Смерть нигилизма

В эту самую бессмысленную из всех годовщин тургеневский Базаров, если бы он дожил до наших дней, не узнал бы ту философию, родоначальником которой стал

Ровно сто пятьдесят лет назад родилось философское течение под названием «нигилизм». При его появлении на свет роль повивальной бабки сыграл великий русский писатель Иван Тургенев. В своем самом известном романе «Отцы и дети», опубликованном весной 1862 года, он явил миру такую грандиозную фигуру, как Евгений Базаров. Врач по профессии и нигилист по образу мыслей, Базаров, если бы он дожил до наших дней, вряд ли узнал бы то, во что превратилась философия, родоначальником которой он стал. Сегодняшний нигилизм сильно отличается от того мировоззрения, каким он когда-то являлся, поэтому можно сказать, что мы отмечаем самую бессмысленную из всех годовщин.

В образе Базарова Тургенев изобразил представителя узкого кружка молодых российских интеллигентов, противостоявших той мрачной реальности, которая царила в стране в эпоху правления Николая I. Эти мужчины и женщины, образованные и имеющие идеалы, чувствовали, что им некуда идти, ведь с одной стороны находилось крайне реакционное государство, а с другой они видели неграмотных и нищих крестьян. Лишенные всякой сентиментальности и даже жестокие, эти молодые люди смотрели на окружающий мир свысока, презирая тех, кто читал наизусть стихи Пушкина ничуть не меньше, чем царских тюремщиков.

Те, кого Федор Достоевский называл «пролетариатом семинаристов», издевались над поколением своих отцов, считали их слабохарактерными и беспомощными людьми и отвергали их либеральные идеалы, как изжившие себя и неуместные. Для такой молодежи был один идеал — наука. Познавали мир они исключительно хирургическими методами, препарируя человеческие страсти и стремления точно так же, как в романе Базаров режет лягушек и трупы, изучая анатомию живых организмов. Их единственная цель заключалась в том, чтобы разрушить деспотическое и костное царское государство, а также и все, что его окружает. «Мы все отрицаем», — говорит Базаров в одном из эпизодов романа, а затем добавляет, объясняя, что последует за разрушением: «Это уже не наше дело… Сперва нужно место расчистить».

Однако расчистить место Базарову не удается. На самом деле, молодого человека губит именно то, что он так рьяно отрицал. Считая любовь «романтическим мусором», он, тем не менее, увлекается очаровательной местной аристократкой, которая отказывает ему во взаимности. Ее отказ буквально уничтожает Базарова, он не в силах справиться со своими чувствами. В результате молодой человек совершает безрассудный поступок, взявшись за вскрытие тела человека, скончавшегося от инфекционного заболевания. Порезав палец во время этой процедуры, Базаров заражается тифом. Перед смертью он отказывается от исповеди и таинства причастия, и умирает, оплакиваемый только своими престарелыми родителями.

Хотя непосредственной причиной смерти Базарова стал тиф, его настоящим убийцей был сам Тургенев. Образ, который он создал, поверг писателя в ужас, подобно тому, как Виктор Франкенштейн ужаснулся своему творению. «Я не знал, что с ним делать, — писал Тургенев в письме несколько лет спустя, — я чувствовал, что на свет появляется нечто, доныне неизвестное. Я видел новых людей, однако не мог представить себе, как они будут себя вести, и что с ними будет дальше». Не имея достаточно воображения, чтобы жить с нигилистом, Тургенев просто умертвил его.

Тем не менее, Базаров продолжал жить в воспаленном мозгу тех, кто стремился опрокинуть то, что уже рушилось в Европе на рубеже веков. Среди них были не только революционеры, ставящие целью политический переворот, но и величайший философ-революционер своей эпохи Фридрих Ницше. Гордившийся тем, что он был первым мыслителем, воспринявшим нигилизм всерьез, Ницше восхищался романом Тургенева, хотя и не терпел либеральных взглядов писателя. Если верить Лу Андреас-Саломе (Lou Andreas-Salomé), бывшей предметом страсти философа, при встрече в городском саду Баден-Бадена в 1875 году Тургенев и Ницше обменялись взглядами, не сказав друг другу ни слова.

Образ Базарова потряс воображение Ницше потому, что страдавший близорукостью и мигренями немец чувствовал себя очень одиноким в мире, который был настолько слеп, что не замечал подстерегавшую его опасность. «Вплоть до сегодняшнего дня я вынужден терпеть настоящую пытку: все законы, управляющие развитием событий в нашей жизни, как мне кажется, противоречат тем ценностям, ради которых мы эту жизнь выносим, — писал философ в 1888 году, — однако многие, похоже, от этого вовсе не страдают». Как и безумец из его произведения «Так говорил Заратустра», провозгласивший, что Бог умер, Ницше предупреждал своих современников о том, что все религиозные, моральные и научные взгляды, которыми они руководствуются в жизни, являются сплошной ложью. Разум, как кислота, разъедает не только сами основы веры, но и свои собственные фундаментальные принципы. Мы похожи на телезрителей, познающих природу путем просмотра передач на канале «Discovery», ведь все, что у нас есть, это наши собственные представления об окружающем мире. Ницше понял, что этого мало для тех, кто нуждается в поддержке со стороны некоей трансцендентальной сущности.

Что же нам делать? Торжествовать, как предлагал Ницше? Базаров бунтовал против репрессивного государства и мракобесия, а Ницше выступал против наших иллюзорных взглядов на окружающий мир, для которых также характерны деспотия и обскурантизм. Мир, лишенный всякого смысла, несравненно более страшен, чем тот, фундаментом которого являются царские тюрьмы. Однако понимание этого представляет собой только первый шаг в процессе излечения от болезни. Осознав, насколько чудовищным является полное отсутствие смысла и целей, мы становимся свободными и можем создавать себя заново. «Мир не стоит того, во что мы верили», — пишет Ницше в своей книге «Веселая наука», вышедшей в 1862 году, а затем добавляет: «Однако он мог бы стоить гораздо больше, чем мы считали».

Как мы знаем сейчас, он может и обесцениться. С того времени прошло больше века, и нигилизм уже не тот, каким он был в то время. В отличие от Базарова и Заратустры, которые смело бросили вызов окружающему миру, мы живем в эпоху, когда само понятие бессмысленности лишено всякого смысла. Кое-кто считает, что так и должно быть. Как писал британский литературовед Терри Иглтон (Terry Eagleton) в своей книге «Смысл жизни» (The Meaning of Life), вышедшей в свет в 2007 году, все мужчины и женщины размышляют о смысле жизни, однако «некоторые из них, по вполне понятным историческим причинам, склонны размышлять об этом интенсивнее других». Г-н Иглтон считает, что в нашу эпоху отсутствует потребность в подобных философских изысканиях, причем он относится к такой ситуации весьма хладнокровно и невозмутимо.

Даже современных философов, таких, например, как Томас Нэйджел (Thomas Nagel), которые считают, что в понятии «ничто» есть что-то жуткое и сверхъестественное, это совсем не трогает. В своем эссе «Абсурд» (The Absurd) 1971 года г-н Нэйджел признает, что нигилизм «пытается выразить некую идею, которую трудно сформулировать, однако в своей основе она является верной». Подобное настроение отражает некую непреходящую истину, касающуюся нашей жизни — тот шок, который мы испытываем, когда пытаемся выйти за рамки своего мирка и осмыслить «взгляд из неоткуда», ведь тогда мы ощущаем диссонанс между той важностью, которую приписываем повседневным делам, и их абсолютной незначительностью.

Тем не менее, как пишет дальше г-н Нэйджел, такое положение вещей вряд ли может служить достаточным объяснением для тех позиций, которые занимали Базаров и Ницше, а также, если уж на то пошло, Жан-Поль Сартр или Альбер Камю. Вместо этого философ иронично замечает, что самой верной реакцией на осознание того, что с космической точки зрения наша жизнь не имеет никакого значения, будет вопрос: «Что? Я должен об этом беспокоиться?» Короче говоря, моя жизнь — это что-то вроде эпизода из комедийного сериала «Сайнфелд», поэтому вместо того, чтобы смотреть фильм ни о чем, я лучше проживу жизнь, не имеющую никакого смысла. Хотите смейтесь, хотите нет.

Ницше предупреждал о том, что первой жертвой нигилизма стало наше достоинство. В 150-ю годовщину рождения и смерти Базарова можно поразмышлять о той странной метаморфозе, которая произошла с его взглядами. Неужели ироничная реакция, характерная для нынешней эпохи, является симптомом некоей болезни, которую выдают за средство излечения? Неужели эта болезнь стала настолько привычной, что мы считаем ее признаком здоровья? А, может быть, нам просто следует уделить внимание тому, что мы потеряли, и постараться сохранить память о нем?

Роберт ЗАРЕЦКИЙ (Robert Zaretsky)
The Wall Street Journal
rus.ruvr.ru

 Роберт Зарецкий — профессор истории из Онорз-колледжа Хьюстонского университета, автор книги «Альбер Камю: зарисовки к биографии» (“Albert Camus: Elements of a Life”), опубликованной издательством Cornell в 2010 году.