Сезон дождей

— Летишь в Тулу со своим самоваром? — ехидно спросил Носов, стоя у соседнего писсуара.

— Ты уже радовал меня этой свежей остротой, — нехотя ответил я. — В самой первой поездке, в этом же аэропорту.

— Ну хорошо, я спрошу иначе, — продолжал веселиться Носов, застегивая штаны. — Летишь в Дели со своим мохером?

— Неизвестно еще, куда ты свой мохер пристроишь, — вяло огрызнулся я. — Как бы тебе опять не пришлось по пенсионеркам шастать.

— Не-е, в этот раз не придется, — возбужденно блестя глазами, сказал Носов. — Видел тех пичужек?

Разумеется я обратил внимание на двух юных подружек в нашей группе — черненькой и рыжей. Их гибкие фигурки-хлыстики и наряды в стиле хиппи шестидесятых притягивали мужские взгляды. Мы вышли из туалета, и Носов прямиком отправился к ним. Вскоре до меня донесся их раздражающе беззаботный смех.

Я вернулся к сидящей в кресле Гале. В этот раз она решила лететь в Индию вместе со мной, и это ее решение, как и любое другое, не подлежало пересмотру. К тому же завтра был день ее рождения, что усиливало непреклонность ее желания. Галя была практичной, красивой и целеустремленной и, в отличие от меня, всегда ясно видела цель и способы ее достижения. Она твердо решила выйти за меня замуж.

После паспортного и таможенного контроля всех пассажиров собрали в комнате с выразительным названием “накопитель”. Время отправления чартерного рейса было условным, и мы ожидали посадки уже второй час.

Сидевшие в накопителе люди отличались от обычных пассажиров и не походили ни на обычную смешанную публику, ни на туристическую группу. В большинстве это были уверенные в себе, бывалые путешественники. Было заметно, что ожидание являлось для них привычным состоянием и не слишком их тяготило. Здесь не было детей и стариков, хотя встречались энергичные пожилые люди. Несмотря на разный возраст и пол, все они легко находили темы для разговоров и вообще легко вступали в контакт. Многие были знакомы друг с другом по прежним поездкам. Они напоминали бригаду, вылетающую на вахту на нефтяную скважину или корабельную команду, отправляющуюся к своему судну. Все были одеты в добротную, удобную в пути одежду и носили поясные кошельки. Эти люди принадлежали к новой, точнее к возрождавшейся древней профессии. В разные времена их называли купцами, негоциантами, коробейниками, гостинодворцами, аршинниками, мешочниками, чумаками, перекупщиками, торгашами, барыгами, спекулянтами, фарцовщиками. Сегодня это были челноки.

Пройдя контроль, они располагались небольшими группами, доставали домашние припасы, выпивку, и начинались нескончаемые байки о бесчисленных поездках, гостиницах, дорожных приключениях, коротких и долгих романах, баснословных барышах и разорительных сделках.

Мы с Галей пристроились в углу, и она достала из сумки приготовленные в дорогу пирожки с капустой. За стеклянной стеной в темноте горели разноцветные аэродромные огни. Шаря перед собой желтыми фарами, пробегали электрокары. Медленно рулил на взлет огромный лайнер, посылая с верхотуры киля ослепительные ртутные вспышки.

Галя пошла помыть руки. Рядом со мной тут же появился Носов. Он хотел что-то сказать, но его заглушил взрыв хохота. Молодая полная блондинка с крупными чертами лица рассказывала о своем возвращении из последней поездки домой, в Иваново:

— Я как только порог переступила, чую — мужик мой смурной какой-то. Но не с похмелюги, как положено. Глаза не красные и перегаром не воняет. Но вялый какой-то, сонный. А ну, говорю, раздевайся, меланхолик. Он штаны стягивает, а пиписька его висит не сморщенная, как положено, а толстая, как сарделька, несмотря что в квартире не топят и холод стоит собачий. Как будто ей недавно пользовались по назначению. Ах ты, говорю, сукин кот, а ну в ванну полезай! Загнала его в ванну, несмотря что воды горячей нет. Маленько, правда, согрела на газе, все ж таки муж родной. Садится он в ванну, и что вы думаете? Помидорки евоные не тонут камнем, как положено после разлуки с любимой женой, а всплывают, как пузыри на болоте. Ну, говорю, паразит, сейчас я тебе устрою. А он кричит: “Хватит меня в ванне морозить! Нету у тебя никаких доказательств и быть не может. Если и вздрочнул от скуки, так и то тебя представлял во время сеанса. Я свой мужеский долг завсегда исполнить могу. Хоть прямо сейчас.” Вот ведь подлец какой!

Вокруг смеялись.

— А он тебя проверяет после поездок? — спросил Носов, растягивая в улыбке большой, как у Буратино, рот.

— А как меня проверишь? — подняла брови блондинка. — У меня ж ничего не всплывает, все на месте, как положено.

— Ну, раз вы с мужем такие продвинутые, тебе тоже можно что-нибудь измерить. До и после поездки.

— Мне любой измеритель в аккурат подходит. Как ни тыкай, ни ворочай, он ее всегда короче, — захохотала девушка. — И вообще, я женщина честная, мужу практически не изменяю…

Вернулась Галя и внимательно посмотрела на Носова.

— Тебе, Нос, напарник нужен — баб снимать? Тогда ты не по адресу.

— Ну что ты, Галь, — усмехнулся Носов. — Напарники нужны только слабакам. А мы тут все яркие индивидуальности. И Эрик, я думаю, в том числе.

Носов отошел, провожаемый Галиным взглядом. Дежурная в форме объявила посадку, и все дружно бросились к дверям.

В самолете Галя задремала, положив мне голову на плечо. Она плохо переносила взлет. Самолет накренился, ложась на курс. Я смотрел в иллюминатор на переваливающуюся с боку на бок землю с игрушечными домиками и машинками.

Мы набрали высоту, и табло “застегнуть ремни” погасло. Я отстранился от дремлющей Гали и пошел в хвостовой туалет. В последнем ряду сидел Носов со своими новыми подружками. С помощью пледа он показывал им как индийские женщины оборачивают свое тело сари.

— А вот и Эрик, — сказал он, увидев меня в проходе. — Знакомься, старик, это Фиона и Руфь.

Я кивнул. Девушкам было лет по восемнадцать. У Фионы была короткая гривка черных с какой-то химической синевой волос и татуировка в виде выползающей из-под выреза футболки змейки. Руфь, оправдывая свое имя, была красно-рыжей со схваченной резинкой копной мелких кудряшек.

Я вернулся в свое кресло.

— Ну что, поглазел на рыжую сучку? — пробормотала Галя, не открывая глаз.

Она не могла слышать нашего короткого разговора. Ее интуиция была поразительной.

В Дели мы прилетели в полдень. На трапе самолета на нас хлынули запахи сухой, горячей степи. Не спеша спускаясь по ступенькам, я с наслаждением вдыхал теплый, пахнущий близким дождем воздух. Небо было затянуто серой пеленой. Впереди на трапе маячила рыжая шевелюра Руфи.

— Эрик, пошли скорей, — услышал я нетерпеливый Галин голос. — Что ты ноздри раздуваешь, как верблюд? Все в автобус побежали. Как бы стоя ехать не пришлось.

Чиновники на паспортном контроле были облачены в затейливые белые наряды, обшитые потускневшим золотым галуном, и пышные, замысловато уложенные тюрбаны. Выхоленные усы и бороды были тщательно расчесаны.

Пройдя контроль, каждый из нас обменял в банковском окошке двести долларов на индийские рупии. Это была обязательная для каждого приезжего сумма. Я разглядывал потертые купюры, покрытые сложным, изящным узором. От них, казалось, исходил легкий запах древности. Мне мерещились ароматы сандалового дерева, розового масла и чайного листа.

— Эрик, чего ты опять вынюхиваешь? — засмеялась Галя. — Забыл, что деньги не пахнут? Ну ты точно верблюдом был в прошлой жизни. Хватит ноздри раздувать, пошли в автобус.

Вскоре мы неслись в город по узкому, лишенному обочин шоссе. За рулем внешне флегматичные индийцы превращались в хладнокровных камикадзе. Непривычное левостороннее движение усиливало ощущение опасности. Правила проезда перекрестков были просты: меньшая машина уступала дорогу большей.

За аэропортом потянулись лачуги делийских предместий. Они стояли вплотную, поддерживая друг друга стенами, построенными из случайных предметов: камней, старых ящиков, кусков жести и пластика. Бросалось в глаза обилие рекламы кока-колы.

Неподалеку от дороги строился большой котлован. Из него по деревянному трапу с набитыми поперек брусками цепочкой, словно муравьи, выходили худые босые люди с наполненными землей корзинами на головах. Вся их одежда состояла из куска мешковины, обернутого вокруг бедер. По соседнему трапу встречная цепочка муравьев с пустыми корзинами размеренно спускалась обратно в котлован. Это был идеально организованный, отлаженный веками производственный процесс. Никакие механизмы не нарушали его самодостаточной гармонии и далекой от какой-либо позы эстетики.

Нам повезло — из-за ремонта в нашей гостинице нас поселили в пятизвездочный “Ашока-отель”. Квадратное здание из потемневшего от времени желтого кирпича напоминало английский форт колониальных времен. Сквозные сводчатые галереи первого этажа выводили во внутренний двор с тропическим садом. Пол, стены и колонны огромного холла были облицованы прохладным по виду мрамором цвета густых сливок, наполнявшим воздух неярким теплым свечением. В стенных нишах за стеклом были выставлены драгоценные ароматические масла в старинных полупрозрачных сосудах.

Я вышел на крошечный балкон. Внизу на большом перекрестке было организовано круговое движение. Внутри круга, в кольце движущихся машин и мотороллеров, на газоне сидели и лежали люди. Во дворе отеля матово отсвечивал голубой бассейн. Над верхушками деревьев неторопливо кружили ястребы. С веток вспархивали зеленые, как недозрелые бананы, попугаи. Одуряюще пахло магнолиями. Было пасмурно и душно. Сезон дождей приближался с азиатской медлительностью. Едва вернувшись в комнату, я услышал Галин крик:

— Эрик, иди скорее сюда!

Я выглянул из-за двери и увидел как парящий ястреб вдруг сложил крылья и камнем упал на зазевавшуюся горлицу. Посыпались перья, и убитая птица, то и дело задерживаясь на глянцевых, пружинящих листьях, упала в траву. Ястреб взмыл вверх и, развернувшись по пологой траектории, понесся назад за добычей. В это время ветви вздрогнули и горлицу быстрым воровским движением ухватила волосатая обезьянья рука. Мартышка, глумливо оскалившись, зажала птицу в желтых зубах и исчезла в бамбуковых зарослях.

— Это дурной знак, — сказала Галя расстроено.

— Знак чего?

— Не знаю. Но ничего хорошего в этом я не вижу.

Галя стала молча раскладывать вещи по полкам. Я взялся за дверную ручку.

— Ты куда?

— Спущусь в холл, наберу рекламок экскурсий.

Галя проводила меня внимательным взглядом.

Из холла я позвонил ювелиру Сури. Он еще был в своей лавке. Я попросил его подобрать кольцо с аквамарином и привезти в гостиницу завтра к девяти. Аквамарин был Галиным камнем.

Затем я вышел на душную улицу и в ближайшем цветочном магазине заказал букет с доставкой в номер завтра в восемь тридцать. Целая корзина роз обошлась мне в восемь долларов.

Вернувшись в гостиницу, я позвонил торговому агенту Джагтару.

— Ты приехал с Галей? — спросил он, едва поздоровавшись.

— А как же, — усмехнулся я. — Кстати, у нее завтра день рождения. Свозишь нас в Агру? Хочется Тадж-Махал посмотреть.

— Конечно, Эрик! Вы в каком отеле?

— “Ашока”. Жду в десять в холле.

Я повесил трубку, захватил со стенда несколько рекламок и вернулся в номер. О завтрашнем дне рождения можно было больше не думать.

— Носов приходил, — сообщила Галя. — Звал тебя выпить. Я сказала, что ты уже спишь. Отдыхать надо с дороги, а не искать приключений на ночь глядя.

Мы легли в постель, и после недолгого вялого секса быстро уснули.

Утром нас разбудил вежливый стук. Я натянул шорты и впустил подростка — рассыльного, худого и большеглазого, как все бенгальцы. Он поставил корзину с цветами на стол, я дал ему на чай и закрыл дверь. Розы были темно-красные, почти черные.

Галя, как была голая, в восторге выскочила из кровати и повисла у меня на шее. Новый стук в дверь заставил ее спрятаться под одеяло.

Вошел Сури — невысокий, улыбающийся, солидный. Он сел в кресло у кровати, открыл плоский футляр и положил его перед Галей на одеяло. На темно-зеленом бархате неярко блеснули три кольца с аквамарином.

— Добрый волшебник Сури принес тебе подарок ко дню рождения, — сказал я, наслаждаясь произведенным эффектом. — Выбирай.

Онемевшая Галя выбрала тонкое, белого золота, кольцо с большим прозрачным камнем. Собственно, камень жил своей жизнью, а кольцо лишь поддерживало его на пальце. Сури налил в стакан воды из графина, привязал к кольцу нитку и опустил его в воду. Камень стал невидимым, словно исчез — видна была только тонкая оправа кольца. Аквамарин был хорошего качества.

Мы договорились с Сури о встрече в его лавке, и он ушел. Галя вновь выпрыгнула из постели и, вытянув руку, принялась любоваться кольцом. Затем она бросилась на меня, и, толкнув в грудь, повалила на кровать. В секунду она стащила с меня шорты, и, пристроившись в ногах, принялась за дело с благодарным рвением. Я лежал на спине и думал, кого же вчера склеил Носов — Фиону или Руфь? Мне почему-то хотелось, чтобы это была Фиона.

Едва Галины усилия увенчались результатом, как снова раздался стук в дверь. Галя упорхнула в ванную, а я вновь натянул шорты и пошел открывать. На пороге стоял Джагтар в никелированных очках на темном худощавом лице. В руке он держал распустившуюся чайную розу. Я посмотрел на часы — была только половина десятого.

— Ты чего так рано, Джагтар? — спросил я. — И вообще — мы в же холле договорились встретиться.

— До Агры далеко ехать, — туманно пояснил он, рыская глазами по комнате. — И Галю хотел поздравить. А где она?

Дверь ванны раскрылась, и на пороге появилась улыбающаяся Галя, завернутая от груди до середины бедер в банное полотенце. На ее обнаженных покатых плечах блестели капли воды. Джагтар смотрел на нее, не в силах произнести ни слова. Повисла пауза.

— Ты же хотел ее поздравить, — наконец громко сказал я, искренне наслаждаясь его столбняком.

Джагтар вздрогнул и протянул Гале розу.

— Как это мило с твоей стороны, Джагтар, — сказала Галя нараспев. — Спасибо. У меня теперь целый цветочный магазин, — она одной рукой поднесла цветок к лицу, а другую протянула к стоящей на столе корзине.

Джагтар заворожено следил за каждым ее движением.

— В Индии говорят, что в саду может цвести только одна роза, — сказал он глухо.

— Красиво сказано, — похвалила Галя. — А на какой базар мы сегодня поедем?

— В такой день нельзя ездить на базар, — пожирая ее глазами, выдохнул Джагтар. — Мы поедем в Агру смотреть Тадж-Махал. Это будет достойно твоей красоты. Разве Эрик тебе не сказал? – Джагтар, нахмурившись, оглянулся на меня.

— Мы едем в Тадж-Махал! — завизжала Галя. — Еще один сюрприз! — она обняла меня за шею и расцеловала, затем клюнула в щеку стоящего рядом Джагтара. — Какой сегодня фантастический день!

Джагтар, на сводя глаз с Гали, опустился на стул. Лицо его слегка утратило симметрию.

— Да, мы поедем в Тадж-Махал, — повторил он, обращаясь к одной Гале, — и ты увидишь храм, который Шах-Джахан построил для своей Мумтаз. Если мужчина любит, он все сделает для любимой…

— Насколько я знаю, — сказал я, любуясь сценой, — он построил это чудо света, чтобы там ее похоронить.

— Эрик, прекрати, — Галя повернула ко мне смеющееся лицо. — Не порть человеку вдохновение.

— Вообще-то, поговорить мы можем и по дороге, — заметил я. — Джагтар, давай встретимся в холле через двадцать минут. Извини, но нам нужно одеться и позавтракать.

Джагтар нехотя отвел от Гали олений взгляд и вышел за дверь. Галя, хохоча, сорвала с себя полотенце и снова прижалась ко мне.

— Как здорово ты все придумал! — воскликнула она, приплясывая. — Какой ты молодец!

— А для чего тебе было нужно повергать несчастного влюбленного в сексуальный шок? — проворчал я. — К чему весь этот маскарад?

— Эрик, ты ревнуешь? Этот подарок затмевает все остальные!

Галя, возбужденно кружась по комнате, собирала вещи. Она натянула на голое тело короткие, едва прикрывающие ягодицы, шорты и символический топик. Затем, подумав, надела под топик легкий кружевной бюстгальтер.

— Гуманно, — одобрил я. — Иначе, я боюсь, до Агры мы не доедем. Собственно, и так достаточно рискованно.

Джагтар дожидался нас в ресторане. Сидеть одному в холле для него было невыносимо. Им овладел приступ словоохотливости, и пока мы ели, он, блестя очками, рассказывал нам о своем детстве в Сринагаре, на озере Дал. Его болтливость становилась утомительной. Я надеялся, что необходимость следить за дорогой немного умерит его пыл, но когда мы спустились к машине, я увидел, что за рулем сидел юный улыбчивый водитель.

— Мой племянник, — махнул в его сторону рукой Джагтар. — Эрик, хочешь сесть впереди? — добавил он с гостеприимным великодушием.

— А что, я могу, — откликнулся я. — С переднего сидения хорошо все видно…

— Это уже слишком, — сердито отреагировала Галя. — Садись со мной.

Дорога была прямой и настолько узкой, что наш микроавтобус встряхивало уплотнившейся воздушной подушкой всякий раз, когда мимо проносились встречные машины. Время от времени мы упирались в медленно ползущую впереди арбу или дышащий на ладан грузовик, и тогда приходилось снижать скорость и ждать момента чтобы объехать препятствие. Встречные машины не сбавляли скорость и обгон был сопряжен с риском для жизни. Нередко на обочинах можно было видеть смятые в авариях автомобили.

Джагтар, полуобернувшись к Гале, длинно, со сдержанной гордостью рассказывал, как в прошлом году он поехал в Гоа и на третий день познакомился на тамошнем пляже с одиноким пожилым американцем. Две недели Джагтар входил к нему в доверие, рассказывая о своей трудной, полной испытаний доле индийского юноши, выросшего в раздираемом на части сепаратистами Кашмире и с детства познавшего, что такое гражданская война, голод и смерть близких. Американец расчувствовался и размяк, и после этого продать ему два бриллианта за шесть тысяч долларов уже не составило большого труда, хотя на всякий случай все же пришлось в тот же день улететь домой в Дели. Галя громко смеялась, когда Джагтар в лицах показывал диалоги с американцем на пляже и в гостинице.

— Бриллианты были фальшивые? — спросил я.

— Почему фальшивые? — вскинул брови Джагтар. Они были настоящие. Но кто может сказать, сколько стоит камень? Это же не одежда, не еда и не автомобиль.

Водитель в очередной раз сбавил скорость, и я увидел как впереди нас по асфальту шоссе лежа катится человек, быстро, как веретено, оборачиваясь вокруг своей оси. Человек был практически голым, если не считать обернутой вокруг бедер цветной тряпки.

— Что это с ним? — изумленно спросила Галя. — Он из машины выпал?

— Он в Матхуру молится едет, — пояснил Джагтар. — Это недалеко — километра три отсюда. Там Кришна родился.

— Едет! — ахнула Галя. — Хорошенькое дело — так ехать три километра! Ему наверно что-то очень-очень нужно от бога, раз он так старается — добавила она серьезно.

— А может он едет делать девушке предложение? — предположил я. — Пытается таким способом вымолить у нее любовь.

— Молиться можно только Богу, — строго сказал Джгтар. — Господь Кришна сам внушит любовь женщине, если сочтет тебя достойным ее.

— Значит сам он может соблазнить любую женщину? — усмехнулась Галя.

— Ему не надо соблазнять, — нахмурившись и глядя ей прямо в глаза, ответил Джагтар. — Он просто смотрит на женщину и она чувствует любовь к нему. Так было с десятками тысяч женщин.

Я видел, что Джагтар начинает раздражать Галю своей нравоучительной серьезностью. Это было совсем не похоже на легкий, ни к чему не обязывающий дорожный флирт, которого ей подсознательно хотелось. Я понимал, что с самого начала Галя рассчитывала лишь на милые пустяки: ненавязчивое обожание Джагтара и мою мимолетную ревность, из которой по возвращении в гостиницу можно было бы высечь пару дополнительных искр похоти. Но Джагтару были тесны отведенные ему рамки. Глядя на все это, мне хотелось поддразнить их обоих.

В Агре мы издали увидели Тадж-Махал. Отражаясь в спокойной воде прямоугольного бассейна, он парил над городом, словно его купола были наполнены легким горячим газом.

Джагтар принялся цветисто и многословно рассказывать историю любви Шаха Джахана к несравненной Мумтаз из-за которой он якобы не обращал внимания на положенный ему по должности многочисленный гарем. Загнав любимую жену в гроб четырнадцатью родами за семнадцать лет, он принялся разорять казну империи строительством грандиозной усыпальницы.

Я отошел в сторону и принялся разглядывать ажурную ограду дворца. Сотни метров вырезанного в мягком мраморе сложного узора были искусно инструктированы полудрагоценными камнями. Шокировала непомерная, изощренная роскошь сооружения. Чувство, подвигнувшее хана уморить непосильным трудом тысячи рабов и обратить достояние страны в сияющую гробницу называть любовью не хотелось. Я подумал, что История, являясь по сути памятью человечества и обладающая всеми свойствами памяти одного человека накапливает без разбора все, выходящее за рамки обыденного — будь то значительное научное открытие, проявление подлинного величия духа, грабительские военные походы, убийство миллионов людей или материализованная воля великого сумасшедшего.

Я оглянулся, услышав невнятную взволнованную речь. Джагтар, стоя вплотную к Гале, что-то говорил ей быстро и горячо. Его жесты потеряли обычную плавность, но он все же не касался ее, словно на тренировке по бесконтактному каратэ. Галя хмурилась, глядя в землю. Наконец она повернулась и пошла в мою сторону.

На парковке нас обступили нищие. Джагтар что-то резко сказал им, и они позволили нам сесть в машину.

— Поедем на ковровую фабрику? — предложил Джагтар.

Он был в состоянии какого-то просветленного возбуждения и не мог спокойно сидеть на месте. Галя молчала.

— На фабрику? — переспросил я. — Конечно поедем. Это должно быть безумно интересно.

Ковровая фабрика была похожа на лабиринт. В одном из переходов мы наткнулись на худого голого старика, сидевшего, поджав под себя ногу, перед ткацким станком, сооруженным из кривых ошкуренных жердей. Крыши над ним не было, и солнце свободно падало на густо натянутые нити основы. Нижняя треть рамы была заполнена мохнатым телом будущего ковра. Старик, выдергивая из пучков шерсти отрезки нужного цвета, отработанными движениями неторопливо, одну за другой набрасывал петли на основу, словно повязывал микроскопические галстуки. Закончив ряд, он прижимал его, сдвигая раму станка вниз-вверх, и принимался за новый. Свисающие разноцветные концы петель не позволяли разглядеть будущий рисунок ковра, но старик с непостижимой уверенностью следовал некой намертво сидящей в его сознании цветовой матрице.

В большой комнате полные женщины в терракотовых сари, ползая по коврам, стригли их специальными изогнутыми ножницами. На выстриженной дорожке, как на опущенной в раствор фотографии проявлялся вытканный мастером узор. После этого ковры мыли в подвале, в специальном помещении с бетонным полом. Худые парни, стоя по щиколотку в воде, терли их жесткими щетками.

— Сколько они зарабатывают? — спросил я Джагтара.

— Пятьдесят рупий в день, — ответил он, не оборачиваясь, и продолжил что-то с жаром рассказывать Гале.

Пятьдесят рупий равнялись полутора долларам. Галя хмурилась и переминалась с ноги на ногу.

— Поехали домой, — наконец заявила она. — Мне впечатлений уже достаточно.

На обратном пути Джагтар уговорил нас заехать в Матхуру, на родину Кришны. По храму Кешав Дев тянуло терпкими благовониями. Их сладковатый аромат неуловимо напоминал запах тления. В каменных нишах помещались раскрашенные изваяния богов. В их мертвых, мстительных улыбках отчетливо читалась угроза. Из глубины алтаря доносилось монотонное одуряющее пение.

Я повернулся и вышел на воздух. Вскоре в арке храма появилась быстро идущая Галя. Вслед за ней с перекосившимися очками торопливо шагал Джагтар.

Мы остановились около уличной жаровни, где готовили самосу — треугольные пирожки с начинкой из гороха. Скамеек не было, и мы с Галей присели на дорожный бордюр. Галя ела пирожок, придерживая его двумя руками. Джагтар, отказавшись от еды, стоял рядом с ней и беспрестанно говорил, забираясь все дальше в дебри какой-то истории, как музыкант, в импровизации чересчур увлекшийся развитием темы. Он опустился на корточки сбоку от Гали и, продолжая говорить, в ажитации опустил свои сцепленные в ладонях руки на голые Галины бедра, опершись о них предплечьями. Галя несколько секунд механически продолжала жевать, затем швырнула остатки пирожка пасущимся поблизости голубям, резко встала и пошла к машине. Едва совладавший с равновесием Джагтар замолчал, поднялся на ноги и растерянно поплелся следом.

Остаток пути прошел в молчании. К гостинице мы подъехали ранним душным вечером. Небо наливалось сизыми сумерками, духота становилась нестерпимо томительной. Вот-вот должен был начаться ливень.

— Сколько мы должны тебе за поездку, Джагтар? — звонко спросила Галя, выпрыгнув из микроавтобуса.

— Не надо сейчас денег, — отрешенно отозвался Джагтар. — Мы же увидимся завтра? Я покажу вам новые фабрики. Хорошие цены…

— Не знаю, — резко ответила Галя. — Нам еще надо подумать, куда мы поедем завтра.

— Тогда позвоните мне, — тихо сказал Джагтар. — Вы же пока не уезжаете. — От его многословности и настойчивой бесцеремонности не осталось и следа.

Галя хлопнула дверцей и крупно зашагала к входу в гостиницу. Я помахал Джагтару рукой и двинулся за ней следом. Нагнать ее мне удалось только у лифта. Галя резко обернулась ко мне.

— Почему ты не дал ему по роже!? — почти крикнула она. — Он же чуть ли не лапал меня при тебе!

— Не заводись, — пожал я плечами. — Он тебя не лапал. Ну положил руки на бедра, так ведь не ладонями же. А все остальное было просто знаками внимания. Тебе ведь самой раньше все это было приятно.

— До тех пор, пока все было в рамках! — уже не сдерживаясь закричала Галя, входя в номер и швыряя сумку в кресло.

— Ну, дорогая, мне за твоими рамками не уследить. Ты бы хоть намекнула мне, что тебе не нравится его поведение.

— А тебе самому насрать на его поведение?! И на меня заодно?

Галя стремительно подошла к брошенной сумке, достала из нее сигарету и с размаху опустилась в кресло. Я молча смотрел на нее. Галя несколькими затяжками сожгла сигарету до самого фильтра и прикурила от нее новую.

— Я не хочу с ним завтра никуда ехать, — сказала она наконец. — У нас хватает своих контактов на рынках.

— Как скажешь, — пожал я плечами и подошел к окну. Снаружи на тонированное стекло из пересыщенного влагой воздуха оседали мелкие капли.

— Я — в душ, — бесцветным голосом сказала Галя. — Пойдешь со мной?

— Иди, я после тебя, — ответил я, не оборачиваясь.

За моей спиной хлопнула дверь ванной. Приглушенно зашипел душ. Раздался стук, и в номер ввалился Носов.

— Старик, давай выпьем перед ужином, — сказал он громко и подмигнул.

Вода в душе перестала шуметь, и я услышал Галин голос:

— Эрик, ты что, дома выпить не можешь?

— Галечка, мы быстро тяпнем по маленькой, пока ты будешь мыться и сохнуть. Ты ведь все равно не пьешь.

— Я могу просто посидеть с тобой, как всегда. Носов тоже может остаться.

— Ну хорошо, мы только посмотрим, какой тут бассейн и вернемся.

— Неизвестно какая гадость в этом бассейне плавает. Тебе что, душа не хватает? Ты бы лучше…

Я достал плавки и быстро закрыл за собой дверь, не дослушав Гали.

Мы с Носовым спустились в холл и вышли во внутренний двор гостиницы. Бассейн подковой огибал здание. Посередине его перекрывал стеклянный мост, в котором находился бар. Мы быстро переоделись и прыгнули в воду. В предгрозовых потемках она была бледно-голубой как аквамарин из Галиного кольца. Под стеклянным мостом бара в бассейне сидели Фиона и Руфь. Их купальники, состоявшие из крошечных лоскутов ткани, походили на аквамарин — в воде их практически не было видно.

Носов махнул официанту, тот вышел из бара и, приняв заказ, принес нам четыре клубничных “дайкири”. Носов, держа в одной руке коктейль и обнимая другой Фиону, открыл рот для произнесения тоста, но мощный удар грома заглушил его слова. Ливень начался сразу, сплошной стеной, как это бывает только в тропиках. Он был настолько плотным, что затруднял дыхание. От поверхности воды непрерывно взлетали тысячи фонтанов, сливающихся в сплошную пелену, не позволяющую ничего видеть на расстоянии вытянутой руки.

Рыжая голова Руфи расплывалась шаровой молнией в водном ореоле. Я притянул ее за талию, и она гибко оплела меня руками и ногами, впившись в мой рот пахнущими клубникой губами. В прохладе бассейна ее тело было горячим, как кипятильник в стакане воды. Реальность перестала существовать. Сдвинув вбок ничтожную полоску купальника, я нащупал бритый лобок Руфи. Затем я приспустил свои плавки, помог себе немного рукой и сразу же оказался в ее влажной, скользкой тесноте. Я обхватил ладонями ее мальчишеские ягодицы и почувствовал, как ее пятки сомкнулись на моей пояснице.

Ливень еще усилился, хотя это казалось невозможным. Дышать становилось все трудней. Разомкнувшись, мы выбрались из бассейна и, подхватив под навесом одежду и полотенца, бросились к входу в здание. Полотенца мгновенно промокли, и мы вбежали в лифт, истекая ручьями воды. Мы поднялись в номер Руфи. Фионы и Носова не было. Мокрые полотенца полетели на пол.

Через час я вышел в коридор в мокрых шортах и футболке. В торце коридора у окна стояла Галя. Ее интуиция как всегда была на высоте.

Увидев меня, она медленно пошла мне навстречу. Поравнявшись с пустующим постом дежурной, она неожиданно cхватила со столика телефонный аппарат и с силой бросила в меня, попав в плечо. Я метнулся к лестнице и прыжками помчался вниз по лестнице.

У себя в номере я переоделся в сухую одежду. Вошла Галя и заперла за собой дверь. Она была на удивление спокойна.

— Думаешь сбежать? — спросила она. — Ничего у тебя не выйдет. Не так все просто. Думаешь я зря потратила на тебя цeлый год? Если хочешь знать, я беременна.

Я молча слушал Галин монолог про ее загубленную молодость, про мнимую беременность и про больную мать. Порыв ветра донес через приоткрытое окно запах омытой ливнем магнолии. Я почувствовал неизъяснимую радость освобождения.

Антон ГЕЙН