Спасти рядового ветерана

По поводу торжественных мероприятий на Красной площади 7-го ноября сего года мэр Москвы Сергей Собянин говорил все правильно. По-советски. Про подвиг ветеранов, про уважение к ним, про память об их героических военных буднях.

Но выходит, как всегда: много делается для всех, но, когда дело касается каждого, тут случаются заведомые сбои, поскольку не так заметна отдельная ситуация на фоне помпезных свершений и лозунгов.

Я не устал требовать от Департамента здравоохранения города Москвы ответов на вопросы про лечение отца в филиале 3 больницы имени Боткина.

Но Департамент здравоохранения демонстративно уклоняется от ответственности за происшедшее. И мои обращения по данному поводу запросто игнорирует.

А для того, чтобы я не надоедал больше чиновникам от здравоохранения столицы, меня переадресовали к руководству больницы имени Боткина: есть у вас вопросы, спрашивайте у них, а нас больше не беспокойте.

Две недели телефонных переговоров, и я сижу в кабинете заместителя главного врача по лечебной части больницы имени Боткина И.П. Парфенова.

Мне, через полгода после смерти отца в филиале этой больницы, хотелось услышать хотя бы извинения за то, что отцу в последние дни и часы его жизни привелось испытывать такие муки и мытарства.

Но не услышал. Слова соболезнования прозвучали дежурно, с банальной интонацией, почти скороговоркой.

Все мои замечания Игорь Павлович легко парировал.

Да, участник войны лежал в коридоре терапевтического отделения, но ведь рядом с постом медсестры (доказать этого невозможно, во-первых, а, во-вторых, даже если и так – к посту подходят постоянно пациенты и потому вероятность заразиться чем-то или простыть достаточно велика).

Да, отцу стало хуже во время пребывания в филиале 3, но ведь лучшие врачи больницы в ежедневном режиме проводили консилиумы по состоянию его здоровья (так я и поверил, что они бросали все свои дела и занимались только лечением отца) и предлагали меры по стабилизации ситуации (но тогда логично спросить – или меры были запоздавшими, или на местах рекомендации руководства больницы не исполняли должным образом, поскольку отцу с каждым часом становилось все хуже).

Да, руководители филиала 3 были уволены, но не по статье о профнепригодности, а по собственному желанию. То, что случилось это после смерти отца – чистое совпадение, и не более того.

Да, более 10 человек из медперсонала филиала 3 получили административные взыскания. Но отнюдь не за то, что плохо лечили отца, а за то, что неправильно оформляли документацию, связанную с его лечением.

И потому своей вины в его смерти больница имени Боткина не видит, и извиняться за трагическое стечение обстоятельств не собирается.

Такой вот получил ответ от руководства больницы имени Боткина.

От Департамента здравоохранения уже тогда, когда отца не стало, получал по сути издевательские тексты за подписью нынешнего руководителя министерства здоровья Москвы.

От заместителя мэра Москвы по социальным вопросам, Л.М. Печатникова письмо пришло один раз. И там тоже ни слова про ответственность медработников и извинения: никто не виноват, раз с болезнью престарелого человека не смогли справиться (или не захотели, добавлю я).

А раз Сергей Собянин так прочувствованно и красиво говорит про ветеранов войны, хотелось бы именно от него получить ответ по затронутой здесь теме: свои обращения я направляю, как правило, на Горячую линию Мэрии Москвы, а письма мне иногда присылают не из Мэрии почему-то, а из совсем других организаций, переписывая их под копирку почти из тех материалов, что присылают по запросу начальства подчиненные им структуры.

Вспомнилось, что, когда проходила избирательная кампания по выборам депутатов Мосгордумы, на номер моего телефона пришло персональное приглашение от абонента MosSobyanin, а другие члены нашей семьи то же самое получили по обычной почте.

То есть, руководству города известны номера моих телефонов и почтовый адрес, так что ничто не мешает на волне уважения к памяти ветеранов войны разобраться в обстоятельствах лечения и ухода отца из жизни. И дать в связи с этим такой ответ, который бы оказался честным, точным и внятным.

Разговор с Игорем Павловичем Парфеновым заканчивался уже в начале шестого вечера. Он все чаще прерывался и посматривал на часы, которые висели у меня за спиной.

А я смотрел в его непроницаемое лицо, и думал: конец рабочего дня, а у заместителя главного врача больницы халат такой фантастической белизны, как будто он еще и не начинал свою служебную деятельность. Белизна халата врача осталась в памяти единственным впечатлением от прошедшей с ним встречи. На все остальное не хотелось обращать внимание, потому что, на мой субъективный взгляд, разговор должен был проходить по-другому. Но я ошибся.

Илья Абель