерживали и осуществляли политические репрессии против своих политических оппонентов (это должно быть зафиксировано в разных документах). Позже почти все участники 17 Съезда были Сталиным уничтожены и естественно, что они признаны жертвами политических репрессий.

Так или иначе, суть дела заключается в том, что все лица второй когорты жертв политических репрессий, даже если кто-то из них и был участником политической оппозиции Сталину, сами участвовали в осуществлении политических репрессий, которые мы сегодня осуждаем и считаем незаконными.

Много ли на «Стене памяти» в Коммунарке имен людей из второй когорты жертв репрессивной государственно-политической «машины», в которой они были и исполнителями и руководителями я не знаю, но думаю, что довольно много. Может быть, несколько десятков, а может быть и несколько сотен лиц.

Вторая когорта жертв политических репрессий с точки зрения их роли и ответственности за политические репрессии в СССР составляет «список 2». Этот список для «Стены памяти» в Коммунарке из представленных на ней имен уже предложил, видимо, в еще неполном виде Андрей Шалаев (см.: «Реабилитации не подлежат. Коммунарка»****).

Аналогом сталинского Политбюро и ЦК и сталинской администрации, в том числе членов второй когорты жертв политических репрессий сталинской эпохи, несущей ответственность за политически мотивированные репрессии выступают в наше время президент Путин, сотрудники его администрации курирующие подразделения ФСБ по борьбе с «политическим экстремизмом», руководители и сотрудники ФСБ, МВД, ОМОНа, Росгвардии, отдающие приказы и участвующие в разгонах мирных политических демонстраций и арестах и избиениях их участников, ангажированные прокуроры, судьи выносящие приговоры политическим активистам за участие в мирных митингах и демонстрациях, депутаты Госдумы и члены Совета Федерации, принимающие законы ограничивающие права граждан и политической оппозиции на участие выборах (посредством разных фильтров), руководители и члены Избиркомов препятствующие регистрации оппозиционных партий и т.д. В отличие от сталинской эпохи почти никто из сотрудников администрации Путина, в широком смысле слова, осуществляющей политические репрессии (в целом пока намного более мягкие, чем в сталинскую эпоху), Путиным по политическим мотивам не репрессируется, а просто отправляется в отставку.

III. Среди имен жертв политических репрессий на «Стене памяти» в Коммунарке, вероятно, есть десятки или может быть больше, а по стране, наверное, и многие тысячи участников политической оппозиции Сталину и сталинскому режиму, подумать о которых мне предложил историк Никита Соколов.

Историкам и читателям имена многих таких людей известны. Эти люди выступали против Сталина публично. Какими бы политическими идеями оппозиционеры сталинской эпохи не руководствовались, политику и деятельность Сталина они считали ошибочной и даже преступной, как это, например, написал в своем знаменитом письме Сталину Федор Раскольников. Участники политической оппозиции строили планы отстранения Сталина от власти, замены политического руководства государства и изменения внутренней и возможно внешней политики (в какую сторону и в каком направлении это отдельный вопрос).

В последние годы стали широко известны имена репрессированных (вплоть до расстрелов) членов нескольких возникших до и после войны молодежных групп и кружков оппозиционных сталинскому режиму. В частности, бывшим политзаключенным и участником одной из таких групп, скончавшимся в 2016 году Израилем Аркадьевичем Мазусом, по материалам, хранящимся в Центральном архиве ФСБ РФ и его региональных отделениях, были составлены и выпущены книги «Демократический союз. Следственное дело.1928-1929 гг.» М., РОССПЭН, 2010, тираж 2000 экз. (ориентиром для архивных поисков для этой книги послужили материалы «Мемориала») и им же при участии Е.И.Мазус и Н.Н.Михалевой «Подпольные молодежные организации, группы и кружки (1926-1953 гг.) Справочник», М., 2014, из-во «Возвращение», Государственный музей ГУЛАГа, тираж 1000.

Проблема определения ответственности за политические репрессии в СССР людей из числа жертв репрессий – политических оппозиционеров и критиков Сталина заключается в том, что часть боровшихся со Сталиным оппозиционеров в т.ч. «старых большевиков», левых эсеров, троцкистов и т.д. сами на каких-то этапах, находясь во власти, осуществляли и поддерживали политические репрессии в отношении своих политических противников и «чуждых» социальных групп и поэтому включаются нами в когорту 2.

Я предлагаю считать третьей когортой жертв политических репрессий, тех политических противников Сталина, которые сами не участвовали в их осуществлении и принципиально возражали против политически мотивированных репрессий, против кого бы они ни направлялись.

Говоря современным языком, эти люди выражали и защищали в сталинскую эпоху идею создания демократически функционирующего политического общества. Мне кажется, если такие люди среди жертв политических репрессий сталинской эпохи действительно были, мы должны быть им особенно благодарны и знать и почитать их имена. Думаю, историки могут имена таких людей среди имен жертв политических репрессий на «Стене памяти» поискать и если их обнаружат, то для «Стены памяти» можно составить и список

Условным аналогом третьей когорты жертв политических репрессий сталинской эпохи (списка 3), сегодня в России являются, по-моему, подлинные, не фейковые правозащитники. Выступая против авторитарной власти Путина и политически мотивированных преследований людей, подвергаясь за это давлению, правозащитники вместе с тем не поддерживают и идею ограничения избирательных, трудовых и иных политических прав своих политических оппонентов. И кажется, правозащитники даже не поддерживают достаточно популярную у политической оппозиции идею массовой внесудебной люстрации путинских чиновников, когда режим обрушится. Кроме того, к этой группе относятся, по-моему, и некоторые российские оппозиционные, несисистемные политические партии и некоторые российские оппозиционные политические лидеры. Подвергаясь давлению со стороны администрации Путина, они далеки от мысли и призывов к политическим репрессиям направленным на своих противников.

 Теперь можно уточнить предмет спора с «Мемориалом».

Как исторически, политически и этически правильно структурировать и как визуально представить имена жертв политических репрессий посетителям мест их массовых погребений и казней и общественному сознанию?

Существуют два противоположных решения, мнения и ответа на этот вопрос.

Решение «Мемориала» и мнение читателей, поддерживающих его позицию. В дальнейшем будем называть это первым решением. Излагаю его, как понял сам.

На памятниках жертвам репрессий в местах их массовых расстрелов и/или захоронений, там, где архивные данные позволяют составить перечень расстрелянных, «Мемориал» считает возможным и принципиально правильным помещать имена всех жертв политических репрессий в алфавитном порядке одним списком (как в Коммунарке на «Стене памяти») или с дополнительной разбивкой по годам казней и затем также по алфавиту (как на бывшем расстрельном полигоне в Бутово). Точно так же по алфавиту перечислены имена расстрелянных на Коммунарке жертв политрепрессий в книге «Расстрельные списки. Москва 1937-1941 «Коммунарка»-Бутово», М., Общество «Мемориал»-издательство «Звенья», тираж 2000.

Огромное число перечисленных по алфавиту имен жертв на созданной «Мемориалом» «Стене памяти» – 6609 имен, конечно, вызывает у посетителей «Коммунарки» и зрителей «Стены» (памятники делаются в расчете на зрителей) сильные эмоции. Могу предполагать, что «Стена памяти» вызывает у ее зрителей, как и у меня чувства негодования, скорби и ужаса от созерцания списка казненных и прочтения отдельных имен из огромного, «несчетного» числа названных на «Стене памяти» людей, сочувствие к казненным и их близким и осуждение репрессий.

Как я понял, руководители «Мемориала» считают, что по-христиански правильно помнить и представлять зрителям на «Стене памяти» имена всех жертв репрессий не выделяя никого, равным образом и одинаково.

Наше решение, предложение, позиция. В дальнейшем будем называть его вторым решением.

Политически, исторически, общественно и по-человечески важно показать посетителям мест массовых расстрелов и захоронений и зрителям памятников разную роль и разницу в ответственности за политические репрессии в СССР трех когорт жертв политических репрессий. Для этого на «Стене памяти» в Коммунарке (и в мемориальном комплексе на расстрельном полигоне в Бутово) следует представить имена жертв репрессий не общим алфавитным списком, а двумя или тремя вышеописанным когортами (списками 1,2,3) и по алфавиту внутри каждой когорты (списка).

«Список 1» дает возможность не только испытать ужас, страх и жалость к жертвам политических репрессий, которые «как и мы» не участвовали ни в политической оппозиции, ни в репрессиях, но и почувствовать, что и совершенно обычная жизнь не гарантирует людям жизнь и свободу в тоталитарном и авторитарном государстве.

«Список 2» вызывает и сожаление, и неприятие деятельности людей, которые пустили в ход и поддерживали на ходу механизм репрессий, а потом сами пали жертвой этого механизма.

«Список 3» побуждает не только жалеть, но и гордится людьми, которые не только участвовали в политической оппозиции Сталину и его режиму, но и в принципе не одобряли и выступали против политических репрессий по отношению к кому бы то ни было. Эти смелые и благородные люди не только мученики, но предвозвестники будущего демократического политического строя в нашей стране, который когда-нибудь да наступит.

Такое представление имен на «Стене памяти» не соборно, политически не нейтрально и не «по шерстке» кремлевской и московской администрации, ФСБ и РПЦ, но исторически и человечески правильно, хотя, вероятно, будет раздражать кого-то из посетителей «Коммунарки». Что касается христианского отношения и поминовения, то за души людей, чьи имена представлены в «списке 2» верующим людям, наверное, и молиться придется больше, поскольку лица осуществлявшие политические репрессии более других виновны (по церковному «грешны») и несут личную ответственность за политические репрессии.

Выводы

По-моему, визуальное представление и перечисление имен всех жертв политических репрессий единым списком по алфавиту в мемориальных сооружениях, как это сделано «Мемориалом» на «Стене памяти» в «Коммунарке», является сознательным и намеренным нивелированием, смешением, упрощением и смещением ориентиров общественной и народной памяти о сталинской эпохе, о принципиально разной роли и разной ответственности за осуществление политических репрессий в СССР трех разных когорт людей, расстрелянных чекистами на территории «Коммунарки» и Бутово и в других подобных местах.

Единственное что в общественном сознании и в сознании исследователей истории нашей страны объединяет все три когорты жертв политических репрессий сталинской эпохи это то, что все они были жертвами политических установок и правового нигилизма руководителей и «носителей» партийно-государственной власти провозгласивших своей целью создание социалистического и коммунистического общества (в Камбодже в 1970-е годы были еще более ужасные и страшные массовые политические репрессии под маркой «социализма» и «коммунизма»).

Может быть, потому, что все политические репрессии результат правового нигилизма и антидемократического политического строя, «Мемориал» и считает правильным поместить на «Стене памяти» имена расстрелянных и закопанных на «Коммунарке» жертв по алфавиту единым списком?

Но важно и другое. В начале 1990-х и 2000-х составление и выпуск «Книг жертв политических репрессий» по всем областям и регионам России (вышло, наверное, более 80 томов), в которых все жертвы политических репрессий перечислены по алфавиту было огромным достижением и «Мемориала», и многих сотрудников и руководителей ранее закрытых архивов ФСБ, а также массового общественного движения за открытие и обнародование исторической правды о политических репрессиях в СССР (правда, во все изданные «Книги жертв политических репрессий» включены только реабилитированные лица, а допустим, нарком НКВД Ягода, расстрелянный по вымышленным и нелепым обвинениям, но не реабилитированный, поскольку несет ответственность за издание и исполнение преступных приказов о репрессиях, хотя его за это не судили и виновным в этом его по суду и посмертно официально не признали, да и не он один из вышеупомянутой второй когорты жертв по тем же причинам в «Книги жертв политических репрессий» несправедливо не попали).

Составлять в начале 1990-2000-х «Книги жертв политических репрессий» не по алфавиту никому не приходило в голову, так как главной политической, исторической и моральной задачей и желанием всех составителей «Книг памяти жертв политических репрессий…» (возможно, я мотивы составителей идеализирую) было, наконец-то, после десятков лет молчания обнародовать имена всех жертв политических репрессий сталинской эпохи поименно и тем самым выполнить свой исторический, общественный и человеческий долг перед ними! Это стремление было главным, совершенно естественным и совершенно понятным при зарождении «Мемориала» в 1987-1988-1989 годах и в первые годы его исследовательской, собирательской и публикаторской деятельности.

Сегодня же желание «Мемориала» представить на «Стене памяти» в «Коммунарке» единый алфавитный списка жертв по принципу составления «Книг жертв политических репрессий», выпускавшихся уже и 15 и 10 лет назад, по-моему, является историческим и политическим анахронизмом.

Защита принципа представления имен жертв на «Стене памяти» одним списком по алфавиту таким же образом, что и в изданной «Мемориалом» в 2000 году книге «Расстрельные списки. Москва 1937-1941. «Коммунарка», Бутово. Книга памяти жертв политических репрессий» в качестве принципиально и единственно правильного с политической, этической, правовой и христианской точки зрения решения (а не временного, технически самого простого и сегодня м.б. единственно быстро осуществимого решения из-за того, что доступ исследователям в архивы с материалами о политических репрессиях сегодня властями затруднен или закрыт – частичную справедливость этого аргумента я признаю) это уже, по моему, дурной ригоризм и некоторая неискренность в политическом, общественном и человеческом споре!

Сегодня, после публикации огромного числа исследований о механизмах репрессий, представление единого алфавитного списка жертв репрессий на «Стене памяти» в Коммунарке и на плитах мемориального комплекса в Бутово (с разбивкой бутовского списка по годам) является нивелированием и упрощением исторической памяти о сталинской эпохе, противоречит историческому знанию и уже известным фактам об этой эпохе, уравнивает в общественном сознании всех жертв политических репрессий представляя их только в качестве убитых по ложным обвинения лиц, что является только частью правды об их роли и ответственности за проведение репрессий в СССР.

Этот подход конечно более-менее «успокаивает», приемлем для властей и не раздражает общественное сознание: «Что делать! Время было страшное!» Но этот подход намеренно или ненамеренно обманывает общество, поскольку как сказал очень хороший русский поэт – подлежит обсуждению не столько время, сколько разместившиеся в нем люди, а легких времен вообще нет. Думаю, касаются эти слова не только нас, ныне живущих, но и уже умерших людей, в т.ч. жертв политических репрессий.

Единые алфавитные списки жертв репрессий на «Стене памяти» в Коммунарке и на каменных плитах очень значительного (почти как на Пискаревском кладбище жертв ленинградской блокады) мемориального комплекса на бывшем расстрельном полигоне в Бутово, на мой взгляд, вольно или невольно служат интересам российской пропаганды, российской власти и РПЦ, хотя и обществу они тоже служат, поскольку лучше иметь такие общие списки и памятные мемориалы жертв политических репрессий, чем никакие. Но выдавать единые алфавитные списки жертв политических репрессий в «Книгах памяти» и на мемориальных сооружениях за принципиально единственно правильное на все времена решение, по-моему, нельзя.

С точки зрения исторической правды и общественной морали единые алфавитные списки имен жертв на «Стене памяти» в Коммунарке и в мемориальном комплексе в Бутово в определенном отношении ущербны.

Будущее общественное благо «требует», если так можно говорить о будущем представления в мемориальных сооружениях трех или двух разных когорт (трех или двух списков) жертв политических репрессий. Три визуальных списка жертв политических репрессий позволяют публике увидеть, кто из жертв сам участвовал в осуществлении политических репрессий в СССР и несет за них персональную этическую, административную, историческую и, возможно, юридическую ответственность, кто с репрессиями и со Сталиным боролся, а кто, как большинство жертв репрессий сталинской эпохи и как большинство населения нашей страны сегодня просто жил, претерпевая повороты личной судьбы и сознательно отстраняясь от политики.

С тем, что репрессии стали возможны, потому что их осуществляла не «безличная власть» и не «безличное государство», а люди с именами и фамилиями вряд ли возможно спорить.

Уже прошло 65 лет после смерти Сталина и 27 лет после роспуска СССР. Стоит ли и зачем поступать сегодня так, мы поступали в конце 1980 -х и начале 2000-х годов? Как долго мы будем продолжать составлять и издавать «Книги памяти жертв политических репрессий» и ставить на местах массовых расстрелов и захоронений памятники, в которых имена людей, игравших совершенно разную роль в политических репрессиях и сопротивлении режиму печатаются и представляются одним общим списком по алфавиту?

Или пора уже начать думать о переиздании «Книг жертв политрепрессий» и ставить памятники жертвам, разделяя имена жертв в этих книгах и на памятниках на три когорты, так как люди вели себя в жизни и как это было в советской истории: «жертвы не участвовавшие в политической оппозиции режиму Сталина и не участвовавшие в осуществлении политрепрессий», «жертвы, участвовавшие в осуществлении политических репрессий», «жертвы, боровшиеся с режимом Сталина и выступавшие против репрессий»? Можно предложить и лучшие названия.

Ян Рачинский, председатель правления «Мемориала», считает и говорил мне, что негоже на кладбище делить людей на хороших и плохих. На это я отвечаю – «Коммунарка» и бывший расстрельный полигон в Бутово, как и расстрельный «Бабий Яр» в Киеве это не кладбища, хотя на «Коммунарке» и в «Бутово» недавно выстроены церкви. Любой, кто здесь хотя бы раз побывал, чувствует и видит это своими глазами. «Коммунарка» – это место, где людей расстреливали и закапывали в рвах и ямах, никак их не обозначая. И расстрелянных и закопанных здесь во рвах и ямах людей нужно на «Стене памяти» представлять не в качестве хороших и плохих, а по их участию или неучастию в политических репрессиях и участию в противостоянии репрессиям и власти Сталина и его соратников.

Заключение

Первое решение – имена жертв политических репрессий в «Книгах памяти жертв политических репрессий» и на памятных сооружениях в местах массовых казней и захоронений жертв репрессий сталинской эпохи нужно представлять в алфавитном порядке поддерживают, я думаю, Путин, администрация Кремля и руководство ФСБ.

Этим объяснятся, в частности, и то, что Кремль и ФСБ при Путине крайне затрудняют исследователям и простым гражданам доступ во все российские архивы и архивные фонды, касающиеся политических репрессий в СССР.

Отношение Путина, кремлевской администрации и ФСБ и РПЦ к сталинскому руководству, к партийным органам, органам безопасности , прокуратуры, а также к их руководителям и сотрудникам проводивших репрессии такое же двойственное, как и у большинства (?) нашего народа: можно и следует осудить репрессии, нужно знать и помнить о репрессиях и их жертвах, скорбеть о жертвах, и одновременно можно и нужно не только простить и советское руководство, и органы безопасности, осуществлявших репрессии, но следует также и гордиться ими, так как они представляли и защищали советское государство, осуществляли государственную власть и служили государству. Что касается сотрудников партийных органов и органов безопасности, осуществлявших репрессии, о них лучше не говорить и публичных оценок их деятельности не давать. Этим, по-моему, и объясняется что на плитах каменной горки в составе государственного памятника «Стена Скорби» открытой в Москве 30 октября 2017 года Путиным и Патриархом (и Владимиром Лукиным, бывшим уполномоченным по правам человека при президенте) начертаны, как уже пришлось говорить слова: «Знать. Помнить. Осудить. Простить».

Это первое, «соборное» решение, я уверен, одобряет и поддерживает РПЦ. Поддержка РПЦ вытекает и из религиозной доктрины и из конформизма РПЦ.

Первое решение также принимает, реализует и защищает «Международный Мемориал» и сторонники его позиции. Ранее, в конце 1980 – начале 2000 оно было новаторством. В наши дни оно стало историческим анахронизмом. И, к сожалению, что очень важно, это решение по большому счету не зависит от того, есть у сотрудников «Мемориала» сегодня и будет ли завтра доступ в архивы и возможность составления на основании различных документов, исследований и публикаций списков жертв политических репрессий по когортам или нет. Если бы это было не так, «Мемориал» заявил бы, что думает и начинает работу над вторым решением и при первой возможности его осуществит.

Хочу резюмировать, что почти всеобщая поддержка первого решения не означает, что оно бесспорно.

Второе решение – имена жертв при переиздании «Книг памяти» и на памятниках в местах массовых расстрелов и захоронений нужно помещать и давать по двум или трем вышеописанным когортам, а не одним общим алфавитным списком в настоящее время поддерживают единицы исследователей, гражданских активистов и, вероятно, немногие читатели.

В свою очередь, почти полное отсутствие в настоящее время поддержки второго решения не означает, что оно неправильно.

За вторым решением, по-моему, стоит будущее, поскольку страна и общество в конце концов должны развиваться и изменяться. Вместе со страной изменится и подход к публикации и структуризации списков жертв политических репрессий в новых переизданиях «Книг памяти жертв …» и на мемориальных сооружениях. И если для расстрельного полигона в Бутово, созданного из камня «на века», переделка на основе второго решения невозможна, то для временной «Стены памяти» на «Коммунарке» ее переделка и изменение на основе второго решения в будущем вполне возможна.

Вопросы

На заданные мной председателю правления «Международного Мемориала» Яну Рачинскому в переписке в фейсбуке и в моих заметках на «Эхо Москвы» и Каспаров.ру два вопроса, он не ответил.

Повторю эти вопросы:

1. Кто именно из сотрудников «Мемориала» принял коллегиальное (надеюсь) решение о помещении имен жертв политических репрессий на «Стене памяти» одним общем списком по алфавиту, несмотря на то, что исторически роль людей расстрелянных и закопанных во рвах и ямах на «Коммунарке» в поддержке власти Сталина и осуществлении политических репрессий принципиально различна?

Имена конкретных лиц принявших это решение важно знать, чтобы понимать, с кем идет спор и для истории это тоже интересно. Все-таки «Мемориал» это не ЦК КПСС, выпускающее заявление неподписанное лицами, которые его приняли, а «от имени инстанции».

2. Хотелось бы знать, с какими органами и инстанциями руководство «Мемориала» согласовывало и какие инстанции давали разрешение на установление «Стены памяти» на «Коммунарке»? Без согласования с рядом инстанций установить пусть даже временную конструкцию и такое сооружение как «Стена памяти» на объекте, имеющем официальный статус «объект культурного наследия регионального значения – памятник истории», невозможно. Ответ на это вопрос важен для понимания, какие инстанции утвердили «первое решение» и его поддерживают.

Сноски и ссылки:

* Википедия. «Со 2 сентября 1937 года этот спецобъект НКВД СССР стал местом массового уничтожения различных высокопоставленных деятелей^[3][4]. Здесь казнили приговорённых к смерти Военной коллегией Верховного Суда СССР. Казнь происходила в день вынесения приговора^[3][4].

По оценкам экспертной комиссии Министерства безопасности Российской Федерации, выполненным в 1993 году, на полигоне «Коммунарка» покоится прах от 10 до 11,4 тысяч человек. Из них по состоянию на 2010 год менее 5 тысяч человек были известны поимённо и внесены в списки, составленные обществом «Мемориал»^[6]»

** «Заявление Международного «Мемориала» о Стене памяти в «Коммунарке»» https://www.memo.ru/ru-ru/memorial/departments/intermemorial/news/205?fbclid=IwAR3ej3VGJqI5xbYULDsSEe-5lMlpNze67XdyKH_rkj6xXL9RR82dOHpqSRg

*** Многие мои читатели поддержали в фейсбуке позицию «Мемориала». Хотелось бы, чтобы поддерживая позицию «Мемориала», люди правильно представляли себе и мои возражения касающиеся представления по алфавиту имен тысяч жертв репрессий на «Стене памяти» в Коммунарке.

Вот ссылки на мои предыдущие публикации по этому вопросу:

«Третий список» 15 ноября 2018
https://echo.msk.ru/blog/samodurov/2315629-echo/

Достаточно ли ужаса и скорби или нужно нечто еще? 13 ноября 2018
https://echo.msk.ru/blog/samodurov/2314641-echo/

Я не фанатик, но есть вещи которые «Мемориалу» не нужно делать. 11 ноября 2018
https://echo.msk.ru/blog/samodurov/2312814-echo/

Бремя выбора 8 ноября 2018
https://echo.msk.ru/blog/samodurov/2311230-echo/

Зачем скрывать имена лиц, осуществлявших политические репрессии в СССР? 6 ноября 2018
https://echo.msk.ru/blog/samodurov/2309899-echo/

Задача сохранения памяти о политических репрессиях шире возвращения имен их жертвам 1 ноября 2018
https://echo.msk.ru/blog/samodurov/2307178-echo/

По следам дискуссии о Стене памяти на спецобъекте «Коммунарка» 30 октября 2018
https://echo.msk.ru/blog/samodurov/2305813-echo/

О реабилитированных опричниках 28 октября 2018
https://echo.msk.ru/blog/samodurov/2304514-echo/

**** Андрей Шалаев «Реабилитации не подлежат. Коммунарка» https://www.kasparov.ru/material.php?id=5BEB5C5E4B446

3 декабря 2018 года, Юрий Самодуров, Москва,

samodurov51@mail.ru