Шут или трагик?

Как Лёва Нуссимбаум стал Эссадом Беем.

80 лет со дня гибели.

Он унес свою тайну с собой в могилу. Кем он был? Авантюристом мирового класса? Талантливым писателем-космополитом, чьими книгами зачитывался весь мир, а одна – «Али и Нино» – стала бестселлером? Лоуренсом Аравийским от литературы? Мистификатором высокой пробы?

По сю пору он числится в странах Ближнего и Среднего Востока классиком мусульманской литературы – он и в самом деле родился в Баку, но не в мусульманской, а в зажиточной семье русских евреев, хотя отрицал свое еврейство – по крайней мере частично. В Берлине, куда его семья в конце концов эмигрировала, он учился в одной школе и дружил с Еленой Набоковой, сестрой будущего классика русско-американской литературы. В Вене, окончательно исламизировавшись, он выпустил книгу «Аллах велик» – о возрождении мусульманства. Одновременно соавторствовал с Вольфгангом фон Вейзлом, союзником Владимира Жаботинского, который возглавлял ревизионистскую ветвь ультрасионистского движения.

Среди множества его прозаических и публицистических книг есть биография Сталина, а когда судьба отвернулась от него, он предложил итальянским властям написать проплаченную книгу о Муссолини, и дуче уж было согласился, но проект лопнул, тайное еврейство лже-шейха выплыло наружу, и за ним началась настоящая охота, которая кончилась бы Освенцимом или Треблинкой, где погиб его отец, если бы судьба не опередила преследователей. Человек, родившийся как Лёва Нуссимбаум и ставший исламским писателем Эссадом Беем, а в последние месяцы выдававший себя в Италии за американца, умер от гангрены 36 лет от роду в маленьком городке Позитано на юг от Неаполя, не смея обратиться к врачу, чтобы не выдать свое настоящее «айдентити». Не парадокс ли – гангрена спасла его от смерти в концлагере!

Головокружительная судьба этого человека была прочно подзабыта, пока в «Нью-Йоркере» не появился пространный очерк о всех ее необычных коленцах. А вскоре большая, с иллюстрациями, книга о нем Тома Рейса: «Ориенталист. Отгадка тайны странной и опасной жизни». Рецензенты справедливо замечали, что если бы Рейс написал не исследование, а роман, его сюжет сочли бы неправдоподобным и не поверили ни слову.

Чего не хватает в этом добросовестном исследовании, так это исторического подхода к судьбе героя, которая возникла на скрещении его личной биографии и истории литературной мистификации – от песен Оссиана, которые шотландский автор 18 века приписал кельтскому барду 3 века, до литературных розыгрышей Проспера Мериме, на один из которых попался Пушкин и перевел из сборника Мериме так называемые «Песни западных славян», которые в действительности сочинил – точнее, стилизовал и спародировал – сам Мериме. Другой его розыгрыш – «Театр Клары Гасуль»: собственные пьесы он приписал несуществующей испанской актрисе и даже поместил на контртитуле ее портрет. На самом деле – свой собственный, но в женском платке и в испанском платье.

Проспер Мериме был фантазер и проказник и любил рядиться в чужие одежды. В конце концов, и его «Кармен» – это удавшаяся попытка француза создать испанский национальный образ. Испанцам, вообще, везло на иностранцев, которые творили за них этнические мифы (понятно, за исключением Дон Кихота и Санча Пансы): «Болеро» Равеля, «Дон Жуан» Гофмана и Моцарта (изначальный подмалевок испанца Тирсо де Молины не в счет). Меня, однако, в связи с судьбой Эссада Бея – Льва Нуссимбаума, интересует другой вопрос: влияет ли на художественную ценность произведения то, что настоящий автор приписывает его мнимому или подписывает псевдонимом, а то и вовсе издает анонимно?

Поначалу судьба явно благоволила Льву Нуссимбауму. Он родился в 1905 году в Баку, когда город переживал нефтяной бум – половина мировой нефти проходила через этот город, ставший космополитической столицей Кавказа. Что принесло непосредственную выгоду его семье, которая переехала в Баку из черты оседлости: Абрахам, отец Льва, разбогател именно на нефти. Неудовлетворенность своей, как ему казалось, заурядной биографией, привела Льва еще в детстве к мифотворчеству: отрицая еврейство своей матери, настаивал на ее аристократическом происхождении и даже родстве с Николаем II: «У нас с ним схожие характеры», – утверждал этот маленький сноб. Среди его многочисленных книг, биография последнего императора. Позднее именно как профессиональный биограф – царя и вождя – он и предлагался Муссолини, но, увы, тот уже принял расовые законы в оппортунистической попытке умилостивить Гитлера. Было уже не до литературных игр и мистификаций, но, когда Лев Нуссимбаум это понял, было уже поздно, и ему пришлось срочно бежать от своих гонителей, которые отлично знали, что никакой он не американец и не мусульманин, а стопроцентный еврей. Погоня шла буквально по пятам – словами Арсения Тарковского:

Когда судьба по следу шла за нами,

Как сумасшедший с бритвою в руке.

Не впервые ему было спасаться от преследователей. Значительная часть его жизни прошла в бегах. В книге «Кровь и нефть» он рассказывает, как тринадцатилетним мальчиком отстреливался из пулемета от большевиков во время гражданской войны. Скорее всего преувеличение – у автора богатое воображение, словами Набокова, «так мощно, так пружинисто», что Лев Нуссимбаум не всегда отличает реал от вымысла, на то он и писатель. Но что точно, отцу с сыном пришлось бежать через Туркестан и Персию и на их долю выпало много лишений, пока они, вместе с мусаватистами, не возвратились в Баку. Увы, ненадолго – большевики отвоевали Кавказ, включая Баку, и отцу с подростком-сыном снова пришлось бежать – на этот раз в Константинополь, а уже оттуда в Берлин, где между двумя мировыми войнами Эссад Бей становится заметной литературной величиной, повсеместно признанной по всей Европе. Способствуют этому его несомненный талант, литературная плодовитость и – не в последнюю очередь – авантюрный характер. Он не просто скрывает свое еврейство, но выдает себя за шейха Эссада Бея, муслима-азери. Под этим именем он печатает бесчисленные статьи и больше дюжины книг. Так с лица земли исчезает один человек, а взамен появляется другой, нисколько вроде бы на него не похожий и никак с ним не связанный.

Его красивое восточное лицо в богатом тюрбане, с большими драгоценными серьгами в ушах (да еще кинжал за поясом!) выглядит достаточно эффектно, чтобы добавить ему славу, как писателю. Это, однако, не совсем то же самое, что голливудские псевдонимы, типа «Кери Грант», «Грета Гарбо» или «Мэрилин Монро». Лев Нуссимбаум, русский мальчик из Баку с еврейскими предками из черты оседлости, пытается найти некий симбиоз между Востоком, к которому принадлежит фактом своего рождения, и таинственным, загадочным, экзотическим Востоком, к которому его влечет, как человека и писателя. Он не только выбирает восточные сюжеты для своих популярных романов, но и как автор перевоплощается в восточного шейха по имени Эссад Бей. Почему нет? Под этим именем он становится известен читателю и до «разоблачительной» статьи в «Нью-Йоркере» никто не подозревал, что это псевдоним и кто за ним скрывается.

Многие мусульмане на Востоке до сих не верят в литературный розыгрыш и продолжают запойно читать его любовные романы, а бакинцы-азери предлагают их иностранцам в качестве художественного путеводителя по своей стране. Да и не псевдоним это вовсе! Точнее будет назвать это перерождением, вторым рождением, новой реинкарнацией автора. Человек фантазийный, он придумывал себе биографию, как придумывал свои восточные сюжеты. Став Эссадом Беем, Лев Нуссимбаум сам превратился в литературного персонажа – наравне с остальными героями его ориентальных романов. Наверно, он уже и сам не знал, кто он на самом деле: так далеко он зашел в литературной – и не только литературной – игре.

Скорее, чем игра или мистификация, это был своего рода перформанс, в котором актер без остатка перевоплощается в своего персонажа. Тем более, этот персонаж был не совсем вымышленный, но вымечтанный – возможно, с детства. Романтически настроенный мальчик из Баку превратился в писателя-романтика, чьи романы – нечто промежуточное между Александром Грином и соуп-оперой. Отсюда такая у них бешеная в прошлом популярность, что они дожили во многих странах до наших дней. С одной важной поправкой – его романтизм был ориентального толка.

Необходимо поместить этот ориентальный романтизм в исторический контекст, чтобы понять его.

Были времена – хоть и давние, но довольно большой, в несколько столетий, протяженности, – когда вымечтанный Львом Нуссимбаумом симбиоз еврейско-мавританской (а отчасти и христианской) культуры существовал на самом деле. Дело было в мавританской Испании – до реконкисты, отвоевания христианами у арабов Пиренейского полуострова, когда из Испании и Португалии были изгнаны и арабы, и евреи. Альянс этих народов – с конца первого тысячелетия до середины второго, в то время как остальная Европа была погружена в мрак средневековья – был необычайно плодоносным в торговле, науке, культуре. Достаточно назвать такие вершинные имена, как философы араб Аверроэс (Ибн Рушд) и еврей Маймонид, последователи Аристотеля. Именно мавры и евреи, переводя и трактуя греческих философов, послужили мостом между античностью и ренессансом. Неизвестно еще, сохранились ли бы многие древние тексты, если бы не они.

Эссад Бей был не первым, кто пытался воскресить и реставрировать этот исторический симбиоз. Достаточно вспомнить лже-мавританский стиль европейских синагог или роман-стилизацию «Танкред» Дизраэли, будущего лорда Биконсфильда и премьер-министра Великобритании. Последняя вспышка ориентального романтизма, по сути – анахронизм, Лев Нуссимбаум пошел дальше других в этом направлении, перевоплотившись окончательно и бесповоротно в шейха Эссада Бея. Помнил ли он сам о своей предыдущей реинкарнации, когда в начале 30-х начал флиртовать с самыми оголтелыми зелотами крайне правого политического спектра? Если он и забыл о Левушке Нуссимбауме, то они – нет. Почуяв опасность, он уехал в Нью-Йорк, как только Гитлер пришел к власти. Кто знает, может быть для следующей трансформации – в чистокровного, если таковой существует, американца.

Спустя два года он возвращается в очумелую и зачумленную Европу, чтобы узнать, что жена его бросила, а германский союз писателей исключил из своих доблестных рядов. Он бежит в Вену, а оттуда в Италию, чтобы предложить свои литературные услуги дуче, чей вариант фашизма Льву Нуссимбауму кажется более приемлемым. Этот его поступок был самоубийственным. Все равно что предложить душу дьяволу, а тот мало того, что от нее отказывается, но начинает тебя преследовать. Лев Нуссимбаум засветился, за ним идет погоня, обратись он вовремя к врачу, дело не дошло бы до гангрены, но в фашистской Италии 1942 года, с ее всё более тесными связями с нацистской Германией, он этого сделать не может. Мне кажется, он сознавал свое положение и сам выбрал для себя смерть – от гангрены, а не от нацистов.

Такова судьба этого удивительного человека – сначала клоуна, а потом трагика. Игрок, мистификатор, стилизатор, выдумщик, анахронизм, последний рецидив ориенталистского романтизма, он, думаю, никак не ожидал, «когда пускался на дебют», что судьба в конце концов его переиграет. Наступило время, которому было не до игр и шутки с которым были плохи.

Пусть Льва Нуссимбаума и кидало из стороны в сторону – от тогдашнего панисламизма до итальянского фашизма, но все его идеологические качания (вряд ли колебания) были не политического, а литературного свойства. Он был и до конца остался писателем, а его смерть и в самом деле смахивает на самоубийство. Время превратило его фарс в трагедию, а его самого – в трагического персонажа истории.

Владимир Соловьев

Нью-Йорк