Бася – маленькая старушка: сухонькая, с непослушными волосами, с бледным лицом и рябоватой пергаментной старческой кожей на детских руках. Она ходит в чёрной шубке из искусственного меха – ей теперь все время холодно.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Всякий раз после субботней службы раввин нашей синагоги сажает немногочисленных прихожан за общий стол.
Большая бутылка водки идёт по кругу; разрезается, разламывается хала; раскладывается по тарелкам незамысловатая закуска.
Бася всегда сидит напротив меня. Она слегка шамкает губами, будто что-то бормочет – и роняет крошки халы на воротник своей искусственной шубы.
Она подносит к губам пластиковую рюмочку с клюквенным соком, и смотрит куда-то поверх моей головы.
Много лет назад, когда Бася была совсем маленькой, она жила в крошечном городке посередине большого мира.
В раскрытое окно ударяло яркое солнце. Его лучи преломлялись в гранях прозрачного графина на столе, загадочно раскрывались на деревянном полу аккуратной лёгкой радугой.
Она ходила босиком по радуге, чтобы радоваться жизни. И она радовалась жизни, и не знала, что где-то далеко есть странные люди, которые уже решили, что совершенно необходимо, во что бы то ни стало, им нужно убить маленькую Басю.
Чтобы убить Басю, они соорудили танки и самолеты; вооружили солдат и научили их красиво маршировать – так, чтобы сверкали их штыки и каски. Они соткали громадные флаги, чтобы праздновать победу над маленькой Басей. Чтобы убить Басю, они захватывали одну страну за другой: заключали союзы и нарушали договоры, были вероломны и изворотливы, расчётливы и беспощадны.
Лидеры кричали в микрофоны перед огромными сборищами ликующих людей, и долгое лающее эхо висело над толпой. И все они соглашались, что совершенно необходимо, во что бы то ни стало, им нужно убить Басю.
Были даже построены специальные лагеря смерти – с подъездными путями, трубами, вышками, псарнями и массивными воротами.
Настал день, когда они пришли в крошечный городок посередине большого мира и собрали всех на вокзальной площади. Они так хотели убить Басю, что решили убить всех – чтобы не промахнуться. Они стреляли, но промахнулись. Маленькая Бася выбралась из ямы мёртвых, и спряталась в лесу.
Она собирала влажную болотную клюкву – и жила.
Когда они поняли, что Бася осталась жива, пришлось снарядить специальный отряд, чтобы найти её. Злые собаки надрывались до хрипоты, и долгое лающее эхо висело над лесом.
Люди в касках спотыкались о корни деревьев, проваливались в жирную жижу болот. Колючие еловые ветки стегали наотмашь, и люди вытирали струи дождя и капли пота с оцарапанных лиц.
Они терпели всё это ради одной важной цели – им совершенно необходимо, просто обязательно нужно было убить Басю.
И они нашли её.
Прижавшись спиной к берёзе, маленькая Бася сидела и смотрела куда-то поверх людей и собак. Её губы слегка шевелились так, будто она что-то бормотала. Ей было холодно.
Трава пахла отшумевшим дождём, солнце искрилось в листьях, – а сквозь эти листья и хвою загадочно проглядывал кусочек аккуратной лёгкой радуги.
Люди, которые хотели убить Басю, могли бы сделать это прямо там, в лесу. Но они решили, что так будет слишком просто. Ведь они уже построили специальные лагеря – с подъездными путями, трубами, вышками, псарнями и массивными воротами.
Они переводили Басю из одного лагеря в другой: иногда в холодном вагоне, иногда пешком многодневным маршем. Они подгоняли её прикладами в спину. Они торопились.
В трёх разных лагерях пытались они убить Басю, но Бася жила.
Отпылали пожарами и опустели города. Отгромыхали и застыли на чужих полях тяжёлые танки. Стало тихо посередине большого мира. Так тихо, что было слышно, как бесприютно скрипит, покачиваясь на ветру дверь, за которой не было теперь ни дома, ни прозрачного графина на столе, ни аккуратной лёгкой радуги.
Победные знамёна сожгли на площади. Каски и штыки переплавили на детские велосипеды и коляски. Умерли все люди, которые хотели убить Басю. А Бася живёт.
Вот только ей теперь все время холодно, поэтому она никогда не снимает чёрную шубку из искусственного меха.
Когда весёлый раввин поднимает пластиковую рюмочку и говорит: «Лехаим! За жизнь!», «За жизнь!» – повторяет за ним нестройный хор прихожан.
«За жизнь, – тихо шепчет Бася. – За то, чтобы радоваться жизни».
Она пьёт клюквенный сок. Её взгляд устремлён куда-то поверх моей головы, и я машинально оборачиваюсь, чтобы понять, куда она смотрит.
Там, за моей спиной закрытое шторой окно.
Штора закрывает окно неплотно, и острый солнечный луч, преломляясь в небольшой трещине в верхней части окна, загадочно раскладывается аккуратной лёгкой радугой.
Был один человек, и имел он внешность.
Тут нет ничего удивительного – ведь все люди имеют внешность. Но этот человек, о котором теперь наш рассказ написан, имел совершенно удивительную внешность! Где бы он ни появлялся, везде кто-нибудь обращал на его внешность внимание.
– С вашей-то внешностью я бы вообще помалкивал, – говорили ему одни.
– С такой внешностью нужно быть скромнее, – настойчиво советовали другие.
– Уж уехали бы вы куда-нибудь подальше с такой внешностью, – обобщали третьи. Того и гляди, ударят кулаком по внешности.
Так и прожил человек всю свою жизнь молчаливо и скромно: много не говорил, не высовывался, не выделялся. И было ему плохо, и уже не знал, зачем жил. Но жил, а в конце жизни даже помер.
И вот он теперь на большом облаке. А там повсюду души одни: ни внешностей, ни внутренностей нету – всё отобрали. Ну и сам он весь воздушный, прозрачный – как и все там.
Человеку, понятное дело, непривычно. Даже неуютно как-то. Никто не одёрнет. Никто не окрикнет. Приуныл.
От скуки озорничать начал: то привидением причудится – то чудищем привидится.
А потом надоело ему с облака спускаться, и перестал. Искусствами всякими заоблачными увлёкся, политикой местной.
Проходит так лет триста, и вот этому человеку выпадает опять жить. Вызывают его, как положено, на примерку, чтобы внешность выбрал. A там всяких внешностей – целая гардеробная!
Одну примерил: жмёт как-то. Другую: великовата. Смотрит, а там его старая внешность висит! Никто на неё за триста лет и не глянул даже!
Надел он её, походил немного в ней. Вздохнул. И родился.
А там опять всё, как было. Опять везде его одергивают: с вашей внешностью то, с вашей внешностью это! А человек уже и не помнил, что опять родился. У него и имя другое, и фамилия, и в паспорте многое чего теперь иначе записано.
И вот спит он однажды, а ему сон такой странный снится: и про то, как жил, и про то, как умер, и про то, как привидением чудился, и про то, как опять родился. И человек во сне своём думает: «Вот проснусь и напишу рассказ: про человека, про внешность, про облако, про гардеробную. Люди прочитают его, задумаются, и никто никогда не будет больше про внешности никому указывать. Какой же будет тогда замечательный и добрый мир. Только бы не забыть! Только бы не забыть!»
Но проснулся, забыл, и ничего не написал.
А те, что внешности в гардеробной на облаке раздавали, увидели это и подумали: «Жаль. Опять не получилось. Ну, может быть, в следующий раз…»
Игорь Джерри Курас
г. Бостон
Публикация подготовлена Семёном Каминским.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.