Сомнительный профессионализм

Убедившись, что неоднократные собственные материалы в интернете и обращения в профильные инстанции от Министерства здравоохранения России до Мосгордумы не дают никакого результата по должному разбирательству того, как в одной из московских больниц до смерти залечили моего отца, решил обратиться в так называемую либеральную прессу.

Материалы направлял в десяток или больше изданий. Но они заинтересовали только одно – «Общую газету».

В свое время она была передовым, бойким и серьезным изданием, возникшим, как следует из его названия, в августе 1991 года , как отклик на антисоветский путч.

Потом она меняла редактора, название, а теперь снова существует, кажется, только в интернет-версии именно по старому названию «Общая газета».

Сговорились с журналистом, который мне предложил сделать об отце материал. Мое интервью было записано на магнитофон, все необходимые дополнительные материалы сразу или по требованию потом были переданы уважаемому представителю известной газеты.

И – тишина. На письма – непонятные по неконкретности ответы.

Через месяц после встречи с автором случайно обнаружил в интернете материал, который описывал ситуацию с моим отцом. Подписан он был другой фамилией, перевирал все возможные факты, о которых я рассказывал.

Журналисту случай с отцом нужен был просто в качестве факта для того, чтобы показать, как министерство не заботится о здоровье российских граждан.

Все бы ничего, но тенденциозность материала «Жизнь как погрешность» оказалась настолько прямолинейной, что трагедия нашей семьи вписана была в текст статьи аляповато и даже цинично. Хотя в подробностях и было все дело. Но не до них было тому, кто данный пафосный пасквиль написал.

У меня возник естественный вопрос: как сведения, сообщенные мною одному журналисту, оказались у другого? А также: почему ни тот, кому я рассказывал об отце, ни тот, кто писал об этом без моего ведома и согласия, не связались со мною, чтобы уточнить факты и сведения.

Больше всего поразило то, что неведомый мне автор ссылался на мое интервью, которое я ему не давал. И выходило, что все неточности в тексте не из-за невнимательности журналиста, а по моей вине, что уж никак не мог принять без сопротивления.

Мне нет дела до тенденциозности текста, но уж явное не надо было перевирать даже в угоду авторскому запалу и напору.

Связался с тем, с кем реально встречался. Он не смог мне объяснить, почему не ему, а другому удалось использовать мои слова. Единственное, что мне удалось добиться – материал сняли с полосы. И теперь ссылка на него выводит на совершенно другой текст.

Написал не одно письмо редактору «Общей газеты», автору статьи об отце, журналисту, с которым встречался по данному поводу – и снова тишина, полное, непробиваемое молчание.

Ни объяснений, ни извинений.

И только устное обещание, что настоящий (!) материал об отце готов, и он скоро выйдет в должном виде.

Но, обжегшись один раз с вроде бы солидным изданием, я письменно известил руководство его о том, что уже не хочу, чтобы на его страницах что-то было написано о том, что мне больно и горько было переживать весной прошлого года.

Если сразу не смогли или не захотели сделать хорошо, если сразу не нашли возможности связаться со мною, как это следовало бы с точки зрения профессиональной этики, то уж лучше совсем ничего, чем неизвестно какой дубль на ту же тему.

Короче, или хорошо, или никак.

И, если такое встречаешь с изданием, у которого по прошлым заслугам еще сохранилась какая-то приличная репутация, то что же тогда говорить о всех остальных, репутация коих их не волнует.

Если трагедия лишь повод для журналистских экзерсисов без сочувствия и уважения, то не надо вовсе ничего говорить, памятуя о том, что или хорошо, или ничего.

Вывод: российская пресса равнодушна по большому счету к печальным сторонам российской действительности. Они освещаются демагогически, в контексте того, что нужно газете, при этом судьба конкретного человека волнует авторов ее ровно настолько, насколько нужно вписать ее в свои догмы и измышления по ходу дела.

Грустно об этом писать, но факт остается фактом – здесь пресса стала беззубой, сервильной и по сути своей – бесполезной.

Что есть, то есть, как итог соглашательства, уступок, отступлений.

25 лет назад «Общая газета» не испугалась последствий попытки государственного переворота, теперь не может опубликовать хорошо написанную статью без обобщений и примитивной демагогичности.

Такой вот прогресс мастерства и профессионализма. Или – финал естественный и закономерный, поскольку в свободомыслии отступать уже некуда, а фронда уже непозволительна почти однозначно.

Илья Абель