Шура Шиш и семейная реликвия

Самые большие несчастья у моего приятеля Шуры Шиша  были связаны с  1 апреля. Он  работал в Ташкентском театре кукол и в этот день после спектакля актеры устраивали  капустник. Сопровождались они обильными возлияниями. А пить Шура не умел.

Метр с кепкой, но зато с породистым носом, застенчиво-вежливый, в поддатии он становился бесстрашным и агрессивным. Шиш выбирал на улице  мужчин покрупнее и ставил им подножки.  Как правило, это заканчивалось мордобоем. Случалось, что доставалось и тем, кто сопровождал Шуру. Зная это, мы старались пореже приглашать его на наши посиделки и следили за тем, чтобы он хотя бы не перебирал  на них и не искал затем приключений.

Постепенно функция присмотра за Шурой перешла ко мне — самому сердобольному и малопьющему. В какой-то мере такой контроль помог, и количество ежегодных мордобоев резко пошло на убыль.

…Ранней весной, после очередной дружеской посиделки, я сопровождал Шуру.

— Я обычно, как напьюсь,
Головой об стенку бьюсь.
То ли вредно мне спиртное,
То ли это возрастное, — декламировал во весь голос Шура, облокотившись об ограду. Голос у него был, несмотря на тщедушную плоть, сочный, хорошо поставленный  — озвучивал в своем театре в основном злодеев. Люди оглядывались. Стайка молодежи даже захлопала ему. Шиш картинно раскланялся… и поставил очередную подножку.

Зализывали раны мы уже в трамвае. После избиения у Шуры кураж обычно испарялся и ему хотелось спать. Слава богу, что Шиш жил в центре и путь к нему был недолог. Еле дотащил его до квартиры и, стараясь не глядеть в глаза жены, сдал ей благостно улыбавшегося Шуру.

— Рашит, постой, — догнал меня ее голос на выходе из подъезда. — А где его ботинки?

Шура сидел в коридоре на банкетке в грязных и мокрых носках. Ботинок не было.

— Ты где их снял, ирод? — тормошила его жена. Он только бессмысленно улыбался ей в ответ.

Начинаю вспоминать. Когда Шура ставил подножку, они на нем были. Когда мы убегали от разъяренного амбала, вроде бы тоже были. А в трамвае… Стоп!

Перед тем, как войти в трамвай, он долго тыкал в дверь ключом и вытирал ноги… Снял их на остановке?

Пришлось возвращаться и проверять собственную версию. Ботинки я нашел и уже заполночь передал их жене.

Через пару дней, отлежавшись, позвонил Шура и долго смеялся над моим рассказом о снятых ботинках. А закончил разговор неожиданным предложением: “Старик, мне жена ставит ультиматум: или я 1 апреля иду на театральный капустник с ней или с тобой. С тобой мне будет вольготней. Выручи”.

Я не пожалел, что пошел на капустник. Никогда в жизни так не смеялся. И за Шишом уследил. Он  не перешел критическую черту и был вполне миролюбив.

Перед самым домом Шура, дабы умаслить жену, купил задешево у запоздавшей торговки огромный букет тюльпанов.

Подходя к дому, мы увидели автовышку, с помощью которой чинили троллейбусную линию. Художественная натура Шиша враз нашла ей другое применение. С помощью убедительной купюры он уговорил водителя подогнать машину к дому. Его подняли в люльке к балкону.

Было уже заполночь, в большинстве квартир, как и в Шуриной, давно погасили свет. Шиш перебрался на свой балкон, махнул мне рукой, чтобы я шел домой.

Дальнейшие события происходили без меня. О них мне рассказали их участники. В деталях есть разночтения, но в целом дело было так. Шура решил не будить жену, а высыпать тюльпаны на ее постель. Он тихо открыл дверь и на цыпочках пошел к спальне… Вдруг вспыхнул свет, и Шура увидел перед собой …соседей — мать и сына Карагановых, живущих под его квартирой. С ними Шиш не ладил. Пару раз их заливал, принимая ванну пьяным, и несколько раз удачно ставил подножки крупногабаритному Ерванду.

— Ты что, сукин сын, делаешь в моей квартире? — у старухи Карагановой  в руке был топор. У сына гантеля.

— Извините, залез случайно, — пролепетал Шура и попытался задом ретироваться через балкон. К несчастью, он задел небольшой аквариум с золотыми рыбками, и тот разбился вдребезги. Ерванд кинулся к Шуре, но поскользнулся об одну из прыгавших по полу рыбок и растянулся во весь свой внушительный  рост.

— Вай, вай, — запричитала старуха и подняла топор. Шура метнул в нее букет тюльпанов и бросился к балкону. Но путь уже перегородил Ерванд. Шура схватил первое, что попалось под руку — фарфоровую вазу, и замахнулся на Карагановых. Те враз побледнели и сдали назад.

— Шурочка, пожалуйста, поставь эту вазу на место, — прижала руку к сердцу старуха. — Это семейная реликвия.

Шура слышал, что у Карагановых хранится дома какая-то очень ценная ваза, привезенная еще дедом  из Индии или Парижа.

— На колени! — начал куражиться  Шура. И поднял вазу над головой. Карагановы рухнули как подкошенные.

— Шурочка, поставь вазочку на место и ступай к себе домой. Тебя никто не тронет, — умоляла старуха.

— Нет, — гнусно усмехнулся Шура, — зло должно быть наказано!

Интеллигентно прикрываясь ладошкой, он помочился в вазу.

—Скотина, — прошипела старуха. — Убей его!

Ерванд стремительно бросился к Шуре, пытаясь схватить вазу. Шиш  увернулся, но от рывка содержимое вазы выплеснулось ему в лицо, и она выскользнула из рук…

Следующую подножку Шура смог поставить только через три месяца.